Татьяна ЖИРКОВА

 

Родилась в Ленинградской области, окончила Ленинградский политехнический институт им. М.И. Калинина. Работала в системе Ленэнерго. В настоящее время работает в школе. Была участницей конференций Молодых литераторов Северо-Запада, членом Клуба Молодых литераторов Ленинграда. Как прозаик публиковалась в альманахах «Молодой Ленинград», журналах «Полярная Звезда», «Костер», «Чиж и еж», «Кольцо А». Автор книжки рассказов «Угол» (1989). 

 

 

ПЕТРОВНА

Рассказ

 

 Третий день с удовольствием кипятили чай. С наслаждением пили. Без умолку болтали между собой и по мобильникам. Третий день стол Петровны покрывался пылью.

 - Мне кажется, всё, - торжественно сказала красивая Аза.

 Три молодые женщины переглянулись.

 - Перекрестись, - перебила, как обычно, худенькая Инна. – Ты не знаешь Петровны. У нее отгулов, как у тебя очередного отпуска. Отоспится и придет. На столах, думаешь, мягко спать-то?

 Все засмеялись, пряча носы в чашки.

 - Девочки, ведь к девяносто прёт. Кошмар!

 Петровна частенько оставалась на работе до утра. Кипятила диспетчерам чай, готовила бутерброды, а после укладывалась на сдвинутых столах.

 Чего только не говорилось в присутствии Петровны о ней же… А что – пусть слышит.

 Диспетчеры, эти «нежные души», если оказывались поблизости, шикали, косясь на старуху.

 И тогда Инна доставала флакон французских духов и демонстративно кропила возле своего стола. Вот, смотрите, чем жертвую.

 Один все же не выдержал:

 - Эх, девчата, вы б лучше бабушку в баньку сводили.

 Петровна благоволила к этому диспетчеру, большому веселому мужику, может, за то, что бабушкой называл.

 - Нашел тимуровцев, - морщилась брезгливо Инна. – Нет уж, хватит ее общества и в рабочее время.

 - Так в рабочее б и сводили.

 - Ты её очень любишь – и своди.

 Приятно без старухи, будто дома. Что хочешь делай, вяжи, болтай по телефону, ройся «В Контакте».

 - Надо бы её стол почистить, - предложил кто-то.

 - Да прямо в коридор выставить, и все дела.

 - Нет, надо почистить, а то заставят обратно взять.

 Допили чай и принялись за стол.

 - Смотрите, консервы открыла и так и оставила.

 - Полшефу жаловалась.

 - Ну?

 - Пришла и говорит, сократите их всех. Они не работают, только красятся да чаи гоняют.

 - Иди ты!

 - А он и сам дрожит, не сократили б. Так-то, глядишь, вроде при деле, коллективом руководит.

 Все захихикали.

 - Ну и что?

 - Ничего. Сказал: «Пока я здесь помшефа, тебя, Петровна, пальцем не тронут». Так что, девоньки, мы на пенсию вперёд неё пойдем.

 - Ну здоровья! На десятерых.

 - Смотрите-ка, яблочко старушка не доела! – сказала Галя.

 Яблоко было маленькое, сморщенное, надкушенное с одной стороны.

 - Как раз ей по росту и по возрасту, - засмеялась Аза. – Галь, позвони девчонкам. Скажи, ёжки нет.

 Стол вынесли в коридор, приткнув к тамошнему хламу.

 Пришли подружки.

 - Свободно-то стало! Вот теперь надо пойти к шефу и потребовать, чтобы её убрали из комнаты, пусть хоть к себе сажает, кабинет большой.

 - Ходили. Посочувствовал, пообещал и все.

 - Почему её племянники не заберут?

 - У нее есть родственники?

 - Говорят, есть. Племянник, слышала, архитектор. Я бы на вашем месте уж давно с ним связалась. – Лера потрогала рукав платья подружки. – Сама, Азка, шила?

 - Да ты что, это ж фирма, на Елисейских полях купила, - засмеялась от удовольствия Аза.

 - Ничего, правда, Ленка? И вообще, что вы не можете подстроить, чтобы стул под ней сломался или стол рухнул? Ну сколько можно терпеть? Давай, Ленка, открутим ей что-нибудь от стула. А у стола ножку расшатаем.

 - Мы и стул унесли.

 - Молодцы, поздравляем, она завтра явится и все назад притащит.

 Переглянулись.

 - В Париже это сейчас самый писк, - начала Аза, любуясь собой в зеркале.

 - А у Петровны был муж? – спросила Галя.

 - Был. Господи, с ней сидите и ничего не знаете. Муж погиб, ребёнок умер. Она же всю жизнь в этой комнате проторчала. Вот так, - Лера засмеялась. – Вообще она гремела когда-то. Идейная, была парторгом что ли. Но скрытная. Люди говорят, может, вранье. А ну ее, давай про рукав.

 

 Петровне снилось яркое солнце и зеленое поле. Она бежала, трава щекотала ноги, стрекотали кузнечики. В роще был Павел. Слышался звук его косы. Шик, шик – падала трава. И вдруг запахло дымом.

