Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 71




Олег КОМРАКОВ

Foto1

 

Родился в 1977 году в Москве. Закончил Российский торгово-экономический университет, работал инженером-экономистом и бухгалтером. В 2013 году окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им. Горького. Печатался в журнале «Полдень, XXI век». В 2009 году издана книга «Десять дней без солнца».  В различных бумажных и электронных изданиях печатались статьи о литературе и кинематографии. С ноября 2011 года возглавляет литературный отдел журнала современной культуры «Контрабанда». Участник семинара критики Совещания молодых писателей при СПМ в 2013 г. 

 

 

ОТ УЭЛЛСА ДО ДОВЛАТОВА

Проект «Классициум». Отправь писателя-классика в космос!

 

Классициум: антология/сост. Глеб Гусаков, Игорь Минаков. - М.: Снежный Ком М, 2012. - 496 с.: ил.

 

В жанре научной фантастики и фэнтези существует давняя и почтенная традиция выпуска антологий повестей и рассказов нескольких авторов. И это неудивительно. Так сложилось, что крупные издательства, работая с фантастикой, предпочитают печатать как минимум романы, а лучше – сразу целые циклы, издают в основном хорошо известных авторов и требуют строго подчинения правилам массовой литературы. Антологии же, напротив, дают маститым писателям возможность попрактиковаться в малой форме, заняться литературным экспериментом и проявить себя с неожиданной стороны. Для начинающего же автора антология – хороший шанс заявить о себе и получить первый серьёзный литературный опыт.

В советские времена издательство «Молодая гвардия» практиковало выпуск ежегодных антологий с простым названием «Фантастика», также различные издания выпускали подборки произведений на определённые темы: о контакте с иным разумом, об экологии и защите окружающей среды, о путешествиях во времени и так далее. В нулевые годы эту традицию возродили сразу несколько издательств. В 2000 году издательство АСТ возродило серию «Фантастика», затем в 2005 году издательство «Эксмо» запустило проект «Русская фантастика», и с 2010 года в рамках той же серии появился проект «Настоящая фантастика».

Параллельно с этим издательство «Эксмо» решило сделать ставку на жанр фэнтези и с 2003 года начало выпуск ежегодных антологий, которые так и назывались незатейливо - «Фэнтези». В ответ АСТ запустило серию «Русская фэнтези» (да, большие издательства не блистали оригинальностью, придумывая названия). А «Эксмо» пополнило свой список издаваемых антологий ещё одним наименованием: «Городская фэнтези». Ежегодные антологии стали печатать и небольшие издательства, так, например, издательство журнала «Уральский следопыт» выпускает сборник «Аэлита» по результатам работы одноимённого литературного семинара.

В нулевые годы активно печатались также и тематические антологии всевозможных поджанров: «мечи и магия», мистика, постапокалипсис, сказки, киберпанк, боевик, ну и, конечно, всеми любимая юмористическая фантастика. Подробнее о том, что творилось в последние годы в области составления сборников, можно прочесть на сайте Лаборатории Фантастики, где на странице «Антологии» (http://fantlab.ru/anthologies) размещена подробная информация обо всех такого рода изданиях, выходивших на русском языке, начиная с 1960-х годов.

В последние годы заметный вклад в дело издания антологий рассказов и повестей внесло издательство «Снежный ком», специализирующееся на выпуске фантастической литературы, причём в основном такой, которой тесно в привычных рамках жанра. В 2011 году «Снежный ком» начал серию своих антологий достаточно неожиданно: с феминистической фантастики. Сборник назывался «Феминиум», составлен он был из произведений феминисток и нескольких известных фантастов, причём все участники писали под женскими псевдонимами, а читателям предлагалось угадать, кто в сборнике феминистка, а кто мужчина-фантаст.

