Родион ВЕРЕСК

 

Родился в 1984 году в Саранске. В раннем детстве переехал в Петербург, окончил факультет журналистики СПбГУ. С 2005 года живёт в Москве, работает продюсером на телевидении. Пишет стихи и прозу. Публиковался в журналах «Нева», «Волга», «Урал», «Сибирские огни», «Север», на порталах «Сетевая словесность», «Точка.Зрения», «Ликбез». Участник Форумов молодых писателей в Липках и Совещаний молодых писателей СПМ.

 

«Улыбайся, девочка, улыбайся…»

 

Сепия

Нет, не нужно прокуренных кухонь, оборванных струн,

Отцветающих клёнов и в лужах расплывшихся лун,

Ветра ночного за пазухой, пустых берегов,

Семенящих по тротуару знакомых шагов.

И не нужно заглядывать в окна, под парапет,

Прижимаясь холодной щекой к водосточной трубе.

В облупившихся коридорах поскрипывают полы,

Кораблю в тарелке до берега не доплыть.

Только цапает объектив захламлённый балкон,

В стиле сепия улицу и облетающий клён.

И подстреленным голубем, оборванной тетивой

Падает скомканный снимок, катится по мостовой.

Нет, никто не убит, и никто не забыт наперёд,

Лишь над ветреным городом разворачивается самолёт,

И остывшие шпили выныривают из-под крыла,

И вода в затонах блестящая, как смола.

Разгоняясь на взлёт и готовясь держать удар,

Накрывает волна невидимый ординар.

 

24 мая 2011 года

 

Март

Улыбайся, девочка, улыбайся,

Я куплю тебе шелестящий букет,

Положу на крашеный табурет

Рассохшийся, у твоего изголовья,

Где трепещет солнечный свет

И недосмотренный сон

Обрывается на полуслове.

 

Поднимись с подушки,

Протри кулаками глаза.

Вот он, я, за широким немым окном,

Я бегу нараспашку

Мимо цветочных ларьков,

Потому что восьмое марта:

Город усыпан жёлтой мимозой,

И слежавшийся снег белёсый

Топорщится недотаявшим леденцом…

Вон он, девочка, веснушчатый юноша

С твоим лицом.

 

Продавщица в куртке

Докуривает сигарету,

Разнимает обнявшиеся тюльпаны,

Кладёт на газету,

Словно ребёнка замёрзшего

Собирается пеленать,

А ты смотришь и смотришь оттуда,

Из-за стекла,

На нескончаемый весенний базар

И мечтательно улыбаешься,

Вглядываясь в синеющий март.

 

Потому что липа

Ещё не вымахала выше крыши,

И церковь напротив, с лепниной,

Пока не разрушена.

И жива прабабушка,

И не умер от рака дед,

Потому что я ещё

Не свалился на руки вдруг,

Не стоптал ботинки,

Не отбился от рук,

Не потерял от дома ключи,

Не разбил фамильное блюдце,

Не уехал с потрёпанной сумкой,

Пообещав не вернуться…

Солнечный зайчик прыгает,

Собирая в охапку лучи.

Смейся, девочка, хохочи!

 

12 марта 2012 года

 

Капитан очевидность

Дальше Яндекса не уплыть,

Дальше пыльной вешалки не достать рукой.

Ветер бьётся о борт

Твоей подмосковной пятиэтажки.

На щербатом асфальте, как на рампе, белеет соль.

Выходи в воробьиное поле, к опушке лосячей,

Где из рыхлого снега растут корабельные мачты –

Неприступные сосны с изумрудной хвоёй парусов.

 

Выходи в наступающий вечер. Шаг торопливый сбавь.

Скоро звёздный медведь засветит ночным кораблям.

До Лапландии не дойти, до Рейкьявика не добраться вплавь –

Капитан Очевидность, покуривая, стоит у руля.

Возвращайся в тусклый подъезд,

К своему этажу, к своему началу,

Повторять про себя задумчиво: «нам бы, нам бы…»

 

Расчешешь мокрые волосы, ляжешь под одеяло

И заснёшь, отвернувшись от света настольной лампы.

Увидишь во сне что-то яркое: красное солнце застыло

Над бугристыми льдами. Заваленный горизонт засветился…

Откроешь глаза и спросишь растерянно: «Что случилось?»

Ничего не случилось. Декабрист на окне распустился.

 

Вот он, город у белой бухты,

Всплывающий на страницах Яндекса,

В мониторной яви.

Ты снова заснёшь, а я буду тебе на ухо

Шептать: Рейкьявик, Рейкьявик

 

18 января 2012 года

 

*  *  *

Только и остаётся – ухмыляться утру, которое превращается в день,

Наблюдать, как за гаражами испаряется последний снег

И как над головой выравнивается крыльев грачиных крен,

Говорить «ерунда», «посмотрим», «да» или «нет» - 

Будто бы шёл на свадьбу, а попал на поминки,

Не успев улыбку стереть с напряжённых губ,

Будто бы едешь в центр, а всё время Кузьминки –

Извержения полосатых труб.

Забредаешь туда, где вытоптаны газоны

И откуда бежит народ,

Переступая ржавые рельсы, продираясь через промзоны,

Между бамперов, загораживающих переход.

 

Может, дым рассеется к вечеру, а пока

Иди и не останавливайся, вдоль изгороди бетонной,

Кулаки сжимая в карманах и пугаясь звонка –

Не то трамвайного, не то телефонного.

 

23 апреля 2012 года

 

Дед Мороз

Шарик падает, разбивается в пыль, в серебристую блёстку,

«А вот это – смотри – на ветке – то ли снегирь, то ли дрозд!

Не хнычь! А то заберёт тебя Дед Мороз!..»

Степь да степь, снег да снег, воздух да воздух

В приоткрытую форточку. «Ну что ты разинул рот?»

Сумерки. Собирается хоровод

На чёрно-белом экране.

Останавливаясь у обрыва,

Мчится олень из Лапландии,

Старуха пишет послание на сушёной рыбе,

Снежная королева поднимает фату.

Снег идёт в комнате – синий, оранжевый, жёлтый,

Ярко-сиреневый… «Ёлки зелёные! Ёлки!» -

Сыплется, сыплется, сыплется в ровный сугроб.

 

Неподвижная ветка прибитого в коридоре оленьего рога.

«А теперь укрывайся, как следует, одеялом и спи!»

В чёрном ветреном воздухе, в снегу, в степи…

А проснёшься не здесь, не на стоптанном этом пороге.

Жёлтый альбомный лист. Дым из трубы. Незаточенный карандаш.

Дед Мороз, я тебя никогда не предам!

От Астаны до Лапландии только пару градусов вниз.

Сумерки. Утро. Гаснут в степи огни.

 

2 декабря 2012 года