 Рожь горит! Подожгли, немцы подожгли хлеб! Хлеб!

 Какое бесконечное поле, пот заливает глаза.

 Павел, беги! Немцы! Беги, Павел, спасайся!

 Па – ша – а!…

 Она очнулась. Нечем дышать. Сплошной дым. Почему нет света? Входила, зажигала.

 Сидеть на унитазе было неудобно. Со всех сторон напирал едкий дым.

 Петровна толкнула дверь, забарабанила руками что было сил и в изнеможении откинулась назад.

 - Павла видела, Варя, - сказала, будто обращаясь к соседке.

 По коридору кто-то бегал, хлопали двери.

 Петровна потрогала болтавшийся на шее ключ. Никто не войдет в её комнату. Никто.

 Соседи орали в коридоре, возили что-то по полу.

 Что ж это за дым? Откуда?

 - Ой, батюшки – светы мои! Ведь пожар! – опомнилась она и заголосила.

 - Деньги, мои деньги! Да выпустите же меня!

Петровне хотелось забарабанить в дверь. Но сил не было, и она сидела, представляя, как вспыхивают и горят они, собранные на столе стопочками, красные к красным, зеленые к зеленым…Она выхватывает их из пламени, и они догорают в руках.

 - Вот тебе Ваня, вот тебе Ваня… - бессмысленно твердили губы.

 - Старуха горит! Да оттащите старуху! – донеслось откуда-то издалека.

 Ей казалось, будто она сгребает все в кучу, садится возле и вытирает руками в горячем пепле лицо. Потом она почувствовала, что ее куда-то несут. Хотелось сказать: «Оставьте, больно». Больше не помнила ничего.

 

 Сквозь листву за окном, сквозь пыльные окна палаты пробирался к слипшимся глазам Петровны солнечный луч.

 Сколько она уже здесь лежит – день, год? Выжила. Зачем? Ничего нет – ни денег, ни фотографий, ничего.

 Временами она видела, как сидит в своей комнате за столом перед красными и зелеными стопочками. Пересчитывает их, перекладывает, как прежде.

 - Это Ванюшке на учёбу, - произносила тогда Петровна вслух.

 И тотчас слышала, как кто-то говорил рядом:

 - Всё бредит…

 В палате было то душно, то холодно. Как-то она прислушалась, пригляделась – кровати, кровати. Много народа лежало рядом. И все тяжелые, хлипкие. Так мучался кто-то справа, что даже сердце сжалось. Но она снова забылась, ушла в свою боль, и уже не слышала стонов.

 Бывало, кто-то включал свет, и он бил ей прямо в глаза. Может, от этого голова болела.

 Но Петровна молчала и никого не хотела видеть. Даже когда ей стало лучше, притворялась то спящей, то впавшей в беспамятство. А сама все обдумывала свое положение.

 Где-то брат Павла, его дети, которых она считала своими племянниками, дети их детей… Кому она теперь нужна без денег, без угла… Обуза. Помереть бы на этой койке…

 Никто не приходил к Петровне. Конечно, у всех дела.

 «Крали-то эти на работе, поди как рады. Конца ждут.

 Ради этого бы встать!

 - Здрасьте, - сказать. – Ну как, все чаи с пирожными гоняете, задницы отращиваете, брови щиплете, ресницы гуталините, сплетничаете? Пожили без меня всласть, хватит. Вот и я!

 Тузова в углу маникюрится – лаком несет, Лыжина с Додиной пьют чай с пирожными из «Севера». Специально себе командировки на Невский устраивают. А что ж им еще, нахалкам, делать. И каждый месяц по 30 тыщ в карман. Господи, да ведь грабёж! Почему не видит-то никто?

 Сколько раз начальнику, пню этому говорила:

 - Куда смотришь? Знаешь ли, что люди у тебя делают?

 - А что?

 - Да ничего ж не делают! За что платишь?

 - Разгонят нас иначе, Петровна, не понимаешь ты.

 Тьфу! Выпила валерьянки, к директору пошла.

 - Не серчай, - отвечает, - молодые они еще, глупые.

 - Так, значит, за глупость платишь?

 Смеётся.

 - Ты-то тоже молодая была.

 Была. Да и начальник был. Работу спрашивал. То туда поезжай, то там посмотри. То чертишь, то на машинке печатаешь. Нё до чаю с пирожными. Работа. А эти всё в интернетах, да мобильники в ушах, да пирсюги эти, как их там, в пупках и в носах. Эх, зла не хватает!

 - Слышь, директор, в этом капитализме меня, наверное, первую сократят, больно уж я бельмом получаюсь. Каждый потихоньку грабит казну и молчит. Мне уж, конечно, несдобровать, выгонишь.

 Смеётся.

 - А куда мне теперь? Домой с соседкой ругаться? У телевизора спать? Не могу, не привыкла я так. Уж лучше руки наложить…

 - Что ты, что ты! Работай, Петровна, совесть ты наша, хоть до ста лет. Пока я тут директор, пальцем тебя не тронут!

