Журнал «Кольцо А» № 71
Иосиф ПИСЬМЕННЫЙ
Родился в Украине. Окончил МАИ, доктор технических наук. С 1995 года – старший научный сотрудник в Хайфском Технионе (политехническом университете) в Израиле. Печатался в журналах «Кольцо А», «Крокодил», «Знание-сила», «Наука и жизнь», «Самарская Лука», в альманахе «Знание – сила. Фантастика», в сборниках военного юмора «В море, на суше и выше…». Автор книг «Спасибо, бабушка!», «Палатка Гаусса», «Это аномальное время», «Вторая встреча».
БЕССМЕРТИЕ,
или сказ о том, как молоденький солдат получил в подарок бессмертие
П и м е н (пишет перед лампадой)
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет...
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною —
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
Теперь оно безмолвно и спокойно,
Не много лиц мне память сохранила,
Не много слов доходят до меня,
А прочее погибло невозвратно...
Пушкин А. С. «Борис Годунов», сцена «Ночь. Келья в Чудовом монастыре (1603 года)»
Пролог
“Черная смерть”
М е р и (поет)
Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.
Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, -
Тихо все. Oдно кладбище
Не пустеет, не молчит.
Пушкин А. С. «Маленькие трагедии».
«Пир во время чумы».
В ХIV веке на Землю обрушилось одно из самых страшных несчастий, которые были известны человечеству с того времени, как оно начало вести свою письменную историю. Это была эпидемия чумы, получившая название «чёрной смерти». Эпидемия особенно свирепствовала в 1348-1351 гг.
На дальнем Востоке, в частности, в Китае, эпидемии чумы предшествовали страшные знамения: дождь из жаб и змей, которые заползали в жилища и убивали людей своими ядовитыми укусами. Но еще до этого, в 1333 г. в Китае наблюдалась катастрофическая засуха, вызвавшая голод. Затем на землю обрушились проливные дожди, которые затопили многие провинции и погубили сотни тысяч людей. Засухи и болезни повторились и на следующий год, унеся пять миллионов человеческих жизней.
В Индии многие города были разрушены землетрясением огромной силы. После этого с неба на землю сошло пламя и сожгло всё дотла, включая людей и животных.
В 1337 г. на Землю вновь обрушились землетрясения, наводнения, голод, саранча и эпидемии. В 1348 г. по Европе прокатилось несколько сильнейших землетрясений, разрушивших множество городов и замков. Реки выходили из берегов, пожары охватывали леса. Современики этих событий пишут о нечистом воздухе, тяжелых испарениях, невыносимой жаре, не позволяющей нормально дышать, о густых облаках, закрывающих небо. Эпидемии чумы повторялись с завидной периодичностью: в 1348, 1361, 1371, 1382 годах.
Так описано это время у профессора А.Л.Чижевскиого.
* * *
Зимой 1350 года в ворота буддийского храма постучал неизвестный странник. Монахи отказались открыть ему ворота – боялись чумы. Кроме того, они справедливо опасались, что путника придётся накормить, а пищи самим не хватало. Странник простоял на морозе несколько часов и ушёл, оставив у ворот какой-то свёрток. Когда неизвестный удалился от храма настолько, что его силуэт стал неразличим вдали, привратник вышел из ворот и развернул свёрток.
Там оказался малыш примерно двух или трёх лет от роду. Точнее сказать было невозможно, ибо в голодные годы дети растут медленно. Монах решил, что ребенок замёрз, но неожиданно тот заплакал. Пришлось занести его в храм.
Вначале монахи думали, что ребенок не умеет говорить, но через несколько дней они услышали от него первое слово: «Кушать!» Словарный запас ребенка оказался невероятно скудным, но и этих слов оказалось для монахов достаточно, чтобы определить, что мальчик не монгол и не китаец, а дунган. Больше ничего о нём, его родителях, его селении никто и никогда не узнал. Так же, как и то, кем ему приходился неизвестный человек, который принёс голодного замерзающего ребенка к воротам храма. Монахи решили, что это был кто-нибудь из родственников малыша. Так обычно в голодные годы поступали деревенские жители, чтобы не дать ребёнку умереть с голоду.
А между тем этот неизвестный странник нашему подкидышу никем не приходился. Проходя через вымершую деревню, путник заглянул в одну из фанз в надежде найти там хоть какое-то подобие пищи, но наткнулся на обесиленного оголодавшего малыша. Сердобольный человек положил ребенка в свой заплечный короб и отнес к ближайшему буддийскому храму. Что сталось с этим человеком дальше, неизвестно.
Часть 1
Эпидемии и войны
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой...
Пушкин А. С. «Руслан и Людмила»
Глава 1. Холера
«В 1864 г. эпидемия холеры появилась в Бенгалии, распространилась по всему полуострову, проникла в Хиджаз, а затем в Мекку и Медину. Отсюда паломники разнесли ее в Египет, Турцию, Италию, Францию и Испанию, а также в Англию и Германию. Несмотря на резкую вспышку в указанном выше году, в ближайшие годы эпидемия холеры делала лишь сравнительно небольшие успехи, что было особенно заметно в Европейской России за период с 1867 по 1869 г. Однако уже с конца 1869 г. эпидемия холеры приняла сразу опустошительный характер. В 1870 г. имел место максимум солнцедеятельности, который как раз совпал по времени с жестким ходом холерной эпидемии. Эта холерная волна длилась, по официальным сведениям, до 1872 г., но еще в 1874 г. наблюдалось немало случаев холеры”.
Это тоже почти дословная цитата из книги А.Л.Чижевскиого “Земля в объятиях Солнца”.
Я мог бы начать свое повествование на сто лет раньше этой пандемии холеры или на сто лет позже – как говорят математики, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Но внутренний голос настоятельно советует мне начать с неё. Ведь именно последствия вспышки холеры сыграли важнейшую роль в судьбе моих персонажей. Скажу больше – возможно, не будь этой эпидемии, моими героями оказались бы совсем другие люди. А может быть, мне вообще не было о чем рассказать в этой повести. И самой повести просто-напросто не было бы.
* * *
… Когда в Ракитном, небольшом еврейском местечке на Украине, холера унесла половину населения, самые уважаемые жители, собравшись вместе, пошли к местному цадику* и сказали:
- Рэб** Ицхок, так дольше продолжаться не может. Мы мрём, как мухи, и скоро станет невозможно набрать десять мужчин, чтобы сидеть шиву*** по дорогим покойникам. Неужели нет действенного средства, чтобы остановить холеру? Пусть не по всей Украине, но хотя бы в пределах Ракитного.
Рэб Ицхок подумал-подумал, подергал себя за бороду, наклонил мудрую голову, сурово посмотрел поверх своих очков в глаза каждому из уважаемых делегатов и изрек:
- Конечно, на каждую проблему найдется решение… Вот только я не уверен, устроит ли оно вас, почтенные господа…
- Говорите, говорите скорее, рэб Ицхок, что это за решение? – зашумели почтенные господа, одновременно переглядываясь между собой и уважительно качая головами – никто из них и подумать не смел, что может найтись такая проблема, решение которой окажется не по зубам прославленному цадику.
Цадик подождал, пока стихнет восторженно-почтительный шум и сказал только одно слово:
- Свадьба.
- Какая свадьба, рэб Ицхок? – переспросили делегаты.
- Обычная свадьба. С хупой****, с музыкантами-клезмерами, с праздничным столом. Но … на кладбище!
- На кладбище?
- Вот именно!
- Но кто же на это согласится?
- Надо найти!
Тут ученый цадик поправил очки и демонстративно перестал замечать своих гостей. Он развернул и углубился, беззвучно шевеля губами, в огромный свиток торы*****. Делегаты немедленно сообразили, что аудиенция окончена, и почтительно кланяясь, вперед спинами, покинули помещение.
---------
* Цадик (иврит) – праведник. Согласно легендам, в каждом поколении должно быть не менее 36 тайных цадиков, на которых держится весь мир. Иначе мир рухнет. Часто верующие приписывали своим местным равинам роль цадиков.
** Рэб - уважительное обращение, производное от «рав» - равин, иудейский священник.
*** Шива – обряд поминания покойника, для которого нужны десять взрослых мужчин.
**** Хупа – дословно: балдахин. Во время брачной церемонии, это особая легкая четырехугольная конструкция из деревянных реек, сверху обтянутая тканью, внутри которой находятся жених и невеста.
***** Тора – священная книга у иудеев.
---------
* * *
Жениха долго искать не пришлось, его подобрали сразу же. На эту вакансию назначили тридцатилетнего дровосека Менаше Сосновского. Несмотря на немалый возраст и постоянную работу, а значит, постоянный заработок, он до сих пор оставался холостым, ибо ни одна, даже самая некрасивая, девушка не соглашалась на уговоры свах выйти за него замуж. По той простой причине, что Менаше был глухонемым. Да и это еще полбеды. Но все дело в том, что из-за глухоты огромный дровосек сам своего голоса никогда не слышал. Поэтому, когда он приходил в волнение, то начинал издавать такой мощный рёв, что у людей с крепкими нервами пропадало всяческое желание находиться с ним на одной улице, а слабонервных начинало трясти, как при эпилепсии.
Труднее обстояло дело с невестой. Но и здесь, благодаря стараниям Копельманши, жены мясника Меира Копельмана, удалось достичь значительных успехов. Копельманша предложила на роль невесты свою дальнюю родственницу, девочку из приличной семьи, недавно оставшуюся сироткой. Как вы уже догадались, родители невесты умерли от холеры, а их дочке Всевышний сохранил жизнь. Надо полагать, именно для того, чтобы эта жизнь могла пригодиться на благо обществу. Было, правда, и здесь не все гладко – девочка еще не справила Бат мицву (то есть не достигла двенадцати лет – возраста совершеннолетия согласно иудейской религии). Но говорили, что якобы Менаше обещал Копельманше до того времени, пока сиротка, то есть его будущая жена, не достигнет двенадцати лет, не делать ее женщиной. И это обещание, якобы данное глухонемым Менаше, всех устроило.