В последующие годы в издательстве «Снежный ком» вышли сборники:

«Фантум 2012. Локальный экстремум» и «Фантум 2013. Между землёй и небом», посвящённые самым актуальным и дискуссионным научным исследованиям: виртуальная реальность, биотехнологии, искусственный интеллект. «Темпориум»: путешествия во времени, хроноклазмы, временные парадоксы. «Гусариум»: историческая фантастика, выпуск сборника приурочен к 200-летию Бородинской битвы. «Бестиариум»: действие всех произведений разворачивается в альтернативной реальности, примерно соответствующей 30-м годам XX века, с той только разницей, что в этой реальности на Земле проснулись и вновь заявили о своих правах древние ужасные божества (гремучая смесь «эпохи дизеля» с Лавкрафтом). «Вербариум»: рассказы, объединённые темой сложных отношений между человеком и Словом.  

Но ещё в самом начале, в 2011 году издательство «Снежный ком» запустило один весьма любопытный и, даже можно сказать, дерзкий литературный проект, названный «Классициум». Нескольким писателям-фантастам было предложено написать в стиле одного из литературных классиков 20 века научно-фантастическое произведение, действие которого развёртывается в условно альтернативной реальности, очерченной следующими рамками.

В этом мире вместо мировой войны произошло объединение человечества, выход в космос состоялся в 30-е годы, далее человечество широким шагом прошло по Солнечной Системе, основав колонии на всём пространстве от Венеры до внешних планет. Кроме того, на Марсе земляне обнаружили древнюю умирающую цивилизацию, удивительно похожую на ту, что описана Брэдбери в известном цикле рассказов. 

При этом исходная задача состояла не только в том, чтобы стилизоваться под того или иного писателя, но и сделать этого писателя частью жизни альтернативного мира. Потому для дополнительной убедительности каждой из вошедших в состав сборника вещей предпослана «альтернативная» биографическая справка об авторе. Так, Довлатов становится журналистом газеты на Япете, Гумилёв гибнет во время монархического бунта на Марсе, Хемингуэй и Ремарк живут и пишут на Венере и так далее.

Опыт литературной мистификации или, если угодно, литературной игры, получился весьма интересный; этого материала хватило бы на большую литературоведческую монографию. Я же в рамках этой статьи ограничусь лишь несколькими разрозненными соображениями, возникшими после прочтения текста.

 

* * *

 Хотя «Классициум» номинально и относится к жанру «научной фантастики», никакой научности в строгом смысле этого слова в нём нет и в помине. В наши дни мы слишком хорошо знаем, насколько проблематично не то, что освоение и колонизация других планет, но даже просто исследовательский полёт к ближайшему нашему планетарному соседу – Марсу. Представить, что в 30-е годы, на том уровне развития техники, удалось добраться до внутренних планет, за несколько десятилетий их полностью колонизировать и параллельно основать большие колонии на внешних планетах, решительно невозможно. Кроме того, современные  исследования Марса с помощью зондов явно и неоспоримо  доказали, что надежды на встречу с «древней цивилизацией» на этой планете совершенно беспочвенны.

Таким образом, получается, что мир «Классициума» представляет собой мир фэнтезийный, не в привычном смысле «мечи и магия», а в том, что существует он исключительно в воображении. Мир «Классициума» - это Волшебная страна, Небытьляндия, только не с волшебной, а с научно-фантастической окраской. Отсюда можно сделать вывод, что идея колонизации других планет, которая полвека назад, во времена «золотого века» англоязычной фантастики, казалась вполне реальной, пусть и с некоторыми натяжками, окончательно ушла в область сказочного сюжета. Говоря с культурологической точки зрения, миф о колонизации иных планет умер и стал мифологией. В этом есть, пожалуй, даже некая ирония судьбы – идея, бывшая составной частью прогрессистского мировоззрения, объявившего войну всем и всяческим мифам, обещавшего стать единственной основой для человеческого мышления на тысячелетия вперед, ныне заняла в культуре место где-то рядом с титаномахией и плаванием Одиссея.

 

* * *

Всегда сложно оценивать литературные достоинства стилизации, а уж в условиях, когда помимо схожести с оригиналом необходимо вписаться в рамки заранее заданного мира, это сложно вдвойне. Непонятно даже, на что ориентироваться: то ли на литературные достоинства произведения самого по себе, то ли на схожесть с оригинальным автором, то ли на то, насколько оно соответствует тем условиям, которые были изначально поставлены перед авторами. Пожалуй, единственное, что остаётся в данной ситуации литературному критику, так это отметить, насколько разнятся представленные в сборники произведения, и насколько по-разному подошли авторы к решению задачи.

