Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 74




Foto1

Людмила ОСОКИНА

Foto4

 

Родилась в 1960 г. в Барнауле. Училась в Московском государственном историко-архивном институте на факультете архивного дела. Работала корреспондентом и обозревателем в изданиях «Клуб», «Юность», «Профсоюзы», а также книжным редактором в ИИД «Профиздат». Печаталась в «Московском комсомольце», «Вечерней Москве», «Юности», в «Истоках», «Клуб», «Дети Ра», «Зинзивер», «Футурум-Арт», «НГ Ex libris», «Кольцо А», «День поэзии-2010».

Первая книга «Природы затаенное дыханье» вышла в 1996 году в Москве в Издательском Доме Русанова. Книги «Черная дверь», «Черная кошка» (М., 2007), «Людмила Осокина: стихи, биография, библиография» (Издание Союза писателей Москвы). В конце 2010 в издательстве «Время» вышла книга стихов и романсов «Кофейная девушка».

Член Московского Союза литераторов. Член Союза писателей Москвы с 2007 года. Главный редактор Библиотечки поэзии Союза писателей Москвы. Вдова легендарного поэта Юрия Влодова. Живет в Москве.

 

 

НОВАЯ БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

Отрывок из романа

 

У Людмилы Осокиной в издательстве «Время» вышел роман «Новая божественная комедия».

Библейская история отношений Бога и людей, постулаты со Скрижалей, наставления святых пастырей, понятия греха и праведности – все эти вопросы волнуют мыслящего человека с древнейших времён. Возможно, потому, что устройство мироздания неисповедимо, и наличие «на вооружении» рода человеческого целого арсенала религиозных учений не даёт полного знания о нём, напротив, лишь подвигает людей на самые дерзкие толкования, вплоть до откровенных фантазий. Сначала создаётся священная история – а затем различные производные на её тему, ибо она и с литературной точки зрения благодатна. Людмила Осокина смело переосмысливает «устройство» рая, ада и земли. Безусловно, на этом пути она не первая – вспомним хотя бы Лео Таксиля с его «Забавным Евангелием» (книга Людмилы Осокиной перекликается с ним даже «шутливой» интонацией названия). Однако череда предшественников на этом поприще не накладывает табу на интерпретирование Священного   писания современниками. Тем более, что Людмила Осокина – весьма добродушный интерпретатор – обратите внимание, как добр, милосерден и воистину обнимает весь мир, даже чертей, своей любовью Бог в её изображении!

Предлагаем вниманию читателей одну главу «Новой божественной комедии».

 

Глава 6. О Боге и Дьяво, о Поднебье и поднебовцах, о Райской Трубе и Божьей манне и кое-что о Гордости

 

Отца всех ангелов, а также всего сущего на земле и на небе звали Господь Бог. После всем известной ссоры со своим сыном, в прежние времена называвшемся Сатаной, а в теперешнее время — Дьяво, Господь продолжал жить, как и жил, у себя на Небе, в Раю, а вот сын оказался за пределами Райских врат или в Поднебье.

Часть небесных жителей поддержала в этой ссоре сына и ушла вместе с ним из Рая в Поднебье. С той поры дотоле дружные обитатели Небес раскололись на два враждебных лагеря и, как могли, строили друг другу всевозможные козни.

Ангелы являлись коренными жителями Неба. Ангелов, ушедших в Поднебье, стали называть поднебовцами, поднебесами или просто бесами. А кто-то даже обозвал их чертями, то есть находящимися за чертой, за Райскими вратами.

Жизнь в Поднебье оказалось намного тяжелее, чем в Раю. Не хватало света, тепла, да и пропитание было довольно скудным. Поэтому со временем многие поднебовцы от такой жизни потемнели лицом, обзавелись рогами и копытами. Правда, сами за собой они такой перемены не замечали, так как сменилось уже не одно поколение чертей. А откуда современным жителям было знать, какую наружность имели их далекие предки?

Только бессмертный Дьяво мог помнить, какими были те, древние поднебесы. Все ж-таки Божий сын, хоть и ушедший из Рая!

Дьяво, конечно, видел эти печальные перемены, происходившие с его народом, но что он мог сделать? Как Божий сын он обладал определенным могуществом, но на его народе лежало Божье проклятие, и никакими собственными усилиями он не мог его снять.

Правда, Дьяво тоже не миновало это проклятие, и он потемнел лицом и приобрел рога и копыта, но мириться с Батей не захотел, даже попав в такое затруднительное положение.