В городе решили, что жить молодожены будут у Менаше, в его малость покосившейся избёнке. В этом тоже было благое дело - сиротке не особенно придётся утруждать себя домашними обязанностями по уборке большого дома и мытью полов. А о добротном доме, который принадлежал покойным родителям девочки, обещал позаботиться сам Меир Копельман. Так же, как и об угощении свадебных гостей. Все нашли, что это хотя бы частично компенсирует ему и его жене, женщине с поистине золотым сердцем, их заботы о своей весьма далёкой родственнице-сиротке.
Так что не прошло и пяти дней после посещения ученого цадика, как на кладбище сыграли свадьбу Менаше и Леи (так звали девочку), и местечко стало ждать, когда холера прекратится. То ли подействовал чудесный совет ученого цадика (как считали в Ракитном), то ли активность Солнца пошла на убыль (если верить теории профессора А.Л.Чижевского), то ли все, кому было положено, уже умерли, то ли по какой другой причине, но вскоре холера закончилась.
Как утверждали местечковые дамы, обещание свое Менаше выполнил, ибо Лея Сосновская забеременела только через три года после свадьбы. Правда, ребенок родился мертвеньким. Не выжили и трое его младших братиков и две сестрички. Некоторые начали втихомолку заявлять, что дети, рожденные от брака, заключенного на кладбище, вообще не могут выжить, и что Менаше и Лее предстоит одинокая старость вдвоём. Но они ошиблись в своих пророчествах. Во-первых, Лея все же родила здоровенького мальчика, которого она попросила назвать в честь своего отца Давидом. А во-вторых, в один совсем не прекрасный день Менаше не смог увернуться от падающего дерева, которое сам же срубил. Огромный дуб расстался с жизнью, придавив своего погубителя насмерть. И несчасная Лея, которой еще не исполнилось и тридцати лет, осталась вдовой с трехлетним ребенком на руках.
За то время, что она была замужем, она приобрела какую-никакую профессию – стала готовить свекольный квас, на котором, как известно, хорошо варится борщ. Учить ее этому никто не учил. Просто она, еще будучи ребенком, присмотрелась, как готовит этот квас ее бабушка. Поэтому весь дом у Сосновских всегда был заставлен различными бутылочками и склянками, в которых квас доходил до нужной кондиции. Удивительно, как огромный Менаше, когда еще был жив, мог перемещаться по маленькой квартирке, не наступая на все эти предметы. Кроме того, Лею охотно приглашали в самые уважаемые семейства местечка на свадьбы и прочие праздники помочь в качестве поварихи, кондитерши, официантки и судомойки. Так что и после смерти отца семейства Лее не пришлось ходить по миру с маленьким Додиком и побираться.
Глава 2. Русско-японская война 1904-1905 гг.
Ночью, лишь только он заснул, его разбудил стук в дверь.
- Кого это принесла нелегкая? - спросил, выходя в коридор и не открывая двери, Архип, его денщик.
- Архипушка, - узнал он голос старшей операционной сестры Варвары Васильевны, - буди генерала. Беда!
- Что за люди! Даже поспать человеку не дадут! – запричитал Архип, тем не менее отпирая засов и открывая дверь. – Сами будите его высокоблагородие. А я не буду. У Осип Самойлыча вчера было полно операций, и он только-только уснул.
Но Осип Самойлович уже натянул галифе и в одной нательной рубахе и шлепанцах на босу ногу вышел в холодный коридор. Архип, со свечой в руке, сделал шаг в сторону, и Варвара Васильевна, запыхавшаяся от быстрого бега, заговорила:
- Беда, Осип Самойлович! Случай необычный. Китайцы привезли древнего старика. Его тигр в тайге задрал. Требуют срочно оперировать. Он у них, как я поняла, почитается вроде святого. А как его оперировать, если зверь его так покалечил, что живого места на нем не осталось? Только вам и под силу. Я уже приказала готовить стол для операции. И за Виктором Андреевичем послала. Одевайтесь, пожалуйста!
Виктор Андреевич был ближайшим помошником и самым талантливым учеником Осипа Самойловича. Варвара Васильевна знала, что начальник госпиталя предпочитает, чтобы в самых трудных случаях ему ассистировал именно Виктор Андреевич, а из сестёр - она.
Осип Самойлович быстро оделся и вместе с Варварой Васильевной побежал к избе, где находилась операционная. У входа в избу и в коридоре врач увидел около двух десятков китайских охотников, которые при его приближении немедленно стали снимать с себя головные уборы и низко кланяться, приговаривая по-русски (когда только успели выучить русские слова?):
- Помоги, доктор!
За время боёв с японцами генерал привык к различным ранениям. Но то, что представлял собой принесённый китайцами старик, заставило его засомневаться в целесообразности операции.
- Не знаете, сколько ему лет? – спросил начальник госпиталя у Варвары Васильевны.
- Китайцы говорят, что пятьсот, - ответила Варвара Васильевна.
- Сколько? – переспросил хирург.
- Пятьсот, - повторила Варвара Васильевна.
- Виктор Андреевич! Каково ваше мнение? Стоит ли нам браться за такую операцию? – спросил генерал, тщательно намыливая перед рукомойником руки. – Ведь пациенту как-никак пятьсот лет.
- Так ведь двух мнений быть не может: в любом случае надо оперировать! – отвечал Виктор Андреевич, так же тщательно намыливая руки перед вторым рукомойником. – Тем более, что пациенту пятьсот лет. Честь-то какая нам с вами выпала!
- Ну раз вы с Варварой Васильевной оба так считаете, приходится подчиниться мнению большинства, - пошутил генерал, подходя к столу, где лежал покалеченный старик.
Как только он наклонился над столом, Варвара Васильевна сделала два шажка назад и незаметно трижды перекрестила генеральскую спину. Так она традиционно делала перед началом каждой сложной операции, хотя отлично знала, что Осип Самойлович человек некрещенный, и, следовательно, крестить его перед операцией нет смысла.
Осип Самойлович был не только человек некрещенный, но и в известной степени человек необычный. Евреи-офицеры, в том числе дослужившиеся до генеральского звания, в России попадались довольно редко. Но все они, как правило, перед этим переходили в христианство. Причем, не обязательно в православие. Достаточно было, скажем, перейти из иудаизма в лютеранство, чтобы обеспечить продвижение по служебной лестнице. Но Осип Самойлович с религией предков расставаться не пожелал. И, тем не менее, дослужился до генеральского звания. Правда, наград имел чрезвычайно мало, несмотря на генеральские погоны и длительное пребывание на войне. Только два ордена, как поговаривали, специально учреждённых для иноверцев.
Операция началась. Приказывать, чтобы ему подали пинцет, иглу или скальпель, не требовалось. Осип Самойлович просто протягивал руку, и Варвара Васильевна тут же клала в неё нужный инструмент. Иногда генерал устало застывал на несколько минут возле стола, и тогда эстафету так же молча подхватывал Виктор Андреевич.
К утру прооперированного старика отвезли в палату, а врачи и Варвара Васильевна прошли в ординаторскую, где их ожидали приготовленные Архипом завтрак, самовар и бутылка коньяка.
* * *
Прошло около трёх недель. Каждый день утром, во время обхода, и вечером, перед уходом домой, Осип Самойлович заходил в палату к древнему китайцу, молча осматривал его и диктовал дежурной медсестре назначения. Однажды вечером, когда он уже собирался выйти из палаты кто-то заговорил с ним по-французски. Врач удивленно оглянулся. Сомнений быть не могло. Это говорил старый китаец.
- Доктор, я бы хотел с вами поговорить. Разумеется, когда у вас найдется для меня немного времени.
- Откуда вы знаете французский язык? – невольно вырвалось у врача.
- Я, как и вы, учился в Сорбонне. А потом, также как и вы, в Лейпцигском университете.
- Почему же я вас не помню?
- Не удивительно, ведь мы с вами там не встречались. Я учился значительно раньше вас.
- Намного раньше меня? - уточнил генерал.
- Лет этак на сто. В Париже я учился в одно время с доктором Гильотеном, а в Лейпциге одновременно с доктором Ганнеманом.
- Отцом гомеопатии доктором Ганнеманом?
- Вот именно... Вы же знаете, что и изобретатель гильотины доктор Гильотен, и создатель гомеопатии доктор Ганнеман – оба были по образованию врачами. И как по-разному они воспользовались своими знаниями…
- Вы шутите…
- В чем вы видите шутку? В том, что они, как и мы с вами, были врачами, или в том, что я с ними в одно время учился?
- В том, что вы ровесник этих людей.
- Но я не говорил, что я ровесник этих людей. Я значительно старше.
- Как же так может быть?
- Постарайтесь завтра или послезавтра освободиться пораньше и приходите ко мне в палату. Я охотно отвечу на все ваши вопросы. Договорились?
- Разумеется, - пообещал начальник госпиталя и направился в соседнюю палату. Дежурный врач настоятельно просил его обратить особое внимание на одного молодого солдатика, у которого почему-то неожиданно и резко ухудшилось общее состояние.
* * *
Действительно, ничего не предвещало резкого ухудшения состояния солдата через три недели после успешной операции. Солдат уже шел на поправку. И вдруг подскочила температура, больной перестал принимать пищу. Сейчас солдатик лежал в полузабытьи. По опыту генерал знал, что такое бывает, если раненый получит плохое известие из дому, и он попросил сестру милосердия поискать, нет ли у солдата свежих писем от родных.
- А как же, есть. Только прочесть невозможно.
- Почему невозможно? - удивился начальник госпиталя.
- Так ведь не по-русски написано, - и сестра протянула письмо генералу.
Не зря среди персонала и раненых ходили легенды об огромных познаниях начальника госпиталя. На глазах изумленной сестры милосердия генерал, как ни в чем не бывало, стал читать письмо, исписанное незнакомыми ей знаками.
