Елена САФРОНОВА
Прозаик, литературный критик-публицист. Постоянный автор литературных журналов «Знамя», «Октябрь», «Урал», «Дети Ра», «Бельские просторы» и других. Редактор рубрики «Проза, критика, публицистика» журнала «Кольцо «А». Автор романа «Жители ноосферы» (М., Время, 2014)
Лауреат Астафьевской премии в номинации «Критика и другие жанры» 2006 года, премии журнала «Урал» в номинации «Критика» 2006 года, премии журнала СП Москвы «Кольцо А», премии Союза писателей Москвы «Венец» за 2013 год.
Член Русского ПЕН-центра, Союза писателей Москвы, Союза российских писателей
КТО ЛЕТАЕТ ПРОТИВ ПРАВИЛ
О книге Галины Нерпиной «Свет и тьма» (М.: Время, 2014. – Поэтическая библиотека)
Какой пугающей может быть поэзия! – думаешь иногда, читая стихи Галины Нерпиной.
Нерпина «ошарашивает» с первой же страницы своей новой книги с неслучайным названием «Свет и тьма» – огорошивает и потрясает читателя, даже «предупреждённого» заглавными словами, что в этой книге не всё будет солнечно и весело. Открывающее книгу стихотворение называется «Пчела». Ожидаемый ассоциативный ряд: лето, цветущая полянка, царство насекомых, добродушное гудение пчёл – земной рай, да и только!.. Такое развитие «заявки» выбрали бы девяносто поэтов из сотни. Или даже девяносто девять.
Галина Нерпина – тот единственный поэт, что сделал сноску к заголовку стихотворения:
«Заражённые ульи сжигают. Но некоторые пчёлы возвращаются в свой больной дом и погибают вместе с ним».
Жестокая правда о существовании «пчёл-камикадзе» трансформируется в не менее жестокое стихотворение:
Вобрав весь свет и тень добра и зла,
взлетает безутешная пчела,
из вечных странствий возвращаясь в улей…
Густым янтарным смыслом налита,
грабительница летнего куста
летит жужжащей, полной яда пулей.
Затем, что жизнь обозначает страсть, –
ей нужно долететь или пропасть.
Увидеть опечатанный и жуткий,
свой разорённый, свой сожжённый дом…
попасть туда – и умереть потом,
застыть во времени, в прозрачном промежутке.
И неожиданный эпитет в адрес пчелы – «грабительница», и сочетание «надрывных» прилагательных, и картинка осознанного самоубийства насекомого, которое люди не привыкли воспринимать иначе чем «козявкой» – все эти детали напрочь исключают из стихотворения идилличность, сентиментальность, слащавость. При этом оно остаётся лиричным и образно насыщенным.
Но Галине Нерпиной мало одного стихотворения, ставящего «соотношение» человека и букашки с ног на голову. Во-первых, насекомыми буквально полны её стихи, как летний сад:
Весь в бабочках, мигающий пейзаж
Так радостен, как будто перед взлётом.
Так много солнца в доме этим летом –
Что дом уже как будто и не наш…
…Кто б не хотел смотреть, как ночью
сквозь небо в дырочках волшебных
за ним следит звезда живая,
дрожа, как сердце у пчелы?
Ты хочешь крикнуть бреду: «Уходи!» –
но вдруг плывёшь туда,
где всё иначе,
где набухает, жалит звук один,
как летняя оса на старой даче…
Насекомые для поэтического мира Галины Нерпиной служат «маркерами» тончайших изменений пейзажа, настроения, в конечном итоге – бытия. Из таких «мелочей» складывается поэтическое пространство, пребывание в котором ответственно и даже опасно.
Через несколько страниц в книге читаем:
Кончил жук самосожженьем,
В жадном затрещал костре.
Стал игрой воображенья,
Чёрной точкой в янтаре.
Кто летает против правил –
Выбирает верный путь.
Ничего нельзя исправить,
Никого нельзя вернуть.
Дыма вьющаяся тропка.
И огня живая медь.
Всё душе его неробкой
Вмиг дано запечатлеть.
Двое «инсектов», свершающих самосожжение – это уже не совпадение. Скорее всего, для Галины Нерпиной огненный суицид – одна из наиболее доходчивых метафор поэзии. Сами догадайтесь, кого в контексте этой метафоры обозначают жуки и пчёлы… В своё время Виктор Пелевин назвал злую сатиру на человеческое общежитие «Жизнь насекомых». Галина Нерпина не столь конкретна, не столь и ядовита. Насекомые для неё, скорее, обозначение тех душевных качеств и дарований, какими не всякий «прямоходящий» может похвастаться. Особенно если они «летают против правил» или гибнут за свои возлюбленные идеалы.
Люди, похожие на людей, которыми также «населён» стихотворный мир Галины Нерпиной – в большинстве своём, не обыкновенные «пассажиры метро» или «соседи по подъезду». Нерпиной интересны персонажи необыкновенные; «другие», как обращается она к покойному поэту Денису Новикову:
Ты другой, равнодушный к себе самому,
разорвавший с судьбой договор бумажный,
из зеркал уходящий по одному…
Но и среди живых много «других», и с ними Галина Нерпина ведёт нескончаемый стихотворный диалог: с поэтами Дмитрием Веденяпиным, Татьяной Кузовлевой, Александром Тимофеевским, Еленой Исаевой, обращаясь к ним с откровением:
Все прощены. Пускай не там, но здесь.
Чего бы жизнь ещё ни причинила.
Мы видим свет, а он, конечно, есть,
Когда к утру сгущаются чернила.
Увидеть свет в чернилах так же непросто, как разумную волю к самоубийству в поведении жука, но Галине Нерпиной это не только под силу – она иначе не может. Отсюда, из её способности видеть «против правил», жутковатое, как страшная сказка, стихотворение «Побег» с центральным героем сродни альтисту Данилову:
Он видит маленького сына,
Который к вечеру затих,
Во сне, как доброго дельфина,
Свою подушку обхватив.
Он мерит комнату шагами,
Не зная, как себе помочь.
Он понимает – что покамест
Нельзя уйти из дома прочь.
……………………………
Никто не знает, что он может
Иные двери отпирать.
Так год проходит и уходит,
За ним другой, потом ещё…
И месяц вымытый восходит
Светить ему через плечо.
От умения поэтессы заглядывать «за грани» – как реального мира, так и привычных раскладов стихосложения (в которых бабочки олицетворяют безмятежность, а пчёлки – изобилие) – и рождается у читателя озарение: оказывается, поэзия, при всей своей красоте – дело страшное! Точь-в-точь – самосожжение.
Сжигая себя, поэт прибегает к этому последнему средству, чтобы пробудить, лишить покоя окружающих. Ибо покой – это сон разума, а сон разума рождает чудовищ.