Алёна СИНИЦА

 

 

Победитель Филатовской премии в номинации «Поэзия» (2016), финалист всероссийского конкурса драматургии «Цех драматургов» (2020), победитель всероссийского конкурса драматургии «ASYL» (2022). Участница Совещания молодых писателей СП Москвы (2021). Публиковалась в «Литературной газете», «Независимой газете», «Московском комсомольце», журналах «Юность», «Кольцо А» и др.

 

 

«АЛИСА, БЕГИ»

Рассказ

 

1.

Это первое место, где ты не понимаешь, чего от тебя хотят. Тебе говорят – сиди, не вертись, не разговаривай. Это первое место, где хочется спрятаться. От учителей, чтобы отстали, от одноклассников, чтобы не дразнили. Это место, где говорят, что главное в жизни – быть правильным. Потому что таких хвалят. У таких хорошие оценки. За ними будущее. Школа – это место, где не надо ничего придумывать. Всё уже решили за тебя. Нужно только вставить пропущенные буквы. В школе ты сам как пропущенная буква. Что-то не понимаешь? Медленно думаешь? Не успеваешь за другими?

Значит, ты – кретин и умственно отсталый.

Школа – это место, в котором из тебя хотят сделать взрослого. Взрослому неинтересно

кто ты. Какой ты. Чем живешь. Что видишь во сне. Его волнует, что ты ешь. Как одеваешься. Как

учишься. Как себя ведешь. Он говорит, что надо быть отличником, а потом спрашивает, почему у тебя нет друзей. Он говорит, что тебе ещё рано жениться, а потом спрашивает, почему ты не женился. Он говорит, что деньги – не самое главное, а потом спрашивает, почему ты так мало зарабатываешь.

Ты не можешь быть свободным. Быть тем, кем вздумается. Путешественником, например. «Это не профессия», – шипит взрослый. Он шипит об этом в школе и дома, в университетах и общественных организациях, в поездах и в самолетах, на высоте десять тысяч метров взрослый шипит:

«Кем ты стал? Чего ты добился?». Он не объясняет зачем кем-то становиться. Зачем добиваться. Взрослый никогда ничего не объясняет. Но ты должен разделить с ним его страдания.

Работать там, где не нравится. Жениться, потому что пора. Тогда он примет тебя в свой круг. Тогда он похлопает тебя по плечу и скажет: «Молодец, парень».

Но однажды тебе говорят: «Иванов, выйди из класса». И ты выходишь из класса, как из игры,

в которую больше не играешь. Тебе никто и ничто здесь не принадлежит. Ты никому и ничему здесь не принадлежишь. Ты отказываешься от осуждения. От власти. Зависимости. Принуждения.

Тебе больше не о чем с ними говорить. Не о чем с ними спорить.

Тебе неважно, что они думают. Ты отказываешься играть по их правилам. Ты создаешь свои.

 

2.

Алисе двадцать шесть. Алиса выглядит на двенадцать и ведет себя на шесть. Ее одногруппники, клянутся друг другу, что после окончания университета они пойдут куда угодно, только не в школу. Ведушими радиоэфиров, редакторами новостей, глянцевых или толстых журналов, корректорами, корреспондентами, промоутерами, библиотекарями – только не в школу.

Когда в перерыве между пар они вместе бегают до Макдональдса и ждут бургеры с картошкой фри, Алиса вглядывается в студентов, стоящих на кассе, в их прыщавые лица. Алиса отгоняет от себя мысль о том, что может оказаться на их месте, ей жаль их, и она старается быть с ними вежливой. Эти ребята отличаются от теток из регистратуры, гардеробных, поликлиник и почт. Они все ещё боятся сделать что-то не так. Они выглядят такими потерянными, что, кажется, уже даже не замечают еды, которую без конца достают, размораживают, миксуют и относят.

Когда учеба заканчивается, многие одногруппники Алисы оказываются там, куда так отчаянно не хотели: в школах. Алиса все еще перебивается случайными заработками. С журналами пока не везет – в основном, попадаются онлайн-стажировки, поэтому Алиса пишет о кулинарии, похудении, правильном и дробном питании, лечебном голодании и прочей ерунде. За стажировку не платят, очереди на собеседования огромные, а без опыта работы ничего не светит.