Но в этом как раз не было ничего удивительного – письмо было написано на языке идиш, который Осип Самойлович знал с детства. В письме кто-то извещал человека по имени Додик, что его мать Лея Сосновская скончалась и похоронена рядом со своим мужем Менаше Сосновским.
«Странно, - подумал генерал, - у солдата фамилия Копельман. А в письме его родителями называют Лею и Менаше Сосновских. Путаница какая-то. Но с другой стороны, если бы эта самая Лея Сосновская не приходилась ему матерью, вряд ли ее смерть так сказалась на состоянии раненного солдатика».
Не скоро медицинский генерал узнает, почему сын Леи и Менаше Сосновских мёрз в окопах, получал зуботычины, рисковал жизнью и проливал кровь на русско-японской войне под фамилией Копельман. Но автор знает, почему так получилось, и считает необходимым сообщить читателю об этом уже сейчас.
* * *
Когда Лея овдовела, все ее мысли сосредоточились на том, чтобы вырастить единственного сыночка и дать ему образование. Сначала мальчик ходил в хедер к престарелому рабби Нахману из Бершади, но потом Копельманша встретила Лею и предложила, чтобы мальчик приходил к ним домой, где студент из Варшавы занимался с их сыном, готовя последнего к поступлению в гимназию: «Не студент, а настоящий профессор. Мы и платим ему как профессору, а не как студенту. За такое приличное жалованье, за эти деньги можно не с одним и даже не с двумя, а с десятью мальчиками заниматься». Лея была счастлива, а Копельманша не стала объяснять ей, что сына Леи Додика они с мужем решили пригласить на занятия, чтобы хоть как-то расшевелить своего ленивого сыночка Шимона. Так Додик стал бывать в доме у Копельманов и заниматься у студента вместе с Шимоном. Но осенью студент укатил в Варшаву, а Шимон поступил в гимназию, и занятия прекратились.
Вскоре Копельманша, - воистину женщина с золотым сердцем, - сказала Лее, чтобы Додик продолжал к ним приходить. Он хоть и не гимназист, но пусть делает у них дома вместе с Шимоном те уроки, которые гимназистам задают на дом. Может быть, чему-то научится. Додик стал проводить у Копельманов целые дни. Когда Шимон приходил из гимназии домой, Додик помогал гимназисту делать уроки, схватывая из учебников на лету и разжевывая хозяйскому сыну то, что тот не понял на уроках. А когда Шимон был на занятиях, Додик помогал хозяйке по дому: чистил картошку, протирал пыль, мыл полы – мало ли набирается в большом доме работ? Зато, когда Копельманы садились за стол, то Додик питался вместе с ними за одним столом. А иногда сердобольная хозяйка посылала с мальчиком тот или иной кусочек еды и для Леи.
Ничего не предвещало беды, пока в дом Копельманов не пришли забирать в солдаты их старшего сына. Как назло, ни сына призывного возраста, ни других детей четы Копельманов в доме не оказалось. Тогда самый главный из пришедших ткнул пальцем в Додика и спросил грозно у мадам Копельман:
- Це твий хлопець?
Мадам Копельман страшно растерялась от такого грозного окрика и от перепуга сказала:
- Да.
- Тогда мы его заберем вместо старшего брата.
Мадам Копельман не посмела перечить грозному начальству. Додик стал биться в истерике и кричать, что он здесь ни при чём, что нет у него никакого брата, но его никто не хотел слушать. Так попал он сначала в кантонисты, а потом, после достижения 18-ти лет, и на войну.
Все это подорвало здоровье несчастной Леи, а когда она получила известие, что ее сын тяжело ранен в бою, Лея свалилась в горячке и умерла. Вот об этом и написал Додику кто-то из его земляков.
Глава 3. Русско-японская война 1904-1905 гг. (продолжение)
Распорядок дня начальник госпиталя спланировал так, чтобы иметь возможность сразу же после обхода общаться со своим китайским коллегой.
- Осип Самойлович, - сразу же сказал древний китаец, - жить мне осталось немного.
Как положено в таких случаях, врач тут же стал уверять своего пациента в обратном.
- Не будем терять напрасно время, - ответил китаец. – Я это знаю наверняка. Ведь за мной послал сам Будда.
- Кто? Когда? – пошутил генерал. – Почему мне не доложили?
- Посланец приходил не сюда, в госпиталь. Он нашел меня в тайге.
- Вы считаете, что…
- Я не считаю. Я знаю. Этот тигр был послан самим Буддой.
- Даже не знаю, как спросить, - растерялся начальник госпиталя. – То ли почему вам честь такая? То ли за что же он решил вас так наказать?
- И то и другое будет правильно. Видите ли, я владею секретом бессмертия, но нарушил правила пользования этим секретом.
- И в чем состояли ваши прегрешения? – улыбнулся Осип Самойлович.
- Напрасно вы иронизируете. Я не имел права использовать средство, данное мне для бессмертия, для других людей. По крайней мере, в таких неразумных количествах. В наказание за это теперь я должен умереть.
- То есть вы хотите сказать, что сообщили другим людям секрет бессмертия? Я правильно вас понял?
- Нет, неправильно. Я использовал это средство для лечения смертных, хотя и не имел права этого делать. Этим самым я навлек гнев Будды, и он послал за мной. Жить мне осталось немного.
- Я так полагаю, что вы пригласили меня не только затем, чтобы сообщить, что жить Вам осталось немного. Не так ли?
- Совершенно верно, - согласился китаец. – Я имею право передать свое бессмертие, свои знания, - если это слово вас это больше устраивает, - кому угодно, любому смертному – по моему выбору.
- Независимо от национальности и вероисповедания?
- Да. Независимо от национальности и вероисповедания. Но только одному. Я думаю, что лучшей кандитатурой для этого являетесь вы.
- Почему вы так решили? – удивленно спросил начальник госпиталя.
- Давайте анализировать вместе. Не зря тигр задрал меня не насмерть. Не зря вы сшили из кусочков мой организм. Я ведь тоже врач и понимаю, что в ту ночь вы сделали мне не одну, а сразу же несколько операций. И как хирург, и как ортопед, и как уролог… В этом должен быть и есть какой-то смысл… Осип Самойлович, прошу вас, только не торопитесь отказываться!
- Хорошо, я подумаю. Ведь не каждый день мне предлагают бессмертие…
- Конечно, надо подумать. Но учтите, что сил у меня осталось немного, и время поджимает.
- Что ж… Попробуем ускорить принятие решения, - сказал тогда российский врач. – Как вы изволили сказать, вы использовали свое средство для лечения смертных, хотя и не имели права этого делать. И понесли за это наказание. Но ведь, как говорят, семь бед – один ответ. Если вы вылечите еще одного смертного, нового наказания вам уже за это не будет. Верно?
- Верно, - согласился китаец.
- Можете ли вы вылечить еще одного человека? А для меня это будет лучшим доказательством ваших возможностей. Согласны?
- Согласен. Назовите мне этого человека.
- Это солдат из соседней палаты. Я оперировал его в тот же день, что и вас. Операция была намного проще вашей и прошла удачно. Солдат уже было пошел на поправку. Но сейчас у него наступило ухудшение.
- Но я не могу вставать со своей кровати…
- И не надо. Я велю поставить его койку в вашу палату. Попробуйте вылечить его вашими средствами.
…По распоряжению начальника госпиталя койку солдата Копельмана перенесли в палату, где лежал китаец.
- Доктор, - сказал на следующий день старый китаец. – Я не могу его лечить. У этого человека другое имя. Назовите мне его настоящие имя и фамилию, чтобы я смог приступить к лечению.
Генерал задумался, и неожиданно его осенило:
- Попробуйте лечить его как Давида Сосновского, сына Менаше и Леи Сосновских.
- Хорошо, - согласился древний китаец.
* * *
Солдат всё также лежал, уставившись в какую-то точку на потолке, но теперь его койка стояла возле койки китайского лекаря. А медицинский генерал всё также утром и вечером приходил в палату, садился на стул возле мудрого китайца, и они о чём-то негромко беседовали. Чаще всего, на французском или немецком языке. Чтобы никому не мешать. Иногда их мирно начинающиеся беседы переходили в страстные споры. В этих случаях генерал в раздражении покидал палату. Чтобы на следующий день прийти туда и начать все с начала.
В результате этих бесед Осип Самойлович узнал, что китаец никакой не китаец, а дунган. Впрочем, для него это было равносильно тому, что услышать, что он никакой не индус, а бенгалец, или не кавказец, а лакец или адыгеец. Историю всего Азиатского континента, так же, как историю Китая, Дальнего Востока или Кавказа, несмотря на свое генеральское звание, он знал плохо. Тем не менее, ему было интересно узнать, что воспитывался его собеседник буддийскими монахами, изучал в монастыре старинные рукописи, был посвящен в искусство бессмертной жизни.
- Правильнее, наверное, будет сказать: искусство продления жизни, - уточнил российский военный врач, узнав кое-какие подробности бессмертия.
- Ну, уж это как вам будет угодно, - ответил его собеседник. – Впрочем, этим самым мы вторгаемся из области медицины в область философии.
- Почему вы так полагаете?
- Ну как же, - ответил бывший бессмертный, а ныне просто умирающий старик. – Вы же не будете возражать, что боги у древних греков были бессмертны…
- Где же они сейчас, эти бессмертные боги? – насмешливо спросил генерал.
- Как где? – удивился больной. - Когда из древней Греции центр европейской жизни сместился в Рим, бессмертие греческих богов продолжилось, но под римскими именами. Боги изменили имена, но сами боги остались бессмертными. Зевс, например, стал называться Юпитером, Гера - Юноной, Афродита – Венерой и так далее.
- Вы ведь знаете, что я иудей. Мой предок Авраам впервые в мире отказался от языческих богов. Не от греческих, а от восточных богов, богов государства, расположенного там, где находится нынешняя Персия, но все же он отказался от множества языческих богов и открыл путь монотеизму. Многие считают, что это была величайшая революция в сознании людей. Куда девались бессмертные языческие боги, когда на смену язычеству пришли иудаизм, христианство, ислам? Они просто перестали существовать.
