Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 166




Foto1

Антон ВАСЕЦКИЙ

Foto3

 

Родился в 1983 г. в Екатеринбурге. Окончил факультет журналистики Уральского университета. Публиковался в журналах «Урал», «Волга», «Дружба народов», «Октябрь». Автор двух книг стихов. Живет в Москве.

 

 

ВСЁ КАК У МАШИН

 

*  *  *

Девочка плавно выводит шеренги слов

из распаляющей юное сердце песни.

Ей интересен мальчик, и он готов

сделать немало, чтоб стать ещё интересней.

 

Хоть не знаток иностранного языка,

а от записки и вовсе пропал дар речи,

но, обойдя три аудиоларька,

всё же находит, чем скрасить весенний вечер.

 

Купленный диск переслушивает, затем

воспроизводит на память сквозь бас и трубы,

не до конца понимая ещё, зачем

он тренирует и разминает губы.

 

 

*  *  *

Быть или казаться.

Не казаться или не быть.

 

Что честнее?

 

Сковать себя навсегда

или остаться свободным.

Закостенеть

или сохранить гибкость.

Стоять на месте

или двигаться

к новым горизонтам.

 

В этом мире

никто никого не принуждает.

 

Ты всегда выбираешь

всё сам.

 

 

РОДИМЫЕ ПЯТНА

 

Рви свое сердце дурное, лети каменеть им

утренним рейсом в столицу четыреста третьим,

обозревая сквозь дымку родимые пятна

и запрещая себе возвращаться обратно,

в город, изученный вдоволь до самых печёнок,

неузнаваемый, словно соседский ребёнок.

 

Как без оглядки уже удиравший когда-то

поздним составом отсюда пятьсот сорок пятым,

кажется, ты ничему больше не научился,

если не брать во внимание память на числа.

 

Все остальное легко переходит в трюизмы.

Странно, что в этих краях, непригодных для жизни,

только и можно испытывать редкое счастье, –

сделай поглубже зарубку на левом запястье.

 

 

*  *  *

Ничего не меняется.

Сколько ни обновляй.

Хоть наращивай

градус отчаяния,

хоть разбавляй.

 

Как ни бейся с рецептом,

в остатке осядет всё то же:

поскреби под одеждой –

найдешь человека без кожи.

Только годы идут,

и не делается моложе.

 

Крышка едет с нарезки,

насколько немного

нужно для продолжения

прерванного диалога

с полоумным калекой,

по нормам военного мира

навсегда перешедшим

в расстрельный разряд дезертиров.

 

Что бы он ни лепил,

не давай ему высказать снова

бестолковое, как алкоголь,

замутнённое слово.

Зацепив краем глаза

издерганного индивида,

будь гуманен –

позволь навсегда

ему скрыться из вида.

 

 

*  *  *

Кто эти люди, в вагоне метро

образовавшие смешанный тромб,

жёсткий, как пробка, тугой, как ядро,

только не вздумай, не трогай, не про…

Не подходи, оставайся в своем

дальнем углу, где оконный проем

предоставляет спасительный шанс

не наблюдать их тускнеющих глаз.

Просто следи, как в окне провода,

из ниоткуда бегут в никуда,

будто ведут через реку паром,

не задевая друг друга бедром.

 

 

*  *  *

До чего же долго тянется

индикатор обновления системы.

 

Сколько времени нужно,

чтобы обнулиться на 100%?

 

Неделя?

Год?

Двадцать лет?

 

Иногда недостаточно всей жизни.

Иногда хватает и нескольких секунд.

 

Всё как у машин.

 

 

*  *  *

Не снись,

пожалуйста,

мне больше никогда.

Не появляйся

даже на пороге.

Уж лучше пусть пылают города,

и я в исподнем посреди суда

сверкаю,

чем твои глаза

и ноги.

 

Уж лучше

самый вычурный кошмар.

Огромный,

словно тумбочка,

комар

кусает в голову,

идет экзамен в школе.

Я раньше никогда не говорил.

Я притворялся,

что опять забыл,

как ты искусно просочилась в тыл,

одушевив и подчинив подполье.

 

Я думал,

если долго делать вид,

лазутчица устанет и простит.

Но не сумел

предвидеть варианта,

когда в очередном по счету сне

ты остаешься с ней наедине

и сам всё открываешь диверсантке

на скомканной

и липкой простыне.

 

 

СРЕДА

 

Вечер сложился, как веер, а вовсе не как

предполагалось наутро и виделось в полдень.

Вместо того чтоб накинуть любимый пиджак

и раствориться в ночи, он лежит, преисполнен

траурной скорби, за чёрным квадратом окна

на незастеленном прямоугольном диване,

осознавая, что чаша печали до дна

не осушается, сколько ни двигай губами.

Вот он и кризис, масштабный, как план ПВО,

острый, как перитонит, и системный, как плата:

вряд ли хоть кто-то из женщин, любивших его,

вспомнит их странные встречи с улыбкой когда-то.

Плод размышлений несладок, а значит, незрел.

Но от поспешных движений спасает надежда:

он не один на себе ощущает прицел

и не один схватит в голову выстрел, конечно.