В школу Алиса идти не хотела, потому что никогда ее не любила. Не любила, в том числе, из-за своего имени. Дело в том, что их учительницу по математике звали тоже Алисой. Алису Борисовну ненавидели все. У нее было тяжелое квадратное лицо с жесткими кое-где пробивающимся усами и кофточки ядерно-розового цвета со стеклярусом, которые она меняла каждый понедельник.

Алиса Борисовна ненавидела школу и свою работу, поэтому работала там до самой смерти. Хоронили ее тоже всей школой. На похоронах собрались все классы и учительский состав. В гробу она выглядела спокойно и умиротворенно, как будто, наконец, перешла в новое измерение, где ни один «будущий зэк» или «пенек с глазами» больше не сможет ее достать. На Алису эти похороны произвели тогда сильное впечатление. И почему проводить в последний путь человека всегда приходят именно те, кого он так сильно ненавидел?

Алиса боялась, что если окажется в школе, то станет такой же. Застрянешь там на пару десятков лет, а потом внезапный инсульт во время проверки тетрадей, поминки в душной учительской и похороны. Ученики, особенно младшие классы, придут на погребение, чтобы поглазеть на мертвое тело и поесть конфет после того, как все кончится. В учительской выпьют за упокой, а через полчаса директор с раскрасневшимся от коньяка лицом скажет, что нужно искать нового учителя. Свободная касса.

Так Алиса и думала некоторое время, пока однажды ей не позвонила знакомая. Есть одно место! Зарплаты фантастические! Элитная школа. Неполная занятость. «Неполная занятость» – привлекла Алису даже больше высокой зарплаты и центра города. Ничто не привлекает в нелюбимом деле, как то, что ты не потратишь на него много времени. «За такие деньги можно и потерпеть», – решает Алиса и договаривается о встрече.

Проблемы начались с внешнего вида. У Алисы не было никакой одежды, которая соответствовала бы учителю. Алиса ходила в кедах, мятой клетчатой рубашке, футболке с пингвином и шапке с помпоном. Эту шапку недавно сорвали с ее головы восьмиклассники на улице. Рост Алисы – 159 см, телосложение хрупкое, плечи сутулые, руки в карманах. Внутреннее содержание, душа и тело соответствовали скорее ребенку, чем взрослому, за что Алису в семье прозвали «девочкой-гопником».

После долгих поисков Алиса все-таки находит платье, не сильно бросающееся в глаза. Осталось что-то решить с сумкой. Сумки не было. Зато есть рюкзаки. Коричневый – с белкой и морской в полоску. Решила идти с белкой. Если его спустить с плеча и как бы спрятать за спину – вроде не видно. А если и видно, то что?

Подходя к школе, все-таки сняла шапку. Вместо ожидаемой серьезности возник страх. Живот крутило внутри как в стиральной машинке. Наконец, здание школы. Среднестатистическое, в четыре этажа, выкрашенное в цвет больницы. Потянула дверь на себя. А надо было «от себя». Так и стояла как дура. В нос ударил специфический запах школы. Сменки, раздевалки, носков, смешанных с едой из столовой. В школе всегда пахнет как в цирке. Животными и их дрессировщиками.

– Девочка, ты куда? – пузатый охранник принял ее за ребенка.

– М-м, – бормочет Алиса.

Навстречу выходит женщина, с которой они созванивались. То ли завуч, то ли заведующая – Алиса не запомнила. Как и ее имени с отчеством. Алиса никогда не запоминала отчества, потому что они ей казались чем-то бессмысленным. Женщина ведет ее в кабинет директора знакомиться.

Алиса стащила рюкзак и взяла его в руки. Внутри кабинета была мебель бутылочного цвета, за большим столом сидела одетая во все зеленое директриса. На толстом указательном пальце блестело кольцо с изумрудом. Школа действительно не бедная.

– Значит, вы недавно закончили институт?

– Да.

–Значит, у вас нет опыта работы в школе?

– Нет, то есть, да. Опыта нет, – сказала Алиса и покраснела.

– И вы готовы попробовать?