- Я не вижу здесь никакого противоречия между нашими взглядами. Ведь бессмертные языческие боги не умерли, они просто перестали жить в новом для них мире. Они перестали общаться с людьми, потому что люди перестали нуждаться в этом общении.
- О чем же это говорит?
- О том, что бессмертие и вечная жизнь – не одно и то же. Вечная жизнь недостижима, а быть бессмертным, то есть жить столько, сколько пожелаешь, возможно…
* * *
- Как вы оказались в Париже в одно время с доктором Гильотеном? – спросил Осип Самойлович на следующий день.
Он специально задал этот вопрос, так как понимал, что споры, даже философские, не добавляют здоровья его пациенту. Старик оживился:
- Когда я изучил тибетскую и китайскую медицину, я стал знакомиться с трудами ученых Средней Азии и Ближнего Востока. После этого я отправился в Европу. Так я познакомился в Париже с доктором Гильотеном и в Лейпциге с доктором Ганнеманом. Но это было совсем недавно, примерно сто – сто тридцать лет тому назад.
- А с Авиценной вы вместе не учились?
- Что вы! Я не так стар. Великий врач, поэт, философ и математик Абу Али Ибн-Сина жил на рубеже десятого и одиннадцатого веков, где-то девятьсот лет тому назад. Я не только с ним, я даже у него не мог учиться. Но с его трудами я хорошо знаком. Между прочим, у него учился мой наставник. Особенно мне по душе классификация наук, сделанная Ибн-Синой. Ведь это он первый предложил делить науки на теоретические и практические.
И тут они оба, и генерал, и больной китаец сообразили, что хотя вопрос об Авиценне был задан на французском языке, но задал его совсем не Осип Самойлович. Оба посмотрели по сторонам и увидели осмысленный взгляд раненного солдатика.
- Вы говорите по-французски? – спросил генерал.
- Правильно будет сказать, что я понимаю по-французски.
- И по-немецки?
- Да, и по-немецки. И по-латыни. И даже немного по-гречески.
- Ясно, Вы окончили гимназию.
- Нет, я не окончил гимназии, и даже не учился в ней... Но я некоторое время изучал гимназический курс вместе с одним мальчиком, который учился в гимназии.
И раненный рассказал о том, как он учился вместе с младшим сыном Копельманов и попал в армию вместо старшего сына Копельмана. Читателю все это уже известно, и я поворяться не буду.
* * *
И вот настал день, когда старый дунган и Осип Самойлович снова коснулись главного вопроса – передачи бессмертия.
- Осип Самойлович, - скачал старый дунган, - я выполнил ваше условие – Давид идет на поправку. Силы мои на исходе. Вы согласны на бессмертие?
- Дорогой коллега, пожалуйста, попробуйте понять меня. Я тщательно обдумал ваше щедрое предложение. Жить вечно – это значит всё время терять дорогих мне людей. И в один прекрасный день остаться совершенно одному на целом свете. Да, да, совершенно одному. Несмотря на наличие миллионов людей вокруг. Вам было легче пойти на это. Во-первых, вы тогда были молоды, вы были почти ребенком, фактически не знали окружающей монастырь жизни и не понимали всей перспективы вашей будущей жизни. А во-вторых, раз вы обучались этому в монастыре, следовательно, были монахом, семьи не имели. Значит, и терять вам было некого.
- Но ведь, насколько мне известно, у вас тоже нет семьи, - вставил старый и мудрый дунган.
- Да, формально у меня нет никого. Но я люблю одну женщину и не хотел бы в будущем ее потерять. Трудность состоит в том, что мы с ней оба – люди верущие. Причем, верующие искренне. Только она – христианка, православная, а я иудей. Она не согласится на брак по иудейскому обычаю, а я – по христианскому. Для любого из нас такой брак был бы в какой-то мере лицемерием.
- Но ведь есть еще гражданский брак…
- Вы правы. Возможно, когда окончится эта война, мы так и сделаем…
- Она что, далеко отсюда?
- Да нет. И вы ее знаете. Это наша операционная сестра Варвара Васильевна. И вы, как, впрочем, и многие, обязаны ей своею жизнью. Если бы она не прибежала тогда ночью и не разбудила меня, этого разговора просто-напросто не было.
- Это окончательное ваше решение?
- Да, коллега.
- Жаль, пропадёт такая редкая возможность, - печально констатировал умирающий старик.
- Почему пропадёт? – удивился военный врач. – Не на мне же одном сошелся клином весь свет…
- Вы кого-то хотите предложить взамен?
- Да, - и генерал показал глазами на солдата, лежащего на соседней койке.
- Я согласен, - ответил взглядом владелец секрета бессмертной жизни. – Остается только получить согласие Давида.
- Да, но прежде, чем он согласится, мы, как старшие по возрасту, как более образованные, в конце концов, как люди, прожившие большую жизнь, должны его предупредить о тех отрицательных последствиях, которые несет за собой перспектива бессмертной жизни.
- Согласен, - ответил умирающий.
* * *
- Когда я уйду к предкам, ты развяжешь мою котомку и возьмешь себе то, что захочешь. Но только одну вещь. Все, что захочешь, но только одно. И никогда не расставайся с ним. Понял? – сказал мудрый старик, приступая к обучению.
- Понял, - ответил молоденький солдат.
- Ну и чудесно. Теперь я сообщу тебе главную идею бессмертия. Она в том, что механизм старения остановить невозможно. С законами природы спорить нельзя. Их можно только понять и использовать.
Старик замолчал. Пауза длилась довольно долго, и солдат прервал ее:
- И это все?
- Почти. Механизм старения остановить невозможно, - повторил старик. – Но можно замедлить. Если человек будет за сутки стареть не на двадцать четыре часа, а только на двадцать четыре минуты, он проживет... Сколько в одном часе минут?
- Шестьдесят.
- Значит, он проживет в шестьдесят раз дольше. Какова продолжительность человеческой жизни?
- Не знаю... Наверное, тоже лет шестьдесят...
- Значит, если человек будет за сутки стареть не на двадцать четыре часа, а на двадцать четыре минуты, то он сможет прожить...
Старик опять замолчал, и солдатик понял, что, заставляя собеседника заканчивать фразы, старик проверяет, насколько тот усваивает его мысли.
- Он сможет прожить три тысячи шестьсот лет! – воскликнул солдатик.
- Вот именно - три тысячи шестьсот лет! У большинства народов так долго не живут даже боги. А если человек будет за сутки стареть не на двадцать четыре минуты, а только на двадцать минут, на пятнадцать, на десять?.. Значит задача смертных – разгадать, как затормозить механизм старения. Этому я и буду тебя учить... Сколько успею...
* * *
Когда мудрый старик скончался, молодой солдат, в соответствии с его указанием, развязал его котомку, подержал в руках и внимательно рассмотрел каждую вещь, которая там лежала. После этого сделал свой выбор – взял маленькую золотую рыбку изумительной работы: на ней чётко просматривалась чешуя и самое удивительное – рыбка была эластичной, ее можно было немного сгибать влево и вправо, и тогда с одной стороны чешуйки сходились, а с другой расходились, и рыбка принимала дугообразную форму.
Солдат сложил все остальные предметы обратно в котомку и попросил китайцев или дунган, пришедших за телом бывшего бессмертного, положить котомку вместе со стариком в его могилу.
Глава 4. Тибетский храм
Прошло двадцать лет.
В ворота тибетского храма постучал молодой иностранец, по виду англичанин лет двадцати, и, ссылаясь на важность своей миссии, попросил пропустить его к настоятелю храма.
Настоятель приказал пропустить путника.
- Я пришёл сказать тебе, что великий и бессмертный Озябший Ребенок скончался, - сказал путник по-английски, входя в просторное помещение, где восседал Настоятель.
- Я уже знаю. Ты должен был сообщить мне об этом двадцать лет тому назад, - ответил Настоятель тоже по-английски.
- Ты прав, я должен был сообщить тебе об этом двадцать лет тому назад, но не смог. Я шёл сюда через три революции, множество войн, эпидемий, эмиграцию и десятки границ между странами.
- Я знаю и это. Это всё, что ты хотел мне сказать? Ради этого ты шел сюда через революции, границы и войны?
- Нет, это не всё. Я должен сказать тебе, что великий и бессмертный Озябший Ребенок передал мне секрет бессмертия.
- Я знаю. Ты, наверное, пришел, чтобы сказать, что у тебя иссякли некоторые компоненты напитка бессмертия?
- Да... Могу ли я получить их у тебя?
- Я один не могу решить этого. Надо получить согласие Мудрейших. Как они скажут, так и будет, - и Настоятель трижды негромко хлопнул в ладоши.
Вошёл молодой монах, низко поклонился обоим и вопросительно посмотрел на Настоятеля. Тот в ответ молча и выразительно посмотрел на монаха и медленно опустил веки. Очевидно, это был какой-то условный знак, так как монах тотчас же, всё так же без единого слова вышел и через пару минут вернулся с медным тазиком в руках. Медленно, чтобы не расплескать налитую в таз воду, монах приблизился к Настоятелю и поставил таз перед ним. После этого он, все так же молча, поклонился и покинул помещение.
Наступила длительная пауза. Настоятель сидел неподвижно, как мумия, и смотрел прямо перед собой. Пришельцу даже показалось, что монах смотрит сквозь него. Неожиданно гость понял, что Настоятель ждет от него каких-то ответных действий, и эти действия должны иметь непосредственное отношение к медному тазу с водой. Пришелец стал лихорадочно соображать, что от него требуется. Выходит, что бессмертный Озябший Ребенок сказал ему не всё. Не успел сказать или намеренно не сказал – сейчас это уже не имело значения. Возможно, что намеренно, что это и есть то испытание, через которое он должен пройти, чтобы получить согласие мудрейших...
Вдруг его осенило.