Есть произведения с абсолютной стилизацией, на грани пародии (а то и вовсе за гранью), когда автор просто переписывал исходный текст с использованием другого окружающего мира. Именно такими оказались рассказы «Сетон-Томпсона» и «Довлатова», отличающиеся от оригинальных текстов тем, что действие перенесено на другие планеты. Вот «Сетон-Томпсон»:

 «Бен-Нори рассказывал, что видел, как Мисо поймала у реки маленького турупина; тот немедленно свернулся клубком, выставив наружу все свои иголки. Мисо принялась катать его лапками по земле, ожидая, что турупин расслабится и обнажит нежно, уязвимое для острых зубок зерды брюхо, но зверек не сдавался».

А вот «Довлатов»: «Помню, служа охранником на рудниках Ганимеда, я дружил с одним человеком, заморозившим свою жену в жидком аммиаке. <…> А был ещё один старый марсианин, он сидел за то, что расшиб по пьяни хрустальную сосульку в общественном месте. На Марсе за такое дают пожизненный срок».

Псевдогумлёвские «Звездолёт подарил мне мой друг Люцифер» и «Послушай: далёко, на Марсе, в багровых песках//Изысканный бродит мутант» - это просто откровенный и намеренный китч,  отсылающий к опытам различных субкультур по переделыванию классических произведений с использованием собственного арго. Напротив, «космический Маяковский» - это именно стилизация:

 

Отходит

    планетарный литерный?

Прошу в вагон

    Заюпитерный!

- Ах,

      Шляпу дома забыл,

                                  Растяпа!

- Да полно!

                    Вот вам

                                   Сатурна шляпа!

 

Другой вариант представляет собой усложнение литературного мира путём добавления аллюзий на произведения других писателей, помимо того, под которого стилизуется автор. Так, в рассказе «Ремарка» появляется герой «Марсианских хроник» Брэдбери, а в рассказе «Шукшина» прослеживаются  параллели с «Долиной Проклятий» Желязны. Самым же блестящем и неожиданным оказалось скрещивание в одном тексте «Аэлиты» А. Толстого и «Лолиты» Набокова, давшее в результате повесть «Марсианка Ло-Лита». А вот «Горький» предложил ещё один вариант литературной игры – можно сказать, вывернул наизнанку предложенные правила, написав повесть от лица писателя Пешкова, который каким-то загадочным образом перенёсся из нашего мира в мир «Классициума». 

По-разному авторы подошли и к выбору места действия. Так, «Уэллс» отправляет своих героев в джунгли Амазонии, лишь мельком упоминая о космической экспансии человечества, причём носят эти упоминания явно нарочитый характер, никак не влияя на содержание текста. С другой стороны, «Сент-Томпсон» и «Эдгар По» хотя и переносят своих героев на Марс, но ничего специфически «марсианского» в их повестях не происходит, так что с точно таким же успехом они могли бы оставить героев на Земле.

Заметно и разное отношение авторов к языку своих произведений: кто-то старается придерживаться выбранного авторского стиля на протяжении всего произведения, кто-то быстро выдыхается и переходит на другой, более простой и более привычный язык. Так происходит, например, с «Набоковым» в повести «Жемчужные врата»:

«- Что же я, не русский, в самом деле?! – сказал Данин, заказал машине «водки, два раза», с бешеной весёлостью хлопнул стакан, закусил солёным огурцом, недрогнувшей рукой сунул трубу в окошко «Мусор. Выбросить», помянул её второй порцией, занюхал рукавом, на шатающихся ногах пошёл в спальню, упал на кровать, не раздевшись, и проспал целые сутки…»

При этом другой «Набоков» в повести «Марсианка Ло-Лита» более-менее похож на свой оригинал до самого конца (наличие в сборнике двух разных Набоковых – безусловно, удачнейшая находка, которая ещё больше увеличивает накал сюрреалистичности).