Алиса замешкалась и в ту же секунду об этом пожалела.

– Мы с вами еще ждем Ларису Васильевну, завуча, – улыбнулась женщина. Рядом с директрисой сидел школьный психолог и молча смотрел на Алису. От этого соседства ей было неуютно. Наконец появилась та, кого они ждали – завуч. Алису как будто ударили чем-то по голове – завуч была как в самых страшных кошмарах: грузная, с короткой стрижкой в прямоугольных очках и платье-балахоне, которым она словно хотела скрыть физическую мощь. Но этим только еще больше бросалась в глаза и напоминала быка. Прямо как Алиса Борисовна с того света. Реально.

– Ну-с, и какой у вас опыт работы? – с ухмылкой спросила она. Алиса коротко рассказала свою биографию.

– А после выпуска из университета… три года, вы что делали?

– Я…в резюме всё есть, – растерялась Алиса – Я ведь сбрасывала на почту.

– А как вас по отчеству, простите, Алиса?

– Евгеньевна.

– Значит так, Алиса Евгеньевна, вы тут указываете, что преподавали как репетитор. А что с опытом по маленьким детям?

– У меня таких не было.

– Почему?

– Ну, таких заказов немного... В основном все хотят что-то подтянуть в осознанном возрасте.

– Вы так говорите, как будто маленькие дети какие-то неосознанные и глупые.

– Я этого не говорила, – нахмурилась Алиса. Она посмотрела в окно, чтобы не смотреть на завуча.

– Ну, так вот – наши дети уже проснувшиеся, понимаете? Уже в семь-восемь лет. Чем вы их будете мотивировать?

«Ничем», – пронеслось у Алисы в голове.

– Научиться думать и анализировать, например.

– А если они не хотят этого делать?

– Ну, тогда можно попросить родителей, чтобы они следили, делают ли дети домашнее зада…

– То есть, вы угрожаете им, что нажалуетесь родителям?

Алиса уставилась на завуча. Она просто фантастически выворачивала слова.

– А с программой вы хорошо знакомы?

– Ну да, там орфография…

– Там не только орфография, еще синтаксис и пунктуация, – перебила завуч.

– Я в курсе, – с нажимом ответила Алиса и уставилась на нее. Она представила, как сейчас предложит ей посетить психолога, который сидел напротив них.

– В резюме написано, что вы еще и музыкант.

– Да.

– И на чем играете?

– На гитаре.

– И много у вас слушателей?

– Ну, я пока не так часто выступаю.

– Понятно.

– А какие, как вы думаете, ваши сильные стороны, Алиса Евгеньевна?

– Даже не знаю, полюбить читать, например, с одним учеником мы много читали Крапивина.

– Вам нравится Крапивин? Почему именно он? – снова перебила завуч.

– А вам не нравится?

– Я у вас спрашиваю, – неприятно улыбнулась завуч.

Повисла пауза. Алиса подумала, что объяснять этой женщине, чем именно ей нравится Крапивин, бессмысленно так же, как и стулу в этом кабинете. Она снова посмотрела в окно, и перед глазами возникло лицо молчаливого психолога. А что, если прямо сейчас признаться всем, что ее заставили пойти на педагогический, что она ненавидит школу и сожгла бы ее вместе с ними? Со всеми, может быть, кроме психолога, он пока ей ничего не сделал.

– Ладно, Алиса Евгеньевна, – завуч расценила ее молчание по-своему, – Думаю, вы можете с нами работать. У вас есть только единственный, но легкопоправимый недостаток. Молодость! – и она засмеялась, довольная собственной шуткой.

– Понимаете, Алиса, у нас сейчас сложная ситуация, – сказала молчавшая до этого директриса. – И кроме девятого класса, нам срочно требуется учитель еще и для пятых классов. Трудные ребята, практически двоечники. Прошлая учительница ушла, а у них на носу ВПР. И сдать его надо хорошо, у нас будет проверка, с нас будут спрашивать. Поэтому нам нужна ваша помощь.

– Но я… мне сказали, что будет только один класс.