Пришелец сунул руку себе за пазуху, достал оттуда маленькую золотую рыбку, подержал ее в своих ладонях, погладил и опустил в таз с водой. И – о чудо! – рыбка сделала пару легких движений хвостом и поплыла! Она несколько раз пересекла таз из конца в конец и замерла точно в его центре.
Настоятель величаво поднялся со своего трона и торжественно провозгласил:
- Мудрейшие дали свое согласие. Ты получишь все, что тебе нужно.
Часть 2
Встреча
Я встретил девушку в пути,
Она загадочно прекрасна!
И я почувствовал: напрасно
Пытаться от нее уйти.
Я ей сказал: «Я так устал,
Я заблудился, я измучен,
Я шел к тебе, тебя искал
И никого не встретил лучше.
Как звать тебя?» Земная твердь
Вдруг под ногами стала зыбкой.
С обворожительной улыбкой
Она ответила мне «Смерть».
Идельсон Р. В. *
__________________
* Идельсон Раиса Вениаминовна (1894-1972) – художница и поэтесса. Стихотворение «Встреча» написано в начале 70-х годов ХХ столетия в Москве. (http://www.jewish.ru/994165237.asp )
Глава 1. Незнакомец
Энн, как обычно, сидела за компьютером, выполняя свою рутинную и несложную работу. Из стереодинамиков лилась запись музыки кого-то из великих композиторов позапрошлого века или еще более раннего времени. Энн даже не поинтересовалась, чья именно музыка и в чьем исполнении. Важно, что она создавала уют, не портила настроение и не мешала работать.
- Добрый вечер! Я вам не помешал?
Энн даже не заметила, когда незнакомый мужчина зашёл в её кабинет, и не успела испугаться – все давно уже ушли, и она была одна в конторе.
Энн была более чем уверена, что за год своей работы в конторе ни разу не видела этого человека. А между тем тот держался очень уверенно – по крайней мере, люди, случайно зашедшие в офис и даже не случайно зашедшие сюда, но в первый или даже во второй раз, не держатся так раскованно.
- Я вам не помешал? – мужчина повторил свой вопрос.
Энн очень хотелось ответить что-нибудь вроде: «Конечно же, помешали», - но, руководствуясь неписанными правилами вежливости, которые были приняты в их семье, она улыбнулась и спросила:
- Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
- Я хотел выпить чашечку чая, но не могу найти, ни чайной заварки, ни кофе, ни сахара, ни в чем вскипятить воду. Такое впечатление, что Джулия всё унесла домой.
- Увы, Джулия уже три месяца, как не работает, а Пит никак не подберет ей замену...
Про себя Энн отметила, что раз незнакомец знает Джулию, значит это кто-нибудь из своих, и снова удивилась, что не видела его раньше...
- Простите, но почему Джулия не работает?
- Разве Вы не знаете? Ведь уже три месяца, как она умерла!
Старушка Джулия была одной из странностей этой конторы. Как могла заметить Энн, эта Джулия приходила ежедневно в офис, чтобы поздороваться с Питом и Энн, вытереть пыль со столов, перемыть стаканы и блюдца (в конторе старомодно предпочитали фарфоровую посуду одноразовым бумажным или пластмассовым стаканчикам – и это тоже было одной из странностей этой конторы). Другой работы у неё не было, а между тем, как случайно обнаружила Энн, ежемесячно старина Пит переводил на счет Джулии такую же сумму, как и ей. Впрочем, и на свой счет он переводил точно такую же сумму – еще одна странность их конторы. Сначала Энн думала, что Пит является здесь самым главным – ведь на работу ее принимал именно Пит – но потом поняла, что вальяжный Пит здесь выполняет функции завхоза и коменданта.
- Подумать только! – покачал головой незнакомец. – И Джулия тоже уже умерла! А ведь я помню ее, когда она еще сидела на том месте, где сейчас сидите Вы...
Энн покоробило слово «тоже» в тираде незнакомца, но она не стала на этом зацикливаться, ибо его заявление о том, что Джулия сидела на том месте, где сейчас сидит она, Энн, проливало свет на некоторые странности в поведении покойной Джулии. Протерев пыль и перемыв посуду, Джулия никогда не уходила сразу, а имела привычку подойти к столу, за которым восседала Энн и, стоя за ее спиной, молча наблюдать за экраном монитора. Поскольку Джулия одинаково внимательно и одинаково бессловесно смотрела на экран, независимо от того, на каком языке был написан текст - латинскими или русскими буквами, арабской вязью или китайскими иероглифами – Энн пришла к выводу, что та ровным счетом ничего не понимает, что написано на экране, и перестала обращать внимание на стоящую за спиной старую Джулию. А теперь получалось, - конечно, если верить этому незнакомому человеку, - что Джулия была ее предшественницей на этом самом месте. И, следовательно, выполняла ту же работу, что и Энн.
- ... Такая же молодая и симпатичная, как вы, - продолжал сокрушаться неизвестный.
«Вот оно, начинается, - подумала Энн, - так и знала, что все выльется в банальное ухаживание и неоригинальные комплименты», - но вслух сказала:
- Сколько же вам лет, если вы помните Джулию в моем возрасте?
- Не хочу вас пугать, но гораздо больше, чем вы могли бы предположить, - ответил незнакомец и улыбнулся.
«А, действительно, сколько ему лет? По виду трудно определить. С одинаковым успехом можно дать и двадцать пять, и тридцать пять и даже сорок пять. Во всяком случае, не меньше двадцати пяти и не больше сорока пяти. Но если он хочет выдавать себя за старика, не будем спорить. Примем предложенные им правила игры», - снова подумала она про себя и пошутила вслух:
- Наверное, именно вы и принимали ее сюда на работу?
Незнакомец тут же подхватил ее шутку:
- Вот именно. Именно я и принял Джулию на работу. А вот вас принял на работу Пит, и поэтому вы задираете передо мной нос!
- С чего вы это взяли? Это вы задираете нос, утверждая, что принимали Джулию на работу! А я как раз ни перед кем нос не задираю!
- Как с чего я это взял? А с того, что я уже полчаса прошу вас помочь мне в моем более чем скромном желании выпить чашечку горячего чая, а вы упорно переводите разговор на другую тему!
- Если Вам действительно хочется выпить чашечку горячего чая, то извольте выйти на улицу и перейти через дорогу в бистро «Хижина дяди Тома». Только поторопитесь – через полчаса «Дядя Том» закрывается!
- Ну что ж, побежали вместе!
- Не получится! Мне еще час надо работать!
- А вы скажете Питу, что я отпустил вас на час раньше!
- Спасибо! Но я никому ничего не обязана докладывать. Просто у меня еще работы на час...
- Договорились! Я тихо посижу этот час в соседней комнате, чтобы вам не мешать. А потом мы вместе пойдем пить чай. Или кофе. По вашему усмотрению...
- Но я ведь уже сказала, что через полчаса «Дядя Том» закрывается!
- А какое это имеет значение? «Дядя Том» закроется, а «Тетя Полли» откроется!
- Нет здесь никакой «Тети Полли»! – улыбнулась Энн.
- Жаль! А ведь раньше была... Хорошо – раз здесь нет, значит, найдём ее в другом месте! – бесшабашно заявил незнакомец и вышел из комнаты.
Когда Энн закончила работу, она увидела, что мужчина невозмутимо сидит в холле и дожидается ее.
- Я же сказала вам, что «Дядя Том» к этому времени закрывается, - заявила Энн.
- Но я ведь ответил вам, что к этому времени должна открыться «Тетя Полли», - в тон ей парировал мужчина.
- А я повторяю, что нет здесь никакой «Тети Полли»!
- И я повторяю, что можно будет найти ее или нечто подобное в другом месте!
- Но другое место далеко, и нам придется долго до него добираться!
- А мы возьмем такси!
- Которое стоит уйму денег!
- Тогда мы остановим кого-нибудь, кто возьмет дешевле!
Пока они так в шутку препирались, возле них, действительно, остановился чей-то частный автомобиль.
- Я не сажусь в автомобили с незнакомыми мужчинами! – неожиданно заявила Энн, когда ее спутник распахнул перед нею дверцу автомобиля.
- И правильно делаете. Только не станем же мы чопорно ждать на улице вечернего города, пока кто-то третий представит нас друг другу! Меня зовут Дэвид. А вас?
Видя, что она задумалась, как ответить, мужчина вдруг заявил:
- Впрочем, вас мне уже представили. Вас зовут Энн. Энн, пожалуйста, садитесь в машину!
- Никто вам меня не представлял! – заявила Энн, а про себя подумала:
«Ну чего ты, дуреха, корчишь из себя аристократку! Симпатичный мужчина приглашает тебя выпить вместе с ним чашечку кофе или чая, а ты отказываешься! Права мама, что при моих старомодных принципах быть мне старой девой!»
- Ошибаетесь! Вас представил мне все тот же старина Пит и поручил мне развлекать вас весь сегодняшний вечер!
Энн засмеялась и села в машину.
«Как же я сразу не сообразила, - подумала она. – Ведь он просто прочел мое имя на двери моего кабинета!»
Шофер медленно покатил, очевидно, ожидая приказаний, куда ехать. Но так как никаких приказаний не последовало, они проехали по прямой несколько кварталов. Вдруг Энн воскликнула:
- Остановите, пожалуйста, здесь. В этой закусочной можно недорого и неплохо поесть!
- Остановите, пожалуйста, здесь, - повторил ее спутник.
Шофер остановил машину, и Энн деликатно вышла первой, чтобы не смущать своего спутника, когда тот будет выяснять у водителя, сколько следует заплатить за проезд.
Глава 2. В дешевой закусочной
В закусочной было полно народу. Дэвид уверенно провел Энн к столику, возле которого имелось два свободных места, попросил ее постеречь ему стул, а сам направился в хвост небольшой очереди, быстро двигавшейся вдоль прилавка. Через пару минут он уже снимал с подноса и ставил перед Энн и своим стулом две тарелочки с горячими сосисками, два тюбика с горчицей, два пакетика с чипсами, две кружки светлого пива и две чашки горячего кофе. И сверх всего еще тарелку с горячими пончиками.