Господь с самого начала хотел примириться с сыном, словно чувствовал за собой какую-то вину, но Дьяво ни на какое примирение идти не хотел, гордость не позволяла. Так всё и оставалось по-прежнему.

Небо и Поднебье связывала специальная Труба. Для Небес Труба являлась своего рода канализацией — в неё сбрасывали все райские отходы. Нельзя же было Рай захламлять!

Для нижних жителей Труба стала чем-то вроде рога изобилия, и поднебовцы толпами подбегали к Трубе в назначенное время, чтобы хоть что-то ухватить от очередного сброса.

Сбрасывали много кой-чего. Но особой любовью у нижних пользовались райские колбаски. Вкус и запах у них был отменный, кроме того, они прекрасно утоляли голод. Очень нравилась также поднебесам райская водичка, или «ситро», как её называли в народе. Водичка эта прибавляла сил, вселяла бодрость. Но требовались определенные предосторожности в употреблении райского напитка. Ситро являлось довольно крепким, и если выпить его чуть больше положенного, то можно было оказаться в неудобном положении. Его действие было сродни земному вину, перебравший мог свалиться и уснуть прямо на дороге, а некоторые, особо буйные личности, начинали горланить песни или дебоширить.

Среди чертей уже были сильно пристрастившиеся к напитку, ведь он давал во многих случаях райские видения, а так не хотелось потом с этими видениями расставаться и опять смотреть на бренную поднебесную жизнь. Поэтому около Трубы, где-нибудь в кустах или в канавках, прятались любители хлебнуть. И как только начинали падать первые капли благодатной жидкости, выпивохи-ситрошники с криками подбегали к Трубе и подставляли кто ведро, кто банку, кто бутыль, а кто и просто собственное горло.

Сыпалась из Трубы и так называемая манна небесная. Ее было больше всего. Поднебесы с удовольствием собирали ее и варили из нее потом вкусную манную кашу. Правда, они не догадывались, что это всего-навсего мыльные хлопья, образовавшиеся от Божьей стирки. Да и зачем им было об этом знать?

И поднебесы недоумевали, почему это верхние жители выбрасывают такие превосходные продукты? Наверное, от изобилия.

Только один Дьяво не пользовался Божьими дарами, никогда ничего не собирал у Трубы, не вкушал райских продуктов. Он, конечно, понимал, что это за «ситро» льется из Трубы и что представляют из себя «райские колбаски», да и о «манне небесной» имел представление. Но не хотел лишать свой народ удовольствия есть райские отходы. Ведь с продовольствием в Поднебье всегда было туговато. Раз нравится — пусть едят.

Сам же Дьяво питался единственным блюдом личного приготовления — своей собственной Гордостью. Запасы Гордости в стародавние времена казались неисчерпаемыми, но в последнее время она стала заметно убывать. А может, и воровал кто потихоньку. Из-за убывания Гордости стали вдруг возникать сомнения: а может, он чего делает не так? Это сильно беспокоило Дьяво, и он в последнее время был сам не свой, весь на нервах.

А тут еще Господь-батюшка душу бередит, в Трубу постукивает, масла в огонь подливает.

К слову сказать, в личные покои Дьяво тоже выходила райская Труба, но уже другая, не канализационная. Ее Господь специально сотворил для связи с Дьяво в экстренных случаях. Мало ли что может случиться и ему, Дьяво, вдруг срочно понадобится Божья помощь. Не кричать же об этом в канализацию!

Но Дьяво из гордости никогда этой Трубой не пользовался и даже заткнул ее от соблазна разными тряпками, паклей, мусором. Но Господь не унимался, все стучал в Трубу и говорил громким шепотом:

— Сынок! Эй, сынок! Как ты там, без Божьей-то помощи? Эх, горе ты мое горькое, горе луковое! Молчишь? Ну помолчи, помолчи еще чуток! Вот Гордость кончится, тогда и заговоришь! Тогда и потолкуем с тобой!

Дьяво недоумевал, откуда Отцу известно об убытке его Гордости, но, тем не менее, ему об этом было известно.

Господь частенько подходил и к общей Трубе, только не во время сбросов (что лишний раз нижний народ баламутить!), а в промежутках между ними.

Под Трубой играли чертенята — чертовы дети, не приспособленные пока еще по младости лет ко всяким демоническим работам.

Резвясь и играя, они заглядывали в Трубу, любовались в просвет Трубы райскими кущами, а завидев его, Господа, кричали: «Дедка! Дай конфетку!».

