Александр ГОВОРКОВ

 

Родился в 1956 году в Москве. Окончил I Московский медицинский институт. Автор книг стихотворений «Новый свет» (1996) и «Троянова тропа» (2001), один из авторов книги поэзии «Три берега» (1998) и книги прозы «Совсем другое» (2004). Переводил англоязычную и болгарскую поэзию. Стихи и проза печатались в различных периодических изданиях России, США, Израиля, Дании, Словакии, Румынии и Болгарии. Член Союза писателей Москвы и Союза писателей ХХI века. Живет в Москве и Мемфисе (США).

 

 

КРАСНОРЕЧИВЫЕ ПРОБЕЛЫ

 

Что общего между «Идиотом» и «Живым трупом»? Для тех, кто начал усмехаться, формулирую вопрос в развёрнутом виде: «Что общего между романом Фёдора Михайловича Достоевского «Идиот» и пьесой Льва Николаевича Толстого «Живой труп»?

Ну, конечно, оба произведения – вершина русской классики, написаны в последней трети XIX века и т.д. и т.п. Это из школьного учебника.

Если копнуть чуть поглубже, можно отметить, что «Идиот» - самый «толстовский» роман Достоевского, тогда как «Живой труп» - самое «достоевское» произведение Толстого. Действительно, в почти что «толстовце» - князе из романа - и «митькарамазовском» герое пьесы просматривается своеобразное «перекрёстное опыление» обоих произведений. Забавно, что князя Мышкина зовут – как и Толстого – Львом Николаевичем, а героя «Живого трупа» - Фёдором.

Но и эти параллели слишком поверхностны. Надо идти вглубь, в сердцевину. А там, в сердцевине - штиль, Бермудский треугольник, дырка от бублика. В самом деле, роман распадается на две, пусть и не равные количественно, половины. Динамичная первая часть книги завершается броском князя вслед за уносимой тройкой Настасьей Филипповной - в ночь, в метель, в бездну. Между первой и остальными тремя частями романа пролегает пропасть - шириною в полгода. Всё действие на протяжении четырёх частей книги занимает от силы месяц. На пробел в действии отведено в шесть раз больше времени. Но самое интересное – князь, вынырнувшй из этой пропасти-пробела, - другой, лишённый свободы воли человек.

Он будто бы слегка потухший, слегка... обгоревший, как пачка денег, сначала брошенная в камин Настасьей Филипповной, а потом ею же извлечённая оттуда. Словно попугай, князь постоянно твердит: «она сумасшедшая... она сумасшедшая...», почти не находя иных слов для характеристики Настасьи Филипповны. На протяжении последних четырехсот страниц романа он пять раз аттестует её «сумасшедшей», четыре раза – «безумной», три – «помешанной» и по одному разу (для разнообразия, очевидно) – «повреждённой», «полоумной», «не в своём уме». Какая разница с экстазом первой части – «в вас всё совершенство», «я умру за вас», «я никому не позволю про вас слова сказать»! С заявлениями князя о безумии Настасьи Филипповны не согласны ни Рогожин, ни Евгений Павлович Радомский. Интересно, как меняется полярность мнений князя Мышкина и генерала Епанчина в отношении Настасьи Филипповны. Если в конце первой части романа генерал подводит итог: «женщина сумасшедшая!», то позже, на слова князя: «она помешанная», он отвечает: «не верю помешательству».

Может быть, Настасья Филипповна, как и всякая femme fatale, обладает свойствами зеркала, и каждый видит в ней своё отражение? Отчасти это подтверждается её собственными словами: «... я... почти не существую... Бог знает, что вместо меня живёт во мне». А признание Льва Николаевича: «Я не могу лица Настасьи Филипповны выносить»? Характерен также и жест князя, впервые увидевшего фотографический портрет Настасьи Филипповны – он смотрит в него, словно в зеркало. Тогда понятно, что князь видит в ней, прежде всего, безумие, Рогожин – страсть и измену, Тоцкий – предмет домогательств.