Парень явно хотел произвести на нее впечатление своим размахом.
- Наверное, вы закупили все, что было в меню, - сказала Энн.
- Просто пока я ждал вас в холле, у меня появился волчий аппетит, - словно оправдываясь, пояснил он.
- Все равно, незачем было набирать так много. Можно было обойтись или только пивом, или только кофе, - укоризненно заметила Энн.
- Или только сосисками, или только пончиками, - в тон ей заметил Дэвид.
- Вот именно, а чипсы будет лучше всего взять с собой домой. Пригодятся на завтрак, - не сдавалась Энн и принялась выдавливать горчицу из тюбика на сосиски.
- Эх, какая кому-то достанется экономная жена! - воскликнул Дэвид, отпивая пиво большими глотками. – Даже завидки берут!
- На чужой каравай рта не разевай! – неожиданно выпалила Энн и спохватилась, что эту русскую пословицу она и произнесла по-русски. Она стала подыскивать подходящую эквивалентную поговорку на английском, но, к ее удивлению, этого не понадобилось.
- А разве вы замужем? – быстро по-русски спросил Дэвид и выразительно посмотрел на пальцы своей спутницы, на которых не было обручального кольца.
- Да нет, не замужем! Просто мне приходится быть очень экономной. Мне ведь нужно половину своей зарплаты переводить в дом престарелых за маму.
- Почему так много?
- Я доплачиваю значительную сумму, чтобы у нее была комната на двоих, а не на четверых.
Наступила небольшая пауза.
«Чего я, как дура, выкладываю такие подробности перед первым встречным?» - подумала Энн и приказала себе впредь не болтать лишнего.
- Оказывается, кому-то достанется не только экономная жена, но и прекрасная дочь, - задумчиво произнес Дэвид.
Оба принялись, молча, расправляться с пончиками, запивая их кофе, и тут Дэвид снова произнес по-русски:
- Эх, хороша Маша, да жаль, что не наша!
- Не проходите мимо! – неожиданно для себя ляпнула Энн и покраснела: - «Что это за чушь я городю! Еще подумает, что я навязываю ему себя в жены!»
- Надо подумать, - совершенно серьезно заявил Дэвид, но тут же стал оправдываться. – Жаль только, что я не могу распоряжаться своей судьбой.
- А кто распоряжается вашей судьбой?
- Вот уже много лет, как я пытаюсь найти ответ на этот вопрос. И не могу, - без всякого намека на шутку ответил Дэвид.
- И как много лет вы ищете ответ на этот вопрос?
- Лет двести. Во всяком случае, не меньше, - сказал Дэвид и подумал про себя: - «Чего я, как юнец, так разоткровеничался в первую же встречу с этой смазливой девицей?»
Остальную еду они съели при полном молчании.
Оба встали и, прихватив свои пакетики с чипсами, вышли из закусочной. Тот же автомобиль, который привез их сюда, стоял напротив выхода из закусочной.
- Смотрите, можно подумать, что он ожидает нас, - удивилась Энн.
- Да, он ожидает нас, - подтвердил Дэвид.
- Наверное, вы щедро расплатились с ним, когда он привез нас сюда...
- Наверное, - опять подтвердил Дэвид.
- И напрасно... Здесь рядом моя остановка... Вон как раз подходит моя маршрутка. Благодарю за вечер и угощения... Я побежала...
Глава 3. Разговор с мамой
Вернувшись в свою уютную миниатюрную квартирку, Энн первым делом нажала на кнопку в аппарате телекоммуникации, которая позволяет немедленно связаться с матерью. Она знала, что мать не уснёт, пока Энн не сообщит ей, что все в порядке, что она уже дома.
Немедленно на экране появилось мамино лицо:
- Почему так поздно? Я уже начала волноваться...
Бесполезно было говорить маме, что она уже не ребёнок, и Энн сказала:
- Меня пригласили в ресторан... Неудобно было отказаться...
- Ну, зачем же отказываться? Конечно, если человек приличный...
- Но я о нем ничего не знаю...
- Так уж ничего? Он холост?
- Не знаю... Во всяком случае, обручального кольца он не носит.
- Сколько ему лет?
- Если ему верить, то больше двухсот...
- Вот уж не ожидала от тебя, что ты согласишься сопровождать такого старца!
- Но выглядит он значительно моложе...
- На сто?
- Нет, на тридцать – тридцать пять...
- И что он заказал?
Энн стала подробно излагать меню. Иногда мама уточняла детали, касающиеся соуса, гарнира, посуды...
- А какое вино вы пили?
- Белый мускат, - продолжала фантазировать дочь.
- Но это же очень дорого! – воскликнула мать.
И неожиданно для себя Энн выпалили:
- Мама, он говорит по-русски!
- Ну, какое это имеет для тебя значение! Ты ведь владеешь столькими языками - даже китайским!
- Как какое? Ты ведь сама говорила, что один из наших предков был русским и даже не просто русским, а русским генералом!
- Я такого не говорила.
- А что ты говорила?
- Я говорила, что он был генералом русской армии. Русским генералом мог быть только русский человек, а он был евреем и в то же время генералом русской армии. Генералом русской армии, а не русским генералом! Еще при императоре. А это в те времена было большой редкостью!
Мама очень дорожила памятью о своих далёких предках, и когда разговор касался этой памяти, она не позволяла Энн никаких неточностей.
- Извини меня, в следующий раз я постараюсь не ошибиться, когда вопрос коснется наших предков... Спокойной ночи, мамочка!
- Спокойной ночи, доченька!
Глава 4. Отпуск
- Энн, - сказал через пару дней Пит. – Могу вас обрадовать. Руководство фирмы довольно вами и решило премировать недельной поездкой на Гавайские острова. Проверьте, пожалуйста, все ли здесь предусмотрено!
И Пит положил перед Энн незапечатанный конверт.
Энн высыпала на стол содержимое конверта – билеты на самолет в оба конца, подтверждение из гостиницы о бронировании номера и двухразового питания в ресторане гостиницы, приличная сумма наличных денег...
- На мелкие расходы, - улыбнулся Пит.
- Какие именно? – в ответ улыбнулась Энн.
- Ну, там дорожная сумка, дорожный костюм, пара платьев, обувь, купальник... И возможность посетить разок-другой ресторан вне отеля... Во всяком случае, знайте: если вы выйдете за пределы отпущенных средств, то...
- ... то, звоните в контору, и мы немедленно вышлем недостающую сумму! – пошутила Энн.
- Вот именно, – серьезно подтвердил Пит. - Звоните в контору, и мы немедленно вышлем недостающую сумму!
- Здорово! – Энн закружилась по комнате и чмокнула коротышку Пита в лысую макушку. – Берегитесь, Пит, как бы мне не разорить нашу контору!
...На третий день пребывания на курорте Энн почувствовала, что за ней незаметно наблюдает мужчина, расположившийся в шезлонге рядом с нею. Энн достала карманное зеркальце и стала делать вид, что наносит на лицо крем, защищающий кожу от загара.
«Так и есть! – подумала Энн. – Это Дэвид! Только не убеждайте меня, что руководство фирмы и его решило премировать недельной поездкой на Гавайские острова. Парень явно сам принадлежит к этому загадочному руководству! Они хотят навязать мне свои правила игры? Ну, что же, посмотрим, что из этого получится!»
Энн спрятала крем и зеркальце и резко, всем корпусом повернулась в сторону соседа:
- Здравствуйте, Дэвид! – сказала Энн. – У меня завелись деньжата, и я хочу вернуть вам должок.
К ее удивлению, Дэвид принял ее обращение к нему, как должное.
- Какой именно должок? - совершенно спокойно уточнил Дэвид. – Вы имеете в виду ужин в закусочной или что-то другое?
- Я имею в виду именно ужин в закусочной. Другие мои долги вам мне не известны!
- Прекрасно, тогда пригласите меня сегодня же поужинать с вами в рыбацком ресторанчике. Спиртное, разумеется, за мой счет...
- А разве будет спиртное?
- А как же! Рыба любит воду! Так, кажется, говорят в России?
- Так ведь воду, а не водку! – улыбнулась Энн.
- Ну, не всякое лыко в строку пишется! – в тон ей ответил Дэвид.
- Что, что? – переспросила Энн. – Какое лыко? В какую строку?
- И за что только Пит вас держит? – деланно возмутился Дэвид. – Оказывается, вы даже не знаете элементарных русских слов и выражений.
- А я этого и не скрываю! Я, действительно, не знаю многих элементарных русских слов. Из тех, что вышли из употребления еще до вашего рождения! Двести лет тому назад!
- Хорошо, что я тяну всего на двести лет, а не больше! – засмеялся Дэвид. – Так что будьте готовы, в семь часов я захожу за вами. И, пожалуйста, ничего не ешьте перед этим.
- Почему? – удивилась Энн.
- Чтобы сохранить как можно больше места для тех яств, которые нам предстоит отведать!
Глава 5. Рыбацкий ресторан
...Рыбацкий ресторан представлял собой десятка два деревянных столиков, установленных прямо на песке, и по два-три плетённых из лозы кресла возле каждого столика. Особый колорит придавали мелкоячеистые сети, натянутые на небольшой высоте над площадкой, на которой располагались столики и кресла. Очевидно, эти сети должны были имитировать рыбацкие, растянутые на берегу для сушки. Электрического освещения не было. На каждом столике стояла стеклянная вазочка, на дне которой была установлена свеча.
Как только Энн и Дэвид выбрали столик и сели за него, появился официант и, молча, зажег свечу на их столике. Приятный ветерок со стороны моря ласково обвевал посетителей, но пламя свечей горело устойчиво – стенки ваз, в которых стояли свечи, защищали пламя от дуновений ветерка.
- А где же меню? – спросила Энн.
- А зачем меню? Здесь стандартный набор блюд, стандартная цена, а посетители едят все по полной программе, - пояснил Дэвид.
- А если я чего-то не захочу есть?
- Воля ваша... Вам все равно принесут все блюда по полной программе...