Можно было бы поговорить и о том, как стиль оригинального автора «проступает» через надетую маску. Ведь в создании сборника приняли участие не только молодые писатели, но и маститые, со своим сложившимся литературным языком: Геннадий Прашкевич, Леонид Кудрявцев, Далия Трускиновская, Г.Л. Олди… При этом составители сборника вновь, как и в случае «Феминиума», предложили читателю игру: на обложку вынесены настоящие имена авторов, но в самой книги указаны только псевдонимы. Так что человеку, знакомому со стилем указанных авторов, стоит сначала попробовать угадать, какой рассказ чьему перу принадлежит, а лишь затем посмотреть полный перечень с указанием авторов и псевдонимов на сайте издательства (http://www.skomm.ru/classicium).

Список критериев можно строить дальше, и в каждом случае произведения будут распределяться по-своему.  Для иллюстративности можно в духе структурализма построить несколько красивых графиков и расположить каждое произведение по шкалам, допустим, «пародия - стилизация», «отсутствие фантастического антуража - максимум фантастического антуража». Или построить диаграмму, в которой секторами показать распределение места действия произведений по различным планетам: Земля, Венера, Марс, спутники внешних планет. Впрочем, структуралистский анализ при всей его любопытности, в данном случае вряд ли применим. Один сборник, пусть даже и столь разнообразный, даёт слишком мало статистического материала, для полноценного анализа их нужно пять-шесть, не меньше.

 

* * *

Неудобно напоминать о таких общеизвестных вещах, но всё же: классические писатели признаются таковыми не только за стиль, но ещё и за наличие в их произведениях мысли и некого авторского мировоззрения. И если со стилем авторы «Классициума» худо-бедно справляются, то с мыслями - отнюдь не всегда. Если печальная романтика Ремарка, суровая мужественность Джека Лондона и трогательная любовь к природе Сент-Томпсона авторам удались вполне, то некоторые стилизации с точки зрения представления авторского мировоззрения вызывают откровенное недоумение.

Так, в повести «Марсианка Ло-Лита», о которой говорилось выше, не хватает увлечённости словом; чётко прописанный сюжет перетягивает на себя внимание, лишая повесть той ауры таинственности и изящной двусмысленности, которая столь блестяще удавалась настоящему Набокову.

У «Бабеля» начисто отсутствует ощущение интеллигентного юноши, слабого и романтичного, оказавшегося на братоубийственной войне, столь не похожей на его наивно-рыцарские представления о героизме, среди людей, чуждых ему по духу. Нет ощущения революционной стихии, которая подняла массу казачьей голытьбы, вырвала их из привычной жизни, спаяла вместе и бросила в «сабельный поход». Вместо «Конармии» вышло что-то вроде дневника офицера колониальной армии, идущей завоевательным походом по марсианской пустыне среди местных диких племён. И хотя по стилю эти записки местами напоминают Бабеля, но по сути не имеют к нему никакого отношения.

«В пёстрой, сытой Азоре марсиане были другими – словно дети они тянулись к могучим землянам, наши винтовки и грузовики, рации и прожекторы вызывали у них неуёмный восторг. Любую безделушку с Тлацетла (так они называли Землю) можно было сменять на золото – настоящее, гладкое и тяжёлое золото. Особенно им полюбился табак – раз распробовав, марсиане шалели от дыма, как индейцы от выпивки».

То же самое можно сказать и о «Жемчужных вратах» «Набокова» и о «Колоколе ничтожных» «Горького» - стиль оригинала есть, мировоззрения оригинала нет и в помине. Возникает даже такое нехорошее ощущение, как будто видишь перед собой литературного оборотня: у него лицо и голос хорошо знакомого тебе человека, но только в глазах не такое выражение и смысл слов совсем другой.

Понятно, что авторы могли бы на это ответить, что пишут они вовсе не за тех Бабеля, Набокова, Горького, которых мы знаем, а за людей с теми же именами, но выросших в других условиях, проживших другую жизнь, получивших другой опыт, чем оригиналы из нашего мира. Тогда и не стоит удивляться, что они пишут вроде бы так же, но имеют иное мировоззрение. Так-то оно так, конечно, но есть всё же некоторое лукавство в такой лазейке – она заранее снимает возможность для любой критики и тем самым превращает предложенную игру во что-то несерьёзное.   

