Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 166




Foto1

Марина БОРОДИЦКАЯ

Foto1

 

Родилась в Москве, окончила МГПИИЯ им. М.Тореза. Работала гидом-переводчиком, учителем английского языка в школе. Переводчик английской, американской и французской классической поэзии. Автор двух десятков детских и семи «взрослых» книг. Лауреат многих литературных премий. Член СП Москвы.

 

 

МЕЖДУ НАМИ

 

АХЕЙСКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

 

Как у моря на песочке,

под стенами Трои,

лупят до смерти друг дружку

храбрецы-герои.

 

То стрелой разят из лука,

то копьем с повозки, –

их подзуживают сверху

боги-переростки.

 

Только нынче не до драки

воину Ахиллу:

он рассержен, он обижен,

всё ему постыло.

 

Он размазывает слезы,

топает ногами

и один уходит к морю

жаловаться маме.

 

– Мама, мама, Агамемнон

мне нанес обиду:

он забрал мою награду,

деву Брисеиду!

 

Заступись, ведь ты богиня,

покарай нахала! –

Вышла на берег Фетида,

горько воздыхала:

 

– Ах, сыночек, мой цветочек,

розовые пятки!

Для того ль тебе судьбою

век отпущен краткий,

 

чтоб последнюю игрушку

отбирали злыдни?

Нет, сынок, твоей обиды

горше и обидней.

 

Долечу я до Олимпа

облаком соленым,

ноги дряхлые омою

пряхам непреклонным:

 

вдруг да выйдет нам отсрочка

иль какое чудо?

Ты ж на подвиги, сыночек,

не ходи покуда.

 

Слушай волн утешный рокот,

слушай вопли чаек…

Я пришлю к тебе Патрокла –

может, полегчает.

 

 

МЕЖДУ НАМИ

 

Говорила Харибда Сцилле:

– Самый смак ведь не в грубой силе,

а вот в этой секунде выбора –

той, что стольких из жизни выбила,

как горошины из стручка.

Вот она-то, и правда, сладка!

 

Говорила Сцилле Харибда:

– Может, правда, а может, кривда.

Между нами, как говорится,

мы закисли с тобой, сестрица,

редко нам выпадает работа.

Мы ведь созданы для чего-то?

 

Отвечала Харибде Сцилла:

– Философия мне постыла.

Слышу, плещет вдали весло.

Чую – умника принесло!

 

 

*  *  *

Тридцать пять

лет назад

у меня был шанс

в третий раз

превратить

свой письменный стол

в пеленальный.

Тридцать пять

лет подряд

я слышу этот скулёж

дезертира предателя труса:

– простите меня простите

кто-нибудь

 

 

*  *  *

Нет, Иов так и не возроптал.

И Бог его исцелил и дал

богатство, скот и новых детей:

семерых сыновей

и трёх дочерей,

как раньше. Только других, ну да.

Бог не был женщиной.

Никогда.

 

 

*  *  *

В русском алфавите

десять гласных букв,

две немых, остальные согласные.

– О-о! – кричат гласные. – А-а!

Так нельзя-а-а!

Согласные кивают

и идут по своим делам.

Тридцать процентов гласных –

это совсем неплохо.

Можно выдрать две или три,

согласные согласятся.

Можно пять или шесть…

Интересно,

а безгласные алфавиты

где-нибудь есть?

 

 

*  *  *

Румата, детский мой герой,

шпион, прогрессор, фехтовальщик,

как Штирлиц, никому не свой,

в начале книги мудрый мальчик,

а под конец – опасный псих,

тупая точка огневая…

 

Но ты умел любить живых

и побеждать не убивая.

 

 

*  *  *

Эксперт по теории струн

красив, хотя и не юн,

и в клетку расчерчен – ни слова, друг мой,

                                                         ни слова!

Август двадцать второго.

 

Душно, душно, хоть вой,

дым и гарь над Москвой.

Откуда? Кажется, что оттуда,

но нет, это просто леса горят –

горят под Рязанью

леса с глазами

в августе двадцать второго.

 

 

*  *  *

Караул устал кричать караул,

время тихо ушло в запой.

То ли смерть в сундучке, то ли царский стул,

то ли карта с тайной тропой.

 

Караул устал кричать караул,

и Харон опустил весло.

То ли стон из глубин, то ли горний гул…

Ставьте лайки. Время пришло.

 

 

*  *  *

И кто-нибудь за сценой

скомандует: «Закат!»

И лексики обсценной

последует каскад.

И осветитель пьяный

рычаг найдёт во сне,

и вспыхнет луч румяный

в рисованном окне.

И вспыхнет луч прощальный,

вечерний, золотой

над роскошью сусальной

и стильной нищетой,

и колокол чуть слышно

вздохнёт с колосников,

что ничего не вышло,

что воздух был таков.

И станет вдруг понятно,

что это навсегда,

что некуда обратно,

что больше никогда,

лишь темень во Вселенной

да надпись «Вдоха нет»…

 

И кто-нибудь за сценой

скомандует: «Рассвет!»