- И заставят заплатить по полной программе?
- А как же... Только я еще не видел, чтобы кто-то отказался от какого-либо блюда...
- Так жалко заплаченных денег?
- Нет, так вкусно!
Между тем официант все так же, молча, поставил перед ними бокалы и бутылку какого-то вина, потом протер бокалы полотенцем и налил им немного вина в бокалы.
- Что это? – спросила Энн, когда официант отошел.
- Кокосовая водка, - ответил Дэвид.
- Она что, лучше обычной водки? Скажем, пшеничной или свекольной?
- Нет, не лучше. Я бы сказал даже, что хуже... Но ничего другого из спиртных напитков здесь не подают.
- А вы, как я погляжу, здесь постоянный посетитель, – полуспросила - полуконстатировала Энн.
- Не то, чтобы постоянный, но бывал здесь не один десяток раз...
- Я не ослышалась? Не один десяток раз?
- Все верно. Примерно между двумя и тремя десятками раз...
- И каждый раз с новой девушкой? – Энн внимательно посмотрела на своего спутника.
- Нет, не каждый раз с новой девушкой... И даже не каждый раз вообще с девушкой, - совершенно серьезно ответил Дэвид.
- Что же вы так оплошали?
Но Дэвид не принял шутливости вопроса и ответил совершенно серьезно:
- Иногда хочется побыть одному...
Официант принес первое блюдо – вазу с салатом из морских растений, различных рыб, крабов, моллюсков – и наполнил принесенным салатом тарелки Энн и Дэвида. Энн попробовала салат и воскликнула:
- Какая прелесть! Теперь не смотрите на меня – я буду уплетать за обе щеки и не хочу, чтобы вы видели, как по-варварски я это буду делать!
- Что вы! Как раз наоборот, мне доставляет большое удовольствие видеть ваши естественные, а не всунутые в кем-то придуманные рамки, поступки и движения, - засмеялся Дэвид. – Тем более, что мы сидим в простом рыбацком ресторане, а не на приеме у английской королевы.
Дэвид поднял свой бокал и сказал:
- Давайте выпьем за то, чтобы, когда мы будем уходить отсюда, у нас было желание еще раз побывать здесь. И обязательно вместе...
- Иными словами, чтобы за этот вечер мы не успели разочароваться и надоесть друг другу, - засмеялась Энн и подняла свой бокал. – Согласна! За то, чтобы у нас появилось желание еще раз побывать здесь вместе...
После салата официант принес супницу и разлил в их тарелки уху. Дэвид наполнил бокалы, внимательно посмотрел на свою спутницу и неожиданно сказал:
- Энн, вы даже не можете себе представить, как вы похожи на Варвару Васильевну...
- А кто это?
- Ваша пра-пра- … не хочется считать, сколько ещё раз! – прабабка!
- А вы и её водили в этот ресторан?
- Нет, в рестораны ее водил Осип Самойлович, ваш пра-пра...- прадедушка. Правда, не в этот, а в другие: в Москве, Париже, Варшаве... Но это уже не существенно...
- Дэвид! У меня, действительно, была пра-пра-прабабушка Барбара... И если вы знали мою прапрабабушку Барбару, то я начинаю верить, что вам… Господи, сколько же вам лет? Когда и где вы в последний раз видели мою пра-пра-прабабушку Барбару?
Дэвид молчал...
Энн повторила свой вопрос.
Дэвид продолжал молчать...
- Дэвид! Вы не уснули? У меня такое впечатление, что за столиком сейчас сидит только ваша плотская оболочка, а сами вы за тридевять земель отсюда!
- Вы правы Энн, я, действительно, ударился в воспоминания. Простите, пожалуйста...
- Возможно, я смогу вас простить, но для этого мне надо знать, где вы сейчас были.
- В Варшаве...
- Почему именно в Варшаве?
- Потому что именно там я в последний раз видел Варвару Васильевну и Осипа Самойловича...
- Прекрасно... Рассказывайте, да поскорее, о чем вы сейчас вспоминали...
Глава 6. Варшавское гетто, сороковые годы двадцатого столетия
... Итак, когда и где он в последний раз видел ее пра-пра-прабабушку Барбару?
22 июля 1942 года гитлеровцы приступили к ликвидации Варшавского гетто. Случайно ли это было сделано или преднамаренно, но именно в 1942 году день 22 июля пришелся на Девятое Ава по иудейскому календарю – день, когда были разрушены Первый и Второй храмы в Иерусалиме.
Давид приехал в гетто 25 июля. Он прибыл на автомобиле «Опель-капитан» и был в форме немецкого офицера. Автомобиль подкатил к юденрату, и Давид важно прошествовал в кабинет самого бургомистра еврейской части Варшавы. Он еще не знал, что 23 июля, услышав приказ о начавшейся акции по уничтожению гетто, бургомистр еврейской части города Адам Черняков покончил собой, приняв цианистый калий. Из-за этого Давид чуть не погорел.
- У меня есть важное предписание немедленно задержать и доставить в польскую часть города находящегося в гетто бывшего генерала царской армии. Вот предписание и приказ юденрату оказывать мне всяческое содействие, - заявил Давид, прогуливаясь по кабинету, держа в левой руке кожанные перчатки и правой рукой постукивая по ним стэком.
Фальшивое предписание, которое было у Давида, было адресовано Адаму Чернякову, и, если бы оно было подлинным, то те, кто его составлял, не могли не знать, что Чернякова уже нет в живых. Но уверенное поведение немецкого офицера подействовало гипнотирующе, и преемник Чернякова на посту бургомистра беспрекословно подчинился приказу и даже велел своим помощникам сопроводить Давида к Осипу Самойловичу. Там немецкий офицер сначала отпустил своих проводников, а потом изложил цель своего приезда.
- Спасибо, Давид, - в один голос сказали Варвара Васильевна и Осип Самойлович, - но мы разделим участь всего гетто...
Давид пробовал возражать:
- Варвара Васильевна! Вы ведь вообще не еврейка и не иудейка, а русская и христианка...
- Давыдушка, это уже не имеет значения. Мы с Осипом Самойловичем всю жизнь прожили неразлучно. Негоже нам разлучаться перед смертью... А вот Машу, нашу дочку, и двух внучек попробуй спасти...
- Но я не предлагаю вам оставить Осипа Самойловича здесь одного. Я всего лишь объясняю, почему вы должны уйти отсюда. Конечно же, вместе с Осипом Самойловичем. И дочку вашу с внучатами увезти из гетто...
- Нет, Давыдушка, пять человек спасти тебе будет не по силам. Спасай тех, кто помоложе... И да сопутствует вам удача...
Давид вывез из гетто их дочку Машу и двух маленьких внучек и передал их в католический монастырь. В воротах гетто польский полицай попробовал помешать автомобилю, почему-то показавшемуся ему подозрительным, выехать в польскую часть города, но Давид вытащил пистолет, и этот аргумент оказался убедительным.
Глава 7. Рыбацкий ресторан (продолжение)
- Учтите, Энн, в рыбе имеются кости, поэтому нам придется какой-то период есть, молча.
Энн кивнула.
- Поэтому давайте, если не возражаете, отложим вопрос о моих воспоминаниях до другого раза, - сказал Дэвид своей визави.
- Но тогда и вопрос о вашем прощении тоже придется отложить до другого раза...
- Что же, придется согласиться... Я не тороплюсь...
Официант, все так же не говоря ни слова, сменил у них тарелки, принёс сковородку с жареной рыбой, положил каждому по одной рыбине на тарелку, полил каким-то соусом, потом поставил сковородку с оставшейся рыбой на подставку, накрыл сковородку крышкой и удалился.
Дэвид снова наполнил до половины бокалы, приподнял свой бокал, посмотрел Энн в глаза и сделал несколько глотков. Энн тоже приподняла свой бокал, посмотрела в глаза Дэвиду и пригубила из своего бокала.
Они, не торопясь, приступили к жареной рыбё. И Дэвид вспомнил еще одну историю.
Глава 8. Карловы Вары, Чехия, двадцатые годы двадцатого столетия
В то лето Дэвид прикатил в Европу из Америки, где он обосновался, чтобы провести по две недели в Париже и Риме. Он позвонил Осипу Самойловичу и Варваре Васильевне, которые обосновались в Варшаве («Все-таки Польша поближе к России. Да и польский язык сродни русскому», - неизменно отвечали оба на его предложения, чтобы и они перебрались в Соединенные Штаты или Канаду).
- Как вы смотрите на то, чтобы нам провести вместе недельку в Париже или Риме, а то и в обоих городах? – спросил по телефону Дэвид.
- Нет, - ответил Осип Самойлович, - летом, в жару, ни в Риме, ни в Париже нам делать нечего. Все-таки у нас уже не тот возраст, здоровье не то, да и расходы такие будут для нас весьма накладны.
- Давид, - Варвара Васильевна взяла телефонную трубку. – Врачи настоятельно рекомендуют Осипу Самойловичу поехать в Карловы Вары. Мы целый год собирали деньги на эту поездку. Как ты смотришь на то, чтобы и тебе тоже подъехать в Карловы Вары? Отдохнёшь, попьёшь минеральную воду, подышишь целебным воздухом...
- Договорились, - охотно согласился Дэвид, и они уточнили подробности – место и время – встречи.
Вместе с Осипом Самойловичем и Варварой Васильевной приехала их дочь Маша – угловатый подросток лет тринадцати – большего о ней Дэвид ничего не мог вспомнить. Зато он на всю жизнь запомнил ее мать. Он впервые увидел Варвару Васильевну не в белом халате медсестры, а в цивильном платье. Жена генерала, несмотря на зрелый возраст, а, может быть, именно благодаря ему показалась Дэвиду настолько прекрасной, что он не удержался и заявил:
- Осип Самойлович! Прогоните меня поскорее отсюда!
- Почему? – удивился бывший генерал русской армии.
- Иначе я влюблюсь и начну ухаживать за Варварой Васильевной, чтобы отбить ее у вас. А это будет с моей стороны свинством по отношению к врачу, который спас мне жизнь.