 Мучительнее всего бывали праздники. С подарками и деньгами Петровна через весь город ехала к брату Павла. Там, в огромной квартире ее никто не ждал. Подарки брали, но с ней почти не разговаривали. По правде, она и рада была. Ну о чём им, образованным, говорить с ней?

 Племянники были не похожи, но младший - Ванюшка до странности напоминал ей мужа. Даже манерой сидеть, поджав под себя ногу и поднимать прядь со лба. Она, бывало, глядела и глаз не вытирала, чтобы внимания не обратили. Так, соринка попала, если б спросили.

 Двух первых мальчиков она нянчила. Сутками тогда работала. Ни в чем не отказывала – родственники ведь Пашины, значит, и её. Хорошие ребята получились. По военной части пошли. За младшим уж не ходила, а любила больше всех. Он сроду на технике был помешан. Да учёба плоховато дается, усидчивости нет. Вот и копила Петровна Ване на учёбу в институте. Нынче ведь все платно, и в уборную бесплатно не сходишь.

 Так заснуть! Фонарик не купила, все подешевле искала. Кабы б не свечка…

 В ту злосчастную ночь Петровне не спалось. Она встала, из экономии не зажигая света. Поставила в стакан свечку и принялась пересчитывать Ванюшкины деньги. Довольная подсчётом, приписала результат на специальной бумажке и пошла в туалет…

 

 Петровна отсутствовала на работе больше месяца. Уже все знали, что она в больнице, что плоха.

 Как-то в комнату зашел шеф. Посидел, пококетничал с женщинами, особенно с красивой Азой. Поговорили о близких отпусках, кто на какое море поедет. У двери директор спросил:

 - Азочка, к Петровне-то ходил кто?

 Аза покраснела.

 - Ну, ребята, надо навестить старушку, как хотите, но надо.

 - Когда ж вы ее на пенсию-то отправите? – не выдержала Инна.

 Шеф слегка замялся.

 - Да… выйдет на работу, подготовим приказ.

 Дверь за директором закрылась.

 - Ур-ра-а! – сдавленно вскрикнули женщины.

 - Кто пойдет? – очнулась Аза.

 - У меня детей некому забирать, - сказала Инна.

 - А мне мужа в командировку собирать.

 - И ты молчишь? Куда?

 - В Брюгге.

 - Ой, Галка, мы с тобой играем! – улыбнулась Инна. – Мне так нужно…

 - Слушайте, ну кто хоть близко живет или проезжает мимо?

 - Сама и сходи, - обернулась Инна, - ни детей, ни мужа.

 Аза вспыхнула.

 - Вообще-то, я там проезжаю, - задумалась Галя. – Только, чур, я пораньше уйду.

 Аза засмеялась от радости.

 - Да хоть сейчас!

 

 Перекусив в «Чайной ложке», Галя купила пакет какого-то сока, пару апельсинов и пошла в больницу.

 Никто не потребовал у нее ни пропуска, ни документов. Куда идти, подсказали больные.

 «Петровна кончается, положить пакет и обратно», - думала Галя, открывая дверь палаты.

 Войдя, растерялась. Кровати стояли в три ряда, притиснутые друг к другу. Было душно и шумно. Кто стонал, кто болтал по телефону, иные разговаривали, где-то гремел телевизор. В углу кто-то надрывно плакал. Наконец она увидела Петровну. Та лежала с краю, у окна, тощая, маленькая.

 Никто не обратил на Галю внимания, и она протиснулась к Петровне. Положила на подоконник пакет с запиской «М.П. Мозговой от сослуживцев» и повернулась уходить, не взглянув на Петровну. И замерла.

 - Галя…

 Она обернулась. Петровна глядела на нее и щеки морщились, морщились, силясь улыбнуться.

 - Ну, как там, на работе? – тихо спросила Петровна.

 - Н-нормально. Вам лучше?

 - Да вот… вот. Все хорошо. Кормят и…

 Галя молчала.

 - Зря тратишься на меня. Да и не расчистить…

 Галя поставила сумку на подоконник, вынула апельсин и принялась чистить. Петровна пристально следила за ее пальцами.

 - Мне соседка дает, угощает…

 Разделив кое-как на дольки, Галя положила апельсин в миску и поставила на кровать.

 - Спасибо, - прошептала старуха, запихивая дольку в рот.

 - Поправляйтесь, - сказала Галя и пошла прочь.

 

 Петровна выздоровела, может, закалкой силен старый человек.

 Надела Петровна казённое платье, платок на голову повязала, пожелала всем здоровья и вышла за порог больницы. Домой не пошла, еще насмотришься на голые стены. Было солнечно, тепло. Постояла.

 Куда ж идти? К племянникам? Нахлебницей жить – радости нет. Чем обузой, уж лучше под трамвай, вон он, десятый номер…

 «Ну, ну» - оборвала себя, щурясь на солнце.

 Молодая девица прошла мимо, сумка через плечо.

 - Маткин берег, батькин край! Юбка-то, юбка! Распорота, что ли? Или что ж это, новая мода? Надо нашим-то модницам рассказать. На службу пойду, вот куда. Сказал директор – работай, хоть до ста.

 Петровна одёрнула платье и засеменила к трамвайной остановке.