Версия хорошая, но недостаточная. Уж слишком князь напоминает зомби, лишь временно отпущенного хозяином погулять – до призывного сигнала. На зомби похожи и Рогожин с Настасьей Филипповной – только у каждого своя «программа». Князь и Парфён Рогожин боятся Настасьи Филипповны, она, в свою очередь боится их обоих, причём, по словам проницательного Лебедева, - князя больше, нежели Рогожина. Мышкин боится Рогожина, тот (по-своему) боится князя. И одновременно всех троих влечёт друг к другу в самых причудливых комбинациях (Настасья Филипповна – Рогожин, Настасья Филипповна – князь, князь – Рогожин). Тут скрывается что-то недоговоренное, разгадку чего следует искать в пропасти-пробеле, разделяющей первую и последующие части романа.

Что же произошло в эти замолчанные Достоевским полгода? Сведения, которые можно найти в тексте, обрывочны, скупы, иногда – противоречивы. Но и они складываются в некую – пусть и неполную – мозаику.

Князь, схватив первого попавшегося извозчика, мчится вслед за Настасьей Филипповной и Рогожиным в Екатерингоф. На следующий день после «ужасной оргии в Екатерингофском вокзале» Настасья Филипповна тайно от всех бежит в Москву. День спустя князь (вроде бы по делам наследства) отъезжает вслед за ней. Рогожину потребовалась целая неделя, чтобы напасть на след Настасьи Филипповны, после чего он в компании прихлебателей тоже следует в Москву.

Оторвёмся на минуту от нашей реконструкции и обратим внимание на удивительный факт: ни в одном из произведений Достоевского действие не происходит в Москве! Действительно, дело разворачивается чаще всего в Петербурге с окрестностями или за границей, либо в каких-то «салтыков-щедринских» Скотопригоньевске, Мордасове и «мёртвом доме», или же просто - в безымянном «губернском городе». А ведь Москва не была чужой Фёдору Михайловичу! Здесь он родился и прожил первые пятнадцать лет своей жизни. Не будем фантазировать, отчего, но по каким-то причинам Москва была «неудобным» местом для героев Достоевского. Тем знаменательнее, что пробел в повествовании приходится именно на этот город, как будто при слове «Москва» засохли чернила в чернильнице автора.

Вернёмся, однако, к нашему расследованию. Итак, Настасья Филипповна обнаружена Рогожиным в Москве, но через некоторое время опять куда-то исчезает. Рогожин вновь её разыскивает и получает согласие выйти за него замуж. Всё это время князь находится рядом  – чуть ли не живёт с ними. Рогожин и князь переходят на «ты», видятся часто и подолгу, читают вместе Пушкина. Это продолжается около двух месяцев, после чего Настьсья Филипповна в очередной раз бежит от Рогожина – «почти что из-под венца», и на этот раз куда-то в губернию. Вместе с ней бежит князь Мышкин, которого Настьсья Филипповна просит спасти её от Рогожина.

Показания  относительно их провициальной жизни противоречивы. Сам Мышкин говорит Рогожину, что они «жили там розно и в разных городах». Вряд ли так, поскольку далее в тексте князь вспоминает, что «тот месяц в провинции, когда он чуть ли не каждый день виделся с нею, произвёл на него действие ужасное». А хорошо информированная Аглая бросает Мышкину: «Вы жили тогда в одних комнатах, целый месяц, с этою мерзкою женщиной, с которою вы убежали». Князю нечего на это возразить, именно в этот период своей жизни он и написал Аглае отчаянное письмо. Прожив месяц с князем, Настасья Филипповна уходит от него «со слезами, с проклятиями и упрёками» в компании некоего помещика, над которым, по словам Мышкина, «лишь надсмеялась».

Мышкин остаётся в провинции, где знакомится с князем Щербатовым, тогда как Настасья Филипповна возвращается в Москву, к Рогожину. Их отношения сопровождаются скандалами и рукоприкладством, вплоть до травли Рогожиным Настасьи Филипповны собакой – «по всей улице, борзою сукой». В ответ Настасья Филипповна «срамит» Рогожина с офицером Земтюжниковым и – возможно – с Келлером. Через некоторое время она бежит в Петербург, где её снова настигает Рогожин. Через три недели после Рогожина возвращается в Петербург и князь.