Генерал взял в свои руки руку жены, наклонился и поцеловал:
- Варенька, какое же это счастье, что у меня есть ты. Видишь, и Давыдушка это тоже понимает...
И тут произошло неожиданное. Варвара Васильевна подошла к Давиду, положила свои руки ему на плечи, посмотела в глаза и сказала:
- Давыдушка! Мальчик мой! Ты ведь не знаешь, и никто не знает, что я колдунья. Вон как Осипа на всю жизнь к себе приворожила! А посему заклинаю тебя: если только хочешь сохранить свое бессмертие, держись подальше от моих внучек и пра-, пра-, правнучек! Иначе влюбишься, потеряешь голову, а с ней и свое бессмертие... Они ведь все будут в меня – тоже немножечко ведьмами...
Осип Самойлович попытался все превратить в шутку:
- Не верь ей, Давид! Это я ее к себе приручил!
Но Давиду почему-то показалось, что генерал и сам не был уверен в своих словах...
...Почти три сотни лет Давид неукоснительно следовал предостережению Варвары Васильевны. Он не заводил семьи, понимая, что семья свяжет его по рукам и ногам. Невозможно будет сохранять свое уникальное бессмертие, видя, как рядом болеют, стареют и умирают любимая женщина, ваши с ней дети и внуки... И тогда великое счастье бессмертия может превратиться в великое несчастье...
В то же время, испытывая благодарность к доктору, спасшему ему жизнь, а затем уступившему ему свое бессмертие, испытывая сильную привязанность к Осипу Самойловичу и Варваре Васильевне, единственным после смерти матери близким ему на всей Земле людям, Давид старался по возможности незаметно помогать их потомкам. Он не дарил им денег, ни от своего имени, ни от имени неизвестного благодетеля. Он просто старался обеспечить их работой. Именно это побудило его создать свою контору и в разное время принять туда на работу ничего не подозревавших Джулию, Пита, Энн... Благо спустя много десятилетий после гибели в фашистском лагере смерти Треблинке Осипа Самойловича и Варвары Васильевны, их далекие потомки, потомки двух маленьких девочек, вывезенных Давидом из Варшавского гетто и спрятанных во время войны в католическом монастыре, стали совсем незнакомыми друг с другом людьми...
Глава 9. Продолжение отпуска
Утром Дэвид вспомнил, что вчера вечером он забыл принять тибетское снадобье - напиток бессмертия. И сам удивился тому, что отнесся к этому совершенно спокойно. Еще больше он удивился тому, что не торопится наверстать упущенное и поскорее принять волшебный элексир. А это значит, что к вечеру его тело постареет не на четверть часа, а на целый день. Конечно, всего один день – это очень мало по сравнению со средней продолжительностью человеческой жизни. Но дни складываются в недели, недели в месяцы, а там не заметишь, как и год набежит...
«А посему заклинаю тебя: если только хочешь сохранить свое бессмертие, держись подальше от моих внучек и пра-, пра-, правнучек! Иначе влюбишься, потеряешь голову, а с ней и бессмертие...» - целый день вспоминались Дэвиду слова Варвары Васильевны.
Принимая душ, завтракая, нежась на пляже, Дэвид вспоминал подробности вчерашней встречи. Энн не позволила ему оплатить счет. Она напомнила Дэвиду, что это она пригласила его сюда. В ответ Дэвид сказал, что благодарен ей за чудесный вечер, но ни за что не станет возвращать ей стоимость бутылки кокосовой водки, а приглашает ее в любой из следующих ресторанов на выбор – и он назвал несколько самых престижных ресторанов на побережье.
- Нет, - твердо ответила Энн. – Ни в один из них мы не пойдем. И не потому, что там дорого, а я не хочу вводить вас в излишние расходы. Мы не пойдем туда потому, что я не привыкла к таким фешенебельным ресторанам и буду чувствовать себя не в своей тарелке.
Последние слова она произнесла по-русски и внимательно посмотрела на Дэвида – понял ли он их смысл. Дэвид прекрасно понял ее и засмеялся:
- А где мы (он намеренно употребил это слово «мы») будем чувствовать себя в своей тарелке?
- Если вы не возражаете, мы могли бы еще раз посетить тот же рыбацкий ресторан...
- Энн, я очень рад, что вам понравился этот рыбацкий ресторан, но он не единственный такой на побережье... Кроме того, здесь есть другие прекрасные рестораны: китайский ресторан, ресторан с чудесной французкой кухней, русский трактир с цыганским ансамблем...
- Дэвид, не старайтесь поразить мое воображение. Я очень консервативна. Мне так вчера понравилось, что я хочу поскорее еще раз побывать там же...
- Энн, древние говорили, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Я очень боюсь, что во второй раз не повторится то очарование, которое было при первом посещении...
И тут Энн, как когда-то ее пра-пра-пра-...-бабка, подошла к Дэвиду вплотную, положила свои руки ему на плечи, посмотела в глаза и сказала:
- А ведь вы суеверны... Хорошо, тогда давайте пойдем в любой другой ресторан, но только не фешенебельный, а попроще... Я доверяю вашему вкусу...
«Держись подальше от моих внучек и пра-, пра-, правнучек! Иначе влюбишься, потеряешь голову, а с ней и бессмертие... Они ведь все будут в меня – немножечко ведьмами», - Дэвид снова явственно услышал голос Варвары Васильевны, но отступать было поздно...
Да и не хотелось...
И они с Энн пошли по направлению к необычному строению в виде китайской пагоды, где размещался маленький и уютный ресторан с китайской кухней...
Эпилог
Тибетский храм
Один рядит тебя в свой пыл,
Другой в свою печаль, Природа.
Что одному гласит: "Свобода!" -
Другому: "Тьма! Покой могил!"
Шарль Бодлер. “Алхимия скорби”. Из книги «Цветы зла».
Перевод П. Якубовича.
...Прошло сорок лет.
Настоятель тибетского храма сидел в своей опочивальне и, как обычно, предавался философским раздумьям. Он сопостовлял факты и пытался вывести из них общую закономерность.
По неписаным законам Мудрейших только два человека могли на одном и том же историческом отрезке времени потреблять волшебный напиток бессмертия. Один из них должен был неотлучно находиться на территории храма, другой – проживать в миру. За все это время ни разу не сменился тот, кто жил в храме, но неоднократно менялись те, кто проживал вне его стен... Настоятель храма хотел понять, в чем причина этой странной закономнрности...
Три тысячи лет тому назад Мудрейшие сделали великое открытие. Они поняли, что бессмертие и вечная жизнь – не одно и то же. Вечная жизнь недостижима, а быть бессмертным, то есть жить столько, сколько пожелаешь, возможно… Мудрейшие нашли состав напитка, замедляющего в организме все процессы старения. Тот, кто будет ежедневно выпивать незначительную, почти символическую дозу этого волшебного снадобья, в эти дни практически не будет стареть, или, если быть абсолютно точным, будет стареть в сто раз медленее других людей...
Даже если принять продолжительность человеческой жизни в шестьдесят лет, бессмертному гарантированы шесть тысяч лет жизни...
Мудрый Настоятель храма хорошо знал эту истину. Так же, как и бессмертные, жившие среди людей: Обожженный Пламенем, Вскормленный Волчицей, Озябший Ребенок и Раненный Солдат.
Все они, и Обожженный Пламенем, и Вскормленный Волчицей, и Озябший Ребенок ушли из жизни, не использовав и десятой доли своего бессмертия. Ушли по разным причинам...
Обожженный Пламенем просто устал жить... Он так и сказал Мудрейшим:
- Мне стало неинтересно жить...
Озябшего Ребенка призвал к себе Будда, в наказание за то, что Озябший Ребенок начал делиться напитком бессмертия с умирающими смертными людьми...
Вскормленного Волчицей Будда призвал к себе потому, что тот начал поить волшебным напитком больных зверей и птиц...
Уже много лет не появлялся в храме Раненный Солдат. А это значит, что у него давно уже кончились компоненты волшебного напитка. Следовательно, он должен был постареть на несколько десятилетий. Почему же Раненный Солдат не пришел в храм за необходимыми ему компонентами напитка бессмертия? Трудно понять этих живущих в миру... Одно ясно, надо готовить замену еще одному бывшему бессмертным...
...Откуда ему, монаху, три тысячи лет прожившему вдали от мира, за высокими стенами храма, понять, что любовь к женщине бывает так сильна, что человек может отказаться от бессмертия, чтобы жить, стариться и умереть одновременно со своей любимой?
...Прошло еще сто или двести лет. А, может быть, и больше...
Настоятель тибетского храма, как обычно, выпил порцию тибетского снадобья и собрался, как обычно, предаться философским раздумьям. Но ни одна мысль, достойная бессмертного Мудрого Настоятеля, не приходила ему в голову. Вместо возвышенного, он думал о том, что во всем мире нет ни одного человека, которому он был бы нужен, кому бы он был интересен. Нет, не как настоятель храма, а просто, как человек. Нет ни одного человека в мире, который захотел бы написать ему личное письмо или связаться по видеофону и спросить, какое у него, самого старого на Земле человека, настроение, самочувствие или что он ел сегодня за завтраком.
... Пожилой монах, обычно прислуживающий Мудрому Настоятелю, услышал вой. Так воют голодной зимой одинокие волки или шакалы, вытесненные людьми с их мест обитания высоко в горы и призывающие откликнуться себе подобных.
Но на этот раз волчий вой шел не со стороны гор, а из опочивальни настоятеля.
Монах быстро схватил со стены меч и вбежал в опочивальню. Его глазам предстала картина, вселяющая священный трепет. Мудрый Настоятель сидел неподвижно на своем обычном месте и выл по-волчьи, высоко задрав голову, не замечая ничего вокруг...
Пожилой и много повидавший монах попятился к двери и, с перекошенным от ужаса ртом, бесшумно выскользнул из опочивальни Мудрого Настоятеля.