– Я вас понимаю, но так сложились обстоятельства, учительница, к сожалению, вынуждена была уйти от нас, ее зовут Светлана Юрьевна, я вам оставлю ее номер, позвоните ей, она вас проконсультирует насчет того, с чем предстоит работать. А приезжать нужно каждый день, понимаете, бумажная волокита, ну, кроме законных выходных, конечно, – улыбнулась она.

Алиса машинально улыбнулась в ответ, но внутри всё ходило ходуном. Как это – каждый день? Но ей уже вручили ксерокопии журнала пятых классов. Алиса только успела заметить списки фамилий. Длинные списки. Завуч тем временем сказала:

– Пойдемте, сейчас как раз перемена, я вас познакомлю с коллегами, учителями русского.

Они зашли в учительскую, и Алиса увидела за столом трех усталых женщин в юбках, у каждой на коленях черная сумка. Все они были старше Алисы минимум лет на двадцать. Одна зевает, облокотившись на стол. У другой пустой и безразличный взгляд.

Даже если их подставить вместе к стенке, у меня не получится отличить одну от другой, – подумала Алиса. Учительницы сливались вместе со столом, обвивкой стульев и друг другом. Круги под глазами, кожа серого цвета, узкие юбки. Запертые в чемоданы ноги, руки и тела.

Алиса набрала больше воздуха в грудь:

– Извините, может быть, кто-то из вас мог бы взять у меня пятый класс?

А я бы взяла любой другой.

Одна сделала вид, что не слышит, другая усмехнулась, третья покачала головой. Прозвенел звонок, и учительницы расползлись по кабинетам как тараканы. Алиса осталась одна.

– Вы можете сходить сейчас на урок к девятиклассникам, – сказала завуч. – Там ведет Алина Аркадиевна. Она примерно вашего возраста. Но держит их на коротком поводке, идите, посмотрите своими глазами. Кабинет 312.

Алиса зашла в кабинет. В глаза сразу бросилось, что девятиклассники ее роста и веса, некоторые даже выше. Алины Аркадиевны не было в учительской, на вид ей около тридцати. Она окинула Алису быстрым взглядом и сказала, что она может сесть в конце класса. Алиса с облегчением нырнула за последнюю парту и ощутила себя так, будто вернулась в школу. Восемь лет назад она сидела в похожем классе и боялась услышать свою фамилию на алгебре. В пятнадцать кажется, что это худшее, что может быть. Но, оказывается, есть кое-что и похуже. В двадцать пять стать тем, кто эти фамилии называет. Девочки оборачиваются на нее, она слышит их шепот. Алина Аркадиевна никак не комментирует ее появление, и Алиса ей за это благодарна.

Начинается урок литературы. Проходят «Евгения Онегина». Алиса видит, как Алина Аркадиевна пытается заинтересовать учеников. Она как на пружинах, готова к броску в любой момент, ни разу за урок не садится – ходит туда-сюда и кидает, как мячик от пинг-понга, вопросы. Почему Онегин убил Ленского? Что послужило причиной их ссоры? Почему Татьяна и Ольга не похожи? В чем разница Онегина и Ленского? Малейший шорох – она хмурит брови, бросает пронзительный взгляд, и ученики стихают. Под конец урока Алиса рефлекторно начинает вжиматься в парту. Как будто сейчас ей тоже бросят ей мячик: «Год написания Евгения Онегина?». Алиса, хоть убей, никогда не помнила этих дат.

Она невидящим взглядом посмотрела на отксерокопированные страницы журнала 9-ого «Б» с вереницей фамилий. Неужели я завтра буду стоять здесь, на этом самом месте и сорок минут так же надрываться? – думала Алиса. – Эти еще ничего, они взрослые, они молчат, потому что им все равно, а вот пятиклассники... Алина Аркадиевна девятиклассников взрослыми, в отличие от Алисы, не считала. Она выглядела как человек, который рано повзрослел, и хотя на ней еще не было печальной серой юбки, под глазами уже залегли тени.

Когда прозвенел звонок, Алиса подошла к ней, хотела спросить, нравится ли ей в школе, но Алина Аркадиевна поджала губы и быстро отчеканила: «До свидания».

