ЛУЧШИЕ СЛОВА ИЗ СЕРДЦА

Вспоминая Александра Тимофеевского

 

Первую тоненькую книжку своих стихов, изданную Пушкинским Гуманитарным фондом, Александр Павлович Тимофеевский увидел, только когда окончательно развалился Советский Союз, а автору было почти шестьдесят лет. В последующие годы стихи печатались в журналах, издавались стихотворные сборники, книга поэм, избранное, итоговая книга «Метаморфозы в Сиракузах», в которую кроме стихов вошли дневниковые записи, рассуждения о природе стихосложения, эссе о стихах любимых поэтов.

«С тех пор Александр Тимофеевский стал лауреатом нескольких литературных премий и с блеском подтвердил свою (прежде неофициальную) репутацию подлинного Мастера…изумляя простодушным первородством сказанного – качеством, по нынешним временам считающимся практически невозможным» (В. Куллэ, журнал «Дружба народов», 10/2018).

Начав писать очень рано, экспериментируя с рифмой и формой (в архиве сохранилось стихотворение «Змейка», в котором рифмуется конечное слово с начальным), Тимофеевский довольно скоро начинает рассматривать подобные поиски как поэтическую забаву.

 

За окном падает снег

С ней стой боль

Вдоль вороных бровей

Веет смерти крыло

На лоб легла тень

День у нас хром… и т.д.

 

Куда больше его волнуют глубинные истоки поэтического дара, о котором говорит Блок в речи «О назначении поэта». Кажется, что в стихотворении «Пушкин и Рудаки» Александр Тимофеевский находит доказательство существования звуковых волн на бездонных глубинах духа, уловленных поэтами, в метрическом и звуковом совпадении описания снежной бури и речного потока.

 

Вихря пены, снеговала

Первобытное родство –

Плач гиены, вой шакала

Уй-я, ой-я, у-о-о!

 

Стонут ведьмы, лают черти,

Совершая ведовство,

И звучит из круговерти

Уй-я, ой-я, у-о-о!

 

Чуть поодаль друг от дружки,

Ухом вещие чутки, –

Буря мглою – слышит Пушкин,

Буи джуи – Рудаки.

 

Однако на протяжении все жизни одной из главных, едва ли не центральной, становится тема времени. Так же как Бродского его занимает «тема разрушающего воздействия времени и преодоления его самим процессом писания (памятью, любовью, т.е. в конечном счете – поэзией) .... Однако решается она, – пишет Виктор Куллэ, – в двух кардинально различных (едва ли не полярных) поэтиках: более классической, ориентированной на строгие гармонические традиции поэтики Тимофеевского – и новаторской, радикально изменившей сам звук отечественного стиха за счет привнесения пресловутой «нейтральной интонации» поэзии Бродского…В сущности, различие это восходит к онтологической разнице между поэзией гармонической и поэзией гармонизирующей. Первая по самой своей природе может позволить себе минимальный зазор между автором и текстом (если быть точнее, для нее проблемы этого зазора как бы и не существует); вторая обречена на нескончаемую авторскую самоидентификацию. Первая витальна и органична, лишена культурной рефлексии, она может позволить себе все что угодно, вплоть до пресловутой «глуповатости». Вторая, взвалившая на свои плечи непомерный груз выживания культуры, всегда следует по пути наибольшего сопротивления; она попросту не может остановиться в разработке единожды заинтересовавшей мысли – мысль должна быть доведена до крайней, предельной черты, по возможности – за эту черту заглянуть. Первая более интересуется жизнью, вторая – «тем, чем это кончается».

Одной из последних работ Александра Тимофеевского стала поэтическая сказка «Двенадцать месяцев или Март и Марта», в которой можно найти подтверждение слов критика. В какой-то мере иллюстрацией вышесказанного может служить и признание самого автора о том, как создавалась сказка и какие задачи перед собой ставил он сам. Вот отрывок одного из интервью, найденного в архиве.

– Как-то совершено неожиданно мне позвонили из издательства и предложили написать сказку «Двенадцать месяцев». Я, честно говоря, был в полной растерянности, с одной стороны, довольно лестно, с другой, подумал, лет мне уже многовато, мне сложно, да и такой великий пример передо мной – сказка Маршака, – которой я всегда восхищался. Надо отказаться. Но такое предложение, может быть, последний случай в моей жизни. Короче говоря, отказаться надо, но сделать это мотивированно. Дай-ка я что-нибудь почитаю на тему о месяцах, и я открыл книгу Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу». У Афанасьева, как всегда, всё точно. Боже мой, они действительно поэтические – в каждом слове поэзия и про зиму, и про лето, и про колдунов и ведьм, и про месяцы! Углубился в книгу и вдруг напал на присловье: зима едет на кобыле. И первая строчка сказки родилась: «Зима то едет на гнедой кобыле…». И мне захотелось описать русскую зиму, сказать лучшие слова своего сердца про весну, про лето и про осень. Еще для меня было очень важным рассказать о какой-то интимной близости, незримой связи между природой и человеком. Я думаю, каждый раз, когда вы попадаете в лес или поле, или идете вдоль реки, вы чувствуете эту связь.