Всё! – пропасть перепрыгнута, и в чернильнице Фёдора Михайловича снова плещутся свежие чернила.

Это реконструция фактов, относящихся к шестимесячному пробелу в повествовании. Но подлинным ключем к пониманию московских событий является апофеозная заключительная сцена романа.

После бегства Настасьи Филипповны со свадебной церемонии Рогожин везёт её (по её же просьбе) к себе домой. В четвёртом часу утра он убивает Настасью Филипповну (видимо, спящую) ударом ножа в сердце и начинает творить какую-то запредельную в своей чудовищности инсталляцию, или точнее – натюрморт. Рогожин отгораживает альков, в котором на постели лежит Настасья Филипповна, зелёной шёлковой занавеской. Обнажённое тело убитой он с головой накрывает американской клеёнкой (применяемой для различных медицинских нужд), и поверх неё – простынёй. По углам Рогожин ставит четыре откупоренные «стклянки» с ждановской жидкостью (химическое соединение железа, обладающее бактерицидными свойствами и применявшееся для дезинфекции). «Кругом в беспорядке на постели, в ногах, у самой кровати на креслах, на полу даже, разбросана была снятая одежда, богатое белое шёлковое платье, цветы, ленты. На маленьком столике, у изголовья, блистали снятые и разбросанные бриллианты. В ногах сбиты были в комок какие-то кружева, и на белевших кружевах, выглядывая из-под простыни, обозначился кончик обнажённой ноги; он казался как бы выточенным из мрамора...».

Созданный Рогожиным натюрморт ужасен и невыносимо эротичен, но инсталляция ещё не завершена. Рогожин разыскивает князя и ведёт его к себе. Князь, видимо уже зная, в чём дело, безропотно ему повинуется. По дороге между ними происходит бессвязный разговор, полный умолчаний и понимания друг друга без слов. Этот странный диалог продолжается и у тела убитой. Рогожин хлопочет о том, как им с князем лечь вместе подле Настасьи Филипповны: «Ночь мы заночуем вместе... рядом и постелю, и тебе и мне, так, чтобы вместе... пусть уж она теперь тут лежит, подле нас, подле меня и тебя...

- Да, да! – с жаром подтвердил князь.

- Значит... выносить не давать.

- Н-ни за что! – решил князь, - ни-ни-ни!

- Так я и порешил, чтоб ни за что, парень, и никому не отдавать!»

Далее Рогожин с ритуальной подробностью рассказывает об устройстве своего натюрморта – о клеёнке, простыне, ждановской жидкости... Князь перебивает его странным вопросом: «Это как там... в Москве?». Рогожин продолжает говорить о своём, словно не замечая вопроса. На первый взгляд вопрос князя кажется бессмысленным. Невольно начинаешь подыскивать ему объяснение. Поскольку разговор князя и Рогожина сумбурен и полон подтекстов (словно говорят двое посвящённых), можно предположить, что вопрос относится не к простыням, стклянкам и клеёнке, а к лежанию втроём – как в Москве.

Но эту версию вдребезги разбивает внимательное чтение писем Настасьи Филипповны к Аглае Епанчиной. В последнем письме она пишет: «...у него в ящике спрятана бритва, обмотанная шёлком, как у того московского убийцы; тот... перевязал бритву шёлком, чтобы перерезать одно горло... мне всё казалось, что где-нибудь... спрятан мёртвый и накрыт клеёнкой, как и тот московский, и так же обставлен кругом стклянками со ждановской жидкостью...». Видимо, речь идёт о подробностях преступления, совершённого неким убийцей в Москве. Рогожин со скрупулёзной точностью воссоздаёт эти подробности в своём натюрморте.

Зачем?