Алиса вышла из класса вместе со школьниками, как будто она тоже ученица 9 «Б», так и не осмелившись заговорить. Потом она долго стояла в коридоре, смотрела на носящихся туда-сюда учеников и думала. Что заставляет людей вернуться туда, откуда они начали? Ей практически не встречались за все это время те, которые сказали – да, я мечтал быть учителем, и вот я здесь. Но Алисе хотелось их встретить. Она в них верила, хотя в ее школе из учителей хорошим был только один: скромный учитель рисования.

Завуч предложила ей решить до завтра, и если она будет готова, выходить на работу. Алиса вышла из школы, надела шапку и выдохнула.

По пути решила зайти в ближайший Макдональдс за вишневым пирожком и кофе. Нужно восполнить энергию. Встала в очередь, подняла голову, посмотрела на кассира и остолбенела. Не может быть.

Это был парень, которого она знала.

 

3.

Вова. Они вместе учились на одном факультете, только он на два года старше. С сережкой в носу и наглой улыбкой. Играл в театре. Алиса помнила, как ходила на постановки университетского театра и смотрела на него восхищенными глазами, ей казалось, что учиться в университете стоит именно ради таких, как Вова, который единственный на весь факультет ходил с проколотым носом и не боялся злых преподов. Теперь она встретила его в желтой униформе, дурацкой кепке и с тем же кольцом в носу. Они не были близко знакомы, но Алисе вдруг стало страшно, что он сейчас повернет голову и узнает ее.

Новый Вова был совсем непохож на прошлого. Никакого оттенка веселья и безумия, которые так нравились Алисе. Она даже начала сомневаться, точно ли это он. Очередь тем временем дошла до нее, и он уже поворачивался к ней, но тут Алиса резко опустила голову и ускользнула к выходу. Ей стало стыдно, и она сама не понимала, почему. Стыдно заказывать пирожок у того, с кем вместе училась. Кто был во всех параметрах лучше. Однажды он победил ее на студенческом конкурсе. Алиса тогда злилась, потому что он пел лучше. Теперь она не чувствовала ни злости, ни превосходства. Только сожаление и что-то еще. Ведь Вова не пошел работать в школу. Да его бы туда и не взяли. Свободного Вову с проколотым носом и кучей татуировок. Может, это знак, что ей все-таки надо согласиться? Что эта работа даст ей какие-то материальные гарантии? Да. Пускай, в школе. Ш.К.О.Л.А. При мысли об этом слове все внутренности сворачиваются узлом. Но все-таки может, стоит согласиться, иначе рано или поздно – Макдональдс, Бургер Кинг, KFC… или школа? Макдональдс, Бургер Кинг, KFC или школа? Ладно. Решено.

Дома Алиса зашла в соцсети и первым делом нашла страницу Вовы, чтобы убедиться, что это действительно он. Ведь прошло уже лет пять, когда она последний раз его видела. Фотографии с университетских выступлений. Знакомая улыбка. Это определенно был он. Последние два года на странице тишина – ничего не постит. Обычно, если люди ничего не выкладывают столько времени, значит, с ними происходит что-то нехорошее. У Алисы так однажды пропала подруга. Оказалось – просто вышла замуж. Но человек как будто умер. Перестал существовать.

Потом Алиса набрала в поиске имя Алины Аркадиевны. Той самой, на уроке которой сегодня была. Просто из любопытства. Ее страница была скрыта от посторонних, никакой информации о себе, никаких фотографий, кроме одной – берег Петергофа и надпись в статусе: «Уважаемые учащиеся СОШ№ 666, прошу не добавляться ко мне в друзья!».

Алису как ледяной водой окатило. Она, не отрываясь, смотрела на экран. Почему? Почему, черт возьми, они не могут добавиться к тебе в друзья? Это же просто дети. Алиса внезапно вспомнила, как прошлым летом была вожатой в лагере, и весь отряд потом искал ее в соцсетях, десятилетки писали сообщения с ошибками о том, что скучают, спрашивали, где она будет вожатой в следующем году. Возможно, это другое,– сказал голосок в ее голове. Да ну. Да ну, блин!

