Анна ГЕДЫМИН
Родилась на Арбате, в семье инженеров. Автор семи стихотворных сборников и прозаической книжки для детей «Я, Чижик, торжественно обещаю». Живет в Москве.
ПРЕДЧУВСТВИЕ ТЕПЛА
* * *
Лес предзимней зиял пустотой...
Помню слякоть и чувство тревоги,
И отчетливый куст золотой,
Голосующий у дороги.
Вроде выболела до дна
Эта осень.
И нате вам – милость!
Но из тысячи душ ни одна
В странном месте не притормозилась.
Вот он — миг, предвещающий крах!
Ох, припомнит судьба нам истица,
Как молили о мелких дарах,
Чтобы мимо щедрот проноситься!..
* * *
Месяцы, пропахшие голубикой —
Ягодой неприветливою и дикой —
Принципиально отличаются от апреля,
Когда до подснежников — еще неделя.
А в июне, земляничной порою,
Я обычно сама не своя, не скрою:
Смотрит небо в душу, как зеркало,
и дятлы выстукивают по коре
Точки-тире.
Но все лучшее со мной случается в октябре.
Болдинская моя осень,
оранжевый сеттер,
огонь рябины,
Месяц рождения сына,
месяц песни моей голубиной!
После этого можно хоть навсегда
В холода.
* * *
Говоришь, ни покоя, ни счастья,
Только воля —
надоевшая, да своя?
И сердчишко,
наподобие воробья,
Вьется, бьется
о зазубренные края,
Так и не выучив ни аза?
Не печалься,
мой любимый чудак,
Когда на душе мрак,
Смотри не туда,
а в мои глаза.
Переможем зиму,
пожар, потоп,
Шепоток за спиною
и пулю в лоб,
Не уступим —
ну, понимаешь —
ни пяди земли…
Пусть вокруг изумляются:
Какого рожна?
Вроде ты не сестра ему,
не жена!..
Не тревожься,
Только если сделаюсь не нужна,
Я сумею оказаться вдали.
* * *
Памяти гнёт
С каждым мгновеньем весомей —
но и милей.
Жизнь промелькнет,
Как промелькнул горностай
среди снежных полей.
Лунная долька,
Следов торопливая нить…
Памяти только
Дано это всё сохранить.
ЧУЖОЙ
Он был учителем пения.
Он и теперь поет
Бравурные восточные песни
Московскими вечерами.
Мы раскланиваемся.
Я отдала его детям
Игрушечный вертолет,
Чего не одобрил сосед —
Тоже приезжий, но «свой»,
Из более ранних.
А тот, «чужой», подметает мой двор
И старательно колет лед —
За неясное будущее
И крышу над головой.
И, возможно, при случае
Он меня не убьет,
Но тогда —
Не убил бы свой.
* * *
Ты для меня
Больше, чем беда,
Больше, чем вода
В пересохшей округе.
Ты для меня —
И шальная толпа,
И лесная тропа,
И друзья, и подруги.
Давай
Сядем, как в детстве, в трамвай,
Чтобы лужи и брюки клеш!
Давай
Ты никогда не умрешь!
Лучше уж я...
И стану для тебя
Солнцем над головой
И лохматой травой
У ограды.
Чтоб все подруги твои
И все супруги твои
(И даже мама твоя!)
Мне были рады.
* * *
Предчувствие тепла...
Мы были так живучи,
Что можем представлять
Научный интерес.
И смутно на душе.
Так праведника мучит,
Привыкшего к земле, —
Предчувствие небес.
А может, мы и впрямь
Диковинной породы?
Иначе кто бы смог,
Удачей не храним,
Не зная ни любви,
Ни Бога, ни свободы,
Прожить изрядный век
Предчувствием одним?..
* * *
Ты помнишь? — детство, стриженые ногти,
Огромный бант, умолкший третий класс...
Горнист, волнуясь, врет на каждой ноте...
Так в пионеры принимали нас.
Смеркается. Салют. Ноябрьский праздник.
Вдруг — полная луна, как мандарин...
И ангелоподобный одноклассник
Мне о геройстве что-то говорил.
Мы были так торжественно-серьезны,
Так дружно шли, поддерживая строй,
Что в небесах рассчитывались звезды,
Как фонари — на «первый» и «второй».
А он грустил, что слабое здоровье,
И все ж мечтал в матросы, хоть убей, —
Где море на закате — цвета крови,
А может — даже голубей...
* * *
Наступает возраст безответных любовей,
Беспристрастных оценок,
Безутешных печалей.
Это время по всем приметам даже фиговей
Того, что было вначале.
Вот какие мне истины приоткрылись!
Вот жить мне отныне с чем!
А вы — про экономический кризис,
Тоталитаризм,
Сановную чернь…
* * *
Ветра нет, но зябко у воды,
И деревья смутны, как во сне...
Может, нынче свет моей звезды
Наконец дотянется ко мне?
Даже не очнутся берега,
Только сердце грохнет в тишине,
И у закадычного врага
Пробегут мурашки по спине...