Знаменательно, что об этом московском убийстве детально знали все трое: Рогожин – как создатель натюрморта, князь, задавший вопрос: «Это как там... в Москве?» - и Настасья Филипповна, упомянувшая об этом в своём письме. Стало быть, это обсуждалось между ними; стало быть, происходила – пусть и на ментальном уровне – своеобразная репетиция убийства. После Москвы каждый из них знает свою роль, и метания князя и Настасьи Филипповны – всего лишь бесплодные попытки уклониться от негласно (вероятно, даже и без слов) принятого плана. Возможно, что этот план – осознанная судьба всех троих. Без князя и Рогожина Настасья Филипповна – мост из ниоткуда в никуда, они без неё – никчёмные катеты, обломки треугольника.

Вот лежат они трое (и на этом Достоевский завершает действие романа, остальное – лишь досказывание, эпилог), обретя единственно возможое для них мгновение гармонии. Мёртвая женщина и два полупомешанных мужчины образуют ущербную, но на миг устойчивую вселенную, Плерому. В этом их высшая свобода и это миг потустороннего, запредельного счастья. Да и мертва ли Настасья Филипповна? Если и мертва, то мертвенностью бабочки, пронзённой иглою коллекционера. Улететь она уже не может, но по-прежнему прекрасна. Живой труп...

Мы чрезвычайно увлеклись Фёдором Михайловичем и совсем позабыли о Льве Николаевиче. О Льве Николаевиче не князе - как написал бы сбрендивший Иван Бездомный, - а графе. А у графа Толстого в пьесе всё и проще, и... криминальнее. Следует оговориться, что пьеса считается незаконченной (хотя действие доведено до завершения), поскольку окончательно не была отредактирована автором. В самом деле, некоторые несообразности бросаются в глаза. Так, в начале пьесы Анна Дмитриевна Каренина, мать Виктора, описана как молодящаяся дама 50-ти лет. Вместе с тем, на вопрос следователя о возрасте Виктор отвечает, что ему тридцать восемь лет. Нехитрый подсчёт позволяет вычислить возраст Анны Дмитриевны в момент рождения сына – двенадцать-тринадцать лет. Вряд ли подобный «экстрим» входил в замысел Толстого. Но будем ориентироваться на имеющийся текст – другого нет.

Подобно роману Достоевского пьеса распадается на две неравные части. Место действия не названо, но отчего-то создаётся ощущение, что это – Москва. Толстой вообще – московский писатель. В неназванном городе (Москве?) происходит завязка пьесы (первые четыре действия) и её развязка (последние два). Между четвёртым и пятым действием зияет уже знакомая нам пропасть-пробел, в которой и происходит всё самое интригующее.

Итак, герой пьесы Федя Протасов ушёл из дома, влюбившись в цыганку Машу. Он пропадает по трактирам или у цыган, проматывая остатки денег. Себя Федя считает никудышным конченым человеком. Его жена Лиза благосклонно (хотя и с некоторыми колебаниями) принимает ухаживания своего друга детства Виктора Каренина. Федя согласен на развод, но по ряду причин (в том числе, религиозного характера), бракоразводный процесс неудобен Лизе и – особенно – Виктору и его матери, Анне Дмитриевне. Последняя посылает своего конфидента, князя Абрезкова, для разговора с Федей. Абрезков прекрасно понимает, что от него требуется. В полном скрытых намёков разговоре Протасов обещает князю «решить вопрос» в течение двух недель. Считая самоубийство лучшим выходом, Федя пытается застрелиться. В этот момент к нему входит Маша. Мгновенно всё поняв, она довольно хладнокровно предлагает самоубийство инсценировать. «Да ведь это обман!» - пытается протестовать Федя. В ответ Маша предлагает ему себя: «...потом уедем и будем жить во славу». Устоять Федя не в силах. Он пишет письмо Лизе о своём предрешённом самоубийстве и тайно бежит с Машей.

