Ольга ЖАДАНОВА

 

 

Окончила факультет журналистики МГГУ им. М.А.Шолохова. Медиалингвист, неофициальный поэт и рок-музыкант.

 

 

ВЕЧНОСТЬ ТАКАЯ МАЛЕНЬКАЯ

Рецензия

 

Летом 2014 года в петербуржском издательстве «Алетейя» вышли два сборника рассказов писателя, сценариста и кинодраматурга Натальи Карасик, дочери режиссера Юлия Карасика. «Черный квадрат Серегина» и «Поздняя любовь» – в любом порядке – череда «обыкновенных» историй, извлеченных из пропыленного ящика советской действительности на свет божий.

 

Люся Цветкова – незамысловатый псевдоним, под которым Наталья Карасик пишет прозу. На первый взгляд, такую же незамысловатую. Женская проза считается второстепенной величиной, даже когда критики хвалят слог, мысль, эстетику. Прозу Люси Цветковой  можно избавить от определения «женская», потому что она, как справедливо заметила Валерия Новодворская, является продолжателем чеховской традиции, которая в советское время вилась слишком тонкой нитью. Язык Цветковой лаконичный, легкий и звучный – как если произнести «белые купола храма» (так называется рассказ, открывающий сборник «Черный квадрат Серегина»). Кусочки, подсмотренные на кухне, во дворике, у церкви, в кафе, курьезы и горькие откровения – небольшой ряд деталей, но в них нет академического психологизма по линии «внешнее – внутреннее». У Цветковой, как в ранних рассказах Шукшина, кажется, что мысли героев слышно, настолько они просты и безыскусны на первый взгляд. Но за этой простотой – бытийная наполненность. В каждом рассказе открывается путь к небу.

Наталья Карасик – сценарист и кинорежиссер, и сама проза построена из миниатюрных сцен, мимолетных мгновений. Ее вечность – маленькая, карманная, раздробленная на «дату на календаре, и любовь, и двойку, и розовое небо чужой мечты».

– За что же вас любить-то, Горохов? За что? – спрашивает Горохова не молоденькая секретарша. И каждый из них – такой, как Горохов, подобный ему. Это не «мальчики» Достоевского, которые пухнут с голоду, но думают о судьбах России. Обычные люди. Плачут о многом, себя жалеют, любят деньги, завидуют и радуются. Но иногда находит озарение, и Серегин, Горохов, Харитонов – всякий, каждый, любой осознает, что есть только он и его «не сложившаяся, не складывающаяся жизнь», и «жизнь эту не поправишь, не изменишь, не переждешь».

Вот умирает Саша, а вот – еврейская бабушка. В это время где-то размышляет о своем предназначении старый писатель, которому нужно ехать, суетиться, спешить. А ведь он – только «гусеница-шелкопряд». Эти люди – инженер, продавщица, девочка-отличница, старик, которого не любит невестка – мало кому нужны. Их истории – не для большой сцены; без героизма, без размаха тянутся они мелкой бахромой. Но вот расплывшийся ретро-кадр незначительной кухни сменился – фокус – и полилась музыка Вселенной.

И получается, что жива во всем этом дурдоме, в бесконечной круговерти, только музыка, и идет она изнутри. И с нею Апокалипсис можно переждать. И хотя выходит так, что «человек умер, когда у меня праздник» (Цветкова) – это нужно переждать. И переждут, спасутся именно эти сирые, маленькие, убогие, будут блаженны, как и нищие духом, захмелев, завидуя, плача и слушая заезженную пластинку.

«Приют жалкий роскоши для бездомных» – это мир героев Цветковой, в котором наступает день похорон собаки, в котором маленькая грузинская девочка Натия бежит по песку маленькими крепкими ножками, в котором девушка по фамилии Крушайтис не найдет выхода и умрет. Во второй книге – «Поздняя любовь» – не такой растиражированной и обсуждаемой, как «Черный квадрат Серегина» – именно эта философия ностальгии зрелого человека. Подсмотренная за жизнь бесконечность, укладывающаяся в маленькую судьбу, в краткий миг. Цветкова рассказывает о друге, которого никогда не узнает сын, о Раечке, которая никогда не выйдет замуж за своего инженера – и видится в этом принятая предопределенность. Но до фатализма автор не доходит, потому что люди со страниц ее книги чувствуют жажду жизни, работает в них какой-то предохранитель, который оберегает их от зияющей неизбежности. Эта идея карманной вечности, свернутого пространства, несложная, житейская, но очень глубокая.

В конце «Черного квадрата Серегина» издатели выпустили еще и подборку стихов Люси Цветковой. И в них – о том же:

 

Вечность такая маленькая,

Вечность – миг, в который уместилась

Человеческая история,

И дата на календаре,

И любовь, и двойка,

И розовое небо чужой мечты.