В ту же секунду Алиса вспомнила про номер учительницы, который ей оставила директриса. Она вытащила из рюкзака копии журнала с двойками, долго смотрела на них, а потом набрала номер. Как не неловко было звонить незнакомому человеку – ее не покидало гнетущее чувство, которое невозможно было остановить, с каждой минутой оно разрасталось внутри все больше, будто грозило поглотить ее целиком, затянуть в черную дыру и разорвать до мельчайших частиц, если она что-нибудь прямо сейсасне предпримет.

– Светлана Юрьевна? Меня зовут Алиса.

У Светланы Юрьевны был приятный голос. Алисе он показался самым приятным из всех, которые она слышала за этот день.

Голос спросил:

– Сколько вам лет, Алиса?

– Двадцать шесть.

– Алиса, вы когда-нибудь работали учителем?

– Нет.

– А хотели бы?

– Честно говоря, я не знаю… Нет, наверное. Но сейчас такая ситуация…

– Алиса, можно я вам дам совет?

– Да, конечно.

Наверное, сейчас скажет, что нужно выполнять долг. Так всегда говорили родители. Отучилась – вот и давай. У тебя диплом. Диплом как шрам на теле. Остается на всю жизнь и изредка напоминает о себе. Диплом – агрумент в любом споре. Алиса в таких спорах с родителями всегда проигрывала. Раз диплом, то надо идти. Не зря же она все-таки эти четыре года протирала штаны в аудиториях университета, как выражался отец. А родители еще и платили за это. Стыдно об этом думать.

В музыкальное Алиса не поступила, но они это восприняли как знак, что надо идти на нормальную профессию. А нормальную профессию они могут ей оплатить. Вот и осталось чувство вины. За потраченные в никуда деньги.

Но Светлана Юрьевна говорила совсем другое:

– Алло, Алиса, вы меня хорошо слышите? Так вот, Алиса, бегите, пока можете. Пока вы в состоянии бежать. Не смейте отдавать свою молодость. Бегите и не оглядывайтесь. Сколько бы вам ни заплатили – что бы вам ни пообещали – бегите, Алиса. Если вы думаете, что все успеете потом – это неправда. Не будет никакого потом, Алиса, поверьте. Сорок лет я говорила себе, что сделаю всё завтра. Я начну завтра. Я начну потом. Потом стану, кем мечтала. Мне говорили, что все еще впереди. Самое страшное человеческое заблуждение – это думать, что всё впереди. С ним я прожила всю жизнь. Нет никакого впереди, Алиса. Потом – не будет никогда. Есть только сейчас. Слышите меня?

Алисе показалось, что пол в квартире уходит из-под ног. Вот уж чего она не ожидала услышать, так этого. В ее руках все еще были листки с оценками, но она как будто очнулась от кошмарного сновидения и впервые заметила их. Еще она могла бы поклясться в тот момент, что как будто видела эту женщину, которую никогда не встречала, в небольшой кухне спального района их города. Алиса видела даже фонари под окном, слышала мурлычущего кота. Алисе показалось даже, что она сидит сейчас на этой кухне под лампой, излучающей теплый свет, и пьет чай, настолько интонации голоса этой женщины были вкрадчивыми, теплыми и родными. Настолько этот голос был ее собственный голос, и вместе они сливались в один единственный, который говорил: беги, Алиса, беги.

 

4.

Алиса положила трубку и пошла заваривать чай. С души как будто упал тяжкий груз. Ей уже было ясно, что она будет делать. Через десять минут она набрала сообщение:

«Вова, привет! Это Алиса Стрельникова, мы вместе учились на филфаке, не уверена, что ты помнишь меня, но вдруг?».

Через минуту пришел ответ.

«Блин, помню, конечно! Сто лет тебя не видел!».

Светлана Юрьевна так никогда и не узнает, что ни завтра, ни через неделю Алиса в СОШ № 666 не появится, а через полгода они создадут с Вовой свою группу. А еще через год в клубе, недалеко от того самого Макдональдса, они первый раз исполнят песню, которую потом будет напевать двенадцатилетняя внучка Светланы Юрьевны и предлагать ей послушать, а Светлана Юрьевна, улыбаясь, только отмахиваться, что ничего не понимает в современной музыке, потому что бесконечно от этого далека.