Далее идёт пробел протяжённостью около года. Он легче поддаётся реконструции, нежели пробел в «Идиоте». Федя с Машей бегут в Саратов. Если наше предположение о Москве как месте действия пьесы верно, то география побегов в романе и пьесе однонаправлена – с запада на восток. Рогожин, князь Мышкин и Настасья Филипповна перемещаются из Петербурга в Москву, Протасов и Маша подхватывают это движение – из Москвы (?) в Саратов, в «степь», в «десятый век», на «волю». Что происходит между Машей и Протасовым в Саратове, мы не знаем (кроме последующих нетрезвых признаний Феди в невинности их отношений), но, в конце концов, Маша и Федя расстаются. Протасов возращается в Москву (?), где и возобновляется действие пьесы.

В трактире пьяный Федя рассказывает свою историю художнику Петушкову, называя себя «трупом». Их разговор подслушивает некто Артемьев и предлагает Феде шантажировать Лизу и Виктора, успевших повенчаться. Протасов отказывается. Разозлённый Артемьев «сдаёт» Федю правоохранительным органам.

В ходе начавшегося следствия вскрывается прелюбопытнейшее обстоятельство. Оказывается, от свежеиспечённой четы Карениных каждый месяц через какого-то Симонова в Саратов приходят денежные переводы.

Попробуем нащупать звенья этой цепочки. Итак - от кого деньги? Это легко выяснить. Судебный следователь спрашивает Лизу: «Почему... от вас ежемесячно была пересылка денег в Саратов?». Та отвечает: «Деньги эти посылал мой муж. И я не могу сказать про их назначение, так как это не моя тайна. Но только они не посылались Фёдору Васильевичу». Пожалуй, Лиза говорит правду. Деньги посылал Виктор, а она до начала следствия, скорее всего, об этом даже и не знала. Следователь задаёт тот же вопрос Каренину: «Куда вы посылали ежемесячно деньги в Саратов после ложного известия о смерти Протасова?». Виктор отказывается отвечать на этот вопрос. Далее следователь допрашивает Протасова: «Почему вам были посланы деньги?» Федя молчит. «Вы получали через Симонова посылаемые вам в Саратов деньги?». Федя молчит. Несмотря на угрозы следователя, он не отвечает на вопросы о денежных переводах и потом заговаривает о другом.

Никто из допрошенных не отрицает факта перевода денег в Саратов. Ясно, что деньги посылал Виктор через некоего Симонова. Но дальше начинается тайна. Для кого эти деньги предназначались? На первый взгляд – Фёдору Протасову. Кому же ещё? Но это совершенно противоречит его образу, выписанному в пьесе – честному, совестливому. Кроме того, Федя несколько раз отказывается от предлагаемых ему денег. В его защиту служат и реплики сестры Лизы Саши: «... он никогда чужих не брал... он же отдал всё своё состояние жене». Нет, Протасов не шантажист, надо искать другого адресата денежных переводов.

Есть ли в пьесе персонаж, посвящённый в тайну мнимого самоубийства? Да, есть! Это Иван Петрович Александров, снабдивший Федю револьвером в здании суда. Это человек непутёвый (как и вся протасовская компания) и вполне годится на роль подозреваемого. Но целый ряд обстоятельств доказывает – он тоже не шантажист. Во-первых, Федя передает через него деньги, которые задолжал квартирному хозяину (и Александров, вроде бы, их не прикарманивает). Во-вторых, Александров хранит и честно возвращает Феде револьвер (а мог бы и продать). В-третьих, шантажист вряд ли бы стал прорываться в здание суда, чтобы передать револьвер (зачем привлекать к себе внимание?). И самое главное – шантажист должен быть в Саратове, а Иван Петрович находится в Москве (?). Приехал из Саратова специально, чтобы передать револьвер? Это глупо. Нет, Иван Петрович Александров не виноват.