 

 * * *

Раз уж речь зашла о мировоззрении, выраженном в сборнике «Классициум», то стоит заметить, что не во всех, но некоторых вошедших в его состав произведениях сквозь мир «классической фантастики» и «классической литературы» пробивается до боли знакомая тема «упущенного великого шанса», одна из магистральных тем современной российской фантастики. Та самая будоражащая сердце идея о том, что некогда в прошлом для России существовала возможность стать доминирующей мировой (а затем и космической) державой и оставаться ей многие годы, если не тысячелетия.

Уже в исходной идее сборника заложено не просто единение человечества, а единение, в котором Россия играет одну из главных ролей (само издательство сформулировало это вполне  прозрачно: «Космос должен быть нашим!», и под «нами» явно имеется в виду не человечество в целом, а одна конкретная страна). Как результат -  по Марсу маршируют совместное русско-немецкие (!) войска, и даже в произведениях «западных классиков» каждый второй герой – русского происхождения. Перед читателем предстаёт не просто научно-фантастическое литературное поле 60-70 х годов, но поле, перепаханное «в нашу пользу». Точнее говоря, перед нами даже не одно поле, а взаимоналожение трёх полей: классики «серьёзной литературы» 20 века, золотого века американской фантастики (доработанного под отечественный стандарт) и современной российской фантастики.  

Что ж, мировоззрение – вещь живучая. Как ни старайся его заглушить хотя бы на короткое время, оно всё равно проявится, и в сборнике «Классициум» очень хорошо видно, что «патриотический эскапизм» остаётся едва ли не единственным фундаментом отечественной фантастики. О чём бы ни писал современный российский фантаст, всё равно как-нибудь да свернёт на тему «неизбежного величия России», будь то в прошлом, в возможном будущем или в мире фантазии.

Такие проявления литературного бегства в мир «утраченной империи» вполне понятны. Эта тема пользуется спросом среди читательской аудитории, а откуда берётся спрос – тоже понятно, достаточно посмотреть телевизор или почитать обсуждения в политических блогах. Только вот выглядит этот эскапизм каким-то подростковым инфантилизмом, который ну никак не вяжется с попыткой писать «серьёзную литературу» в жанре фантастики. Всё-таки Набоков, Горький, Бабель, Шукшин, По, Уэллс, Хемингуэй создавали взрослую литературу для взрослых людей. А вот когда речь заходит о сказочниках – Грине и Сент-Томпсоне, или о подростково-романтичном Джеке Лондоне, то на их стиль эскапизм современной отечественной фантастики «ложится» вполне органично (хотя любопытно было бы почитать фантастику в стиле Лондона, но не «Белого клыка», а, допустим, «Маленькой хозяйки большого дома»).

 

* * *

Подводя итоги сказанному. Сборник «Классициум», безусловно, является крупным событием в мире отечественной фантастике, в каком-то смысле, он представляет собой самое наглое литературное хулиганство в этой среде со времён «Посмотри в глаза чудовищ» Лазарчука и Успенского, где чудом спасшийся из чекистского застенка Николай Гумилёв сражался в тайной войне с чёрными магами.  Но это хулиганство не ради «чистой радости разрушения», а ради исхода из жанрового рабства, в котором отечественная фантастическая литература пребывает последние два десятка лет, в обетованную землю «настоящей литературы». И в то же время эта попытка откровенно показывает, почему фантастика до сих пор остаётся в жанровом рабстве и сколько фантастам ещё предстоит работы над собой, над своим писательским мастерством, избавлением от подростковых комплексов. Но это, конечно, при условии, что «Классициум» действительно станет некоей точкой прорыва и новым ориентиром для жанра, если фантасты взглянут на себя со стороны «серьёзной литературы» и смогут извлечь уроки из увиденного. Иначе же сборник так и останется забавной безделушкой, поверхностным литературным развлечением, никого ничему не научившим.