Господь доставал из бездонных карманов своего одеяния разные сладости и бросал их чертенятам, наблюдая с умилением, с каким удовольствием поедают их эти, ни в чем не повинные еще создания.

Однажды его за подобным занятием застал Великий Праведник и раскричался так, что тошно стало:

— Ну и ну! Чертей, значит, подкармливаете?! Нехорошо, Господь-Батюшка, эдак поступать! Мы с ними борьбу ведем, дней и ночей не спим, а вы им конфетки суете! Так они пуще прежнего разведутся, совсем покою не дадут!

— Да я разве чертей кормлю, — пытался оправдаться Господь, — я самых маленьких, безгрешных еще. Ведь малыши совсем, сладенького хочется им, а откуда у них там сладенькому взяться?..Вон, посмотри, самый мой любимый малыш, Чертоша, — Господь подвел Великого Праведника к Трубе, — какой миленький, а? Вот только личико ему немножко от сажи отмыть и чем не ангелок?..

Чертоша в этот момент стоял под Трубой и умильно смотрел вверх, ожидая, когда добрый Дедка появится еще раз и сбросит ему сладкое мороженое.

Великий Праведник как раз заглянул в Трубу и, увидев замызганного Чертошу с рожками, ожидающего подношения, тотчас отпрянул, скривившись от отвращения:

— Что вы такое говорите, Господь-Батюшка, только поганей рожи я не видел еще! Тьфу! Сгинь, нечисть проклятая! Сгинь! — и сплюнув, пошел прочь от Трубы.

— Эх, горе вы мое горькое, горе луковое, — с укоризной сказал Господь вослед уходящему Праведнику.

Под Трубой, внизу раздавались горькие рыдания обиженного чертенка. Господь позвал малыша:

— Чертоша, эй, Чертоша! Глянь-ко сюда!

Чертенок посмотрел на Господа глазами, полными слез.

— Не слушай его, это нехороший дядя. Пойди-ко лучше ко мне, я тебя пожалею и мороженое дам.

— А как, Дедка? — Чертоша отер слезы. — Я уже пробовал туда забраться, но ничего не получилось, все время скатывался вниз.

— Просто так, без моей помощи ты, Чертоша, никогда сюда не заберешься, — шепотом сказал Господь. — Но если я разрешаю, значит, можно. Я тебе сейчас ступеньки сотворю.

Тотчас внутри Трубы появились очень удобные ступеньки, и чертенок в мгновение ока взбежал по ним в Рай.

Господь усадил малыша на колени и, сунув ему мороженое, которое тот тут же начал уписывать за обе щеки, принялся расспрашивать юного жителя Поднебья о его житье-бытье. Тот с живостью отвечал.

— Скажи, Чертоша, ты когда-нибудь пробовал умыться? — спросил Господь после своих безуспешных попыток стереть с лица малыша грязь, размазанную слезами.

— Никогда не пробовал! — с гордостью отвечал Чертоша. — Нам Тятяня мыться не велит. Говорит, раз мы черти, значит, должны чумазыми ходить!

— Ну, это он зря говорит, — с досадой пробурчал Господь. — Чистота — она никому еще не помешала. Тятяня! Ишь, чему детей учит!

— Непременно должны грязными ходить! — весело лопотал чертенок, — иначе, кто ж нас бояться будет? А нам надо всех стращать, так Тятяня гутарит. Мы ж — черти, значит, стращать всех должны. Так положено нам.

Господь уже почти ничего не говорил и только печально качал головой в ответ на россказни малыша:

— Эх, горе вы мое горькое, горе луковое, эх-хо-хо!..

— Дедка! — вдруг встрепенулся чертеныш, — когда еще раз в Трубу заглянет этот противный дядька, я в него из рогатки стрельну. У него вот такой фингал вскочит! Будет знать, как забижать меня!

Господь опять покачал головой, не зная, что и возразить на подобное заявление:

— Эх, горе вы мое горькое. Горе луковое...

— Ну ладно, Дедка, мне пора! — сказал Чертоша. — А то меня маманя искать будет. Испужается, подумает, что где-нибудь в болоте утонул, у нас ведь такие страшные болота кругом!

— Иди, ненаглядный, иди, — проговорил Господь, спуская Чертошу с колен. — Как-нибудь опять придешь ко мне в гости.

— Приду, Дедка, приду, — весело крикнул чертенок, спускаясь по ступенькам вниз.

Когда Чертоша скрылся из глаз, Господь, тяжело вздохнув, опять убрал ступеньки. Непонятно было только, почему его так волновали бесовские проблемы и зачем ему, Господу, это было нужно.