Остаётся единственный вариант – шантажировала Виктора Каренина и получала от него деньги цыганка Маша! В самом деле, она не только знает о мнимом самоубийстве, но и является автором его инсценировки. Всякое появление Маши в пьесе сопровождается темой денег. Вот она откровенно вымогает деньги у Феди: «Ну, а что я вас просила...» Федя: «Что? Денег?... Ну что же, возьми». Маша смеётся, берёт деньги и прячет в пазуху». Федя озадачен: «Вот и разберись тут. Мне открывает небо, а сама на душки просит». Далее следует забавный «любовный» диалог, достойный «бравого солдата Швейка».

Федя: «Ведь ты ни черта не понимаешь, что сама делаешь»

Маша: «Как не понимать. Я понимаю, что кого люблю, для того и стараюсь и пою лучше»

Федя: «А меня любишь?»

Маша: «Видно, что люблю»

Федя: «Удивительно. (Целует её) ... Хорошо тебе?»

Маша: «Разумеется, хорошо, когда хорошие гости. И нам весело».

А вот сцена, в которой родители Маши обнаруживают её на квартире у Феди. Но ещё до их появления происходит такой разговор:

Маша: «Что же к нам не пришёл?... Эх ты, а обещал»

Федя: «Ты знаешь, что – денег нет»

Маша: «И зачем я тебя полюбила?»

Тут появляются родители Маши – Иван Макарович и Настасья Ивановна. Тема денег звучит ещё громче.

Настасья Ивановна: «Путаешься с голышом. Что с него взять?»

Федя оправдывается : «Я люблю её».

Иван Макарович: «Да вот не любил, когда у вас деньги были. Заплатил бы тогда в хор тысяч десять и взял бы честь честью».

Но главное доказательство Машиной вины – её исчезновение из пьесы сразу же после инсценировки самоубийства Протасова. Ну, правильно – что ей делать в Москве? Как уже было сказано, шантажист должен находиться в Саратове, куда регулярно поступают деньги.

Правда, в самом конце пьесы, в ремарке автора, мелькает какая-то загадочная Маша. В коридоре суда Федя вынимает револьвер и стреляет себе в сердце. Все кидаются к нему. Он, упав, зовёт Лизу... После этого следует ремарка: «Выбегают из всех дверей зрители, судьи, подсудимые, свидетели. Впереди всех Лиза. Сзади Маша и Каренин и Иван Петрович, князь Абрезков». Происходит коротенький прощальный диалог Феди и Лизы. Последние слова Протасова (и пьесы): «...Виктор, прощай. А Маша опоздала... (Плачет.) Как хорошо... Как хорошо... (Кончается.)».

Вроде бы – вот она, цыганка Маша. Хоть и припоздала, но на суд всё-таки явилась. Так и ставят пьесу режиссёры – цыганка бессловесным призраком маячит на сцене в продолжение всей второй картины шестого действия. Но та ли это Маша? Попробуем разобраться подробнее.

Самоубийство происходит в коридоре суда. Кто в этом случае прежде всего должен оказаться около упавшего Феди? Правильно, – те, кто находился в коридоре. Изначально там присутствуют курьер, Иван Петрович и Петушков, причём курьер не пускает Ивана Петровича и Петушкова в зал суда. Потом из открывшихся дверей выходят дама и офицер. Разговаривая на ходу, они проходят по коридору и исчезают. Следом в коридоре появляются Лиза и Каренин, за ними идёт одинокий Фёдор. Он подходит к Ивану Петровичу и берёт у него револьвер. Далее в коридор выходит адвокат Петрушин. Адвокат довольно долго разговаривает с Федей и уходит.

Следовательно, в момент выстрела в коридоре кроме Феди находились курьер (лицо служебное, в другом месте он назван судейским), Иван Петрович, художник Петушков, Лиза и Виктор Каренин. Никакой Маши. Справедливости ради заметим, что и князя Абрезкова в коридоре не было. Однако появление Абрезкова в суде описано довольно подробно. Он опоздал к началу заседания и, встретив в коридоре молодого адвоката, разговорился с ним. Адвокат рассказывает князю о ходе суда и затем обращается к курьеру: «Пропустите. Тут сейчас налево стул свободный». Значит, князь Абрезков сидит где-то неподалёку от входа, слева от двери. Вероятно, это и позволило ему быстро оказаться подле умирающего Протасова.

Если Маша тоже присутствует в первых рядах, то почему Федя ничего ей не говорит? Всё-таки она значит для него больше, чем князь Абрезков. Фёдор напутствует Лизу, находящуюся к нему ближе всех и прощается с Карениным. Как свидетельствует ремарка, рядом с тем стоит Маша (она даже упомянута прежде Каренина, стало быть, стоит ближе него). Но Федя не обращается к ней напрямую, а как-то странно, в третьем лице, говорит о Маше: «А Маша опоздала...» и плачет. Понять его слова можно только таким образом – «а Маша не пришла». Всё правильно – цыганка Маша должна находиться в Саратове. Кроме того, довольно странно представить себе шантажистку, столь беспечно стоящую рядом с шантажируемым.

Какая же Маша столь безмолвно присутствует при кончине Протасова? Поскольку пьеса считается не отредактированной автором, то не исключено, что Толстой просто не вычеркнул это имя из текста ремарки. Или же – что вероятней – под Машей подразумевается Марья Васильевна Крюкова, подруга Лизы. Эта догадка подкрепляется тем, что ранее по ходу пьесы (действие пятое, картина вторая, явление второе) в авторской рукописи Марья Васильевна именуется Машей. Исправление же на Марью Васильевну сделано редактором  пьесы.

Итак, подлинная картина событий выглядит следующим образом. Цыганка Маша, застав Фёдора за попыткой самоубийства, стремительно соображает, что данную ситуацию можно обратить в свою пользу. Соблазнив Федю предложением совместного побега, она принуждает его к инсценировке. Протасов и Маша бегут в Саратов, откуда Маша начинает шантажировать Каренина. Узнав об этом, Фёдор приходит в ужас и начинает упрекать Машу. А той, после того как пришли первые деньги от Каренина, Федя больше не нужен. Они расстаются. Протасов возвращается в Москву (?), а Маша остаётся в Саратове, куда продолжают поступать деньги.

Или же ещё циничней и проще. Никакого совместного побега в Саратов не было. Убедившись в том, что самоубийство инсценировано как надо, Маша обманывает Федю и уезжает в Саратов без него (с родителями или же вместе со всем хором). Возможно, что родители и хор причастны к разработке и осуществлению криминального замысла. Федя остаётся в Москве (?). Маше удобней и безопасней находиться с ним в разных городах. К тому же, она всегда может написать Каренину: «Если не верите мне, сходите-ка потихоньку в такой-то трактире и убедитесь – вон он, самоубийца ваш, живёхонький сидит и водку глушит». Если Федя бежал с Машей в Саратов, то зачем ему было возвращаться оттуда? Во-первых, его могут лёгко опознать в Москве (?), во-вторых, на возвращение нужны деньги, которые у него отсутствуют. Нет, никуда из Москвы (?) Фёдор Протасов не уезжал. Околачивался по московским (?) трактирам, тайком смотрел на занавески своей бывшей квартиры...

Собственно говоря, нигде на протяжении пьесы Федя ни словом ни обмолвился о своём пребывании в Саратове. Вот почему так сбивчивы и полны недоговорённостей его признания Петушкову. На вопрос художника, где же теперь Маша, Протасов отвечает: «Не знаю. И не хотел бы знать. Это всё было из другой жизни».

Вероятно, никогда не будет установлено, кто скрывался под маской Джека Потрошителя. Но зато теперь мы знаем имя саратовского шантажиста и можем ответить на вопрос Петушкова. Маша – в Саратове! Цепочка передачи денег выглядит так: Виктор Каренин (Москва?) – Симонов (неизвестно где) – цыганка Маша (Саратов).

...А Настасья Филипповна жива, не сомневайтесь! Просто спит за зелёной занавеской, дожидаясь, когда вернутся её царевичи: Рогожин – с каторги, князь Мышкин – из психиатрической лечебницы. И тогда всё начнётся сначала.