Писать и говорить от сердца, делать акцент на личной ответственности каждого человека за происходящее с ним – творческая позиция Александра Тимофеевского. Что касается «победы в споре двух упомянутых поэтик», – цитирует критик того же Бродского, – «на этих высотах иерархия неуместна».

 

Александра Павловича Тимофеевского не стало в январе 2022 года, в Рождество. 13 ноября этого же года ему исполнилось бы 89 лет. Ко дню его рождения Санкт-Петербургский Театр-Концерт «Вампука» приурочил премьеру музыкально-поэтического представления по поэтической сказке «Двенадцать месяцев или Март и Марта».

Наталья Дьякова

 

 

Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ

 

 

 

ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ИЛИ МАРТ И МАРТА

 

Зима то едет на гнедой кобыле, –

Мороз и стужа землю запирают –

То обернется волчьей стаей

И оставляет страшные следы,

То как кузнец мостит мосты

Без топора, без клиньев и подклинья

И сваривает реки и озера.

Зима трясется на гнедой кобыле,

За ней ветра и вьюги, и метели

Вдруг так завоют,

Что душа уходит в пятки.

Но наступает и такое время,

Что в зимний лес приходит тишина

И тишиной кромешной оглушает.

Тогда березы, елочки и сосны

Стоят в ночи, как в брачный час невесты,

И каждая в серебряной фате.

 

Иной недоброй, непроглядной ночью

Шла по лесу красавица Марушка.

На небе нет ни звездочки – пропали.

Луна, мелькнувши, тут же потерялась.

Вокруг Марушки сумрачные ели,

Клочками снег висит на их ветвях,

И этими колючими ветвями

Они в Марушку норовят вцепиться,

А то еще и по лицу хлестнуть.

Сугробы преграждают ей дорогу,

Метель сбивает с ног Марушку, жалит

И щиплется, и застит ей глаза.

Раздался треск – мороз бичом ударил,

Бичом сбил перья белых голубей.

Снег валом повалил и даже ветер

Заплакал тонким голосом ребенка.

И тут пришла пора вам рассказать,

Как оказалась девица в лесу

В глухую злую ночь в сугробах снежных…

 

Марушка так старалась, так прилежно

По дому все работы выполняла:

Ткала, пряла, варила, шила, мыла –

Все у Марушки спорилось в руках.

А мачеха, нахохлясь как ворона,

На падчерицу искоса глядела,

Как будто бы ее хотела клюнуть,

И думала – ну почему она

Красивее, чем дочь моя Гелена?

Когда придут невесту сватать парни,

То непременно выберут Марушку –

Не стану в доме я ее терпеть!

Вот почему глухой морозной ночью

И оказалась девица в лесу,

В сугробах снежных, не в своей постели.

И кажется совсем уж пропадала,

Как вдруг вдали блеснул ей огонек.

 

Там, на горе, горел большой костер,

Двенадцать месяцев – двенадцать братьев –

Сидели возле этого костра,

Смотрели молча, как играет пламя,

А может тайный разговор вели.

Тут из последних сил своих Марушка

Вскарабкалась на горку, отдышалась

И, братьев разглядев, оторопела.

Меж них сидели трое стариков

С лохматыми седыми бородами

И трое пожилых, чуть помоложе,

А также трое возмужалых лет,

И трое юных, молодых, красивых.

И старший, с бородой белее снега,

Сидел всех выше, на высоком камне,

И жезл держал серебряный в руках.

Глядит на них Марушка в изумленье

И думает – да кто же вы такие?

Но долго ротозейничать – неловко.

Марушка всем им низко поклонилась

И попросила вежливо, – Нельзя ли

Погреться мне у вашего огня?

– Садись поближе, – старший ей сказал, –

Но что ты ночью делаешь в лесу

И что скажи, голубушка, здесь ищешь?

– Я, дедушка, – Марушка отвечала, –

Смешно сказать… я здесь ищу фиалок…

– Голубушка, теперь совсем не время

искать фиалки, снег кругом лежит.

– Я это знаю, – молвила Марушка,

И слезы потекли у ней ручьем,

Марушка не могла сказать ни слова.

К ней подошел веселый месяц Март,

Стал утешать, – Зашей в тряпицу горе,

Тряпицы нет, веревочкой завей,

Сквозь слез Марушка Марту улыбнулась,

И вот она что братьям рассказала.

 

– Я сирота, мать рано умерла,

А мачеха и дочь ее Гелена

Меня, за что – не знаю, невзлюбили.

Я слышала ночной их разговор:

Давай мы в зимний лес ее отправим,

Пускай замерзнет, нам спокойней будет.

И вот сегодня так мне приказали –

Пойди и собери в лесу фиалок,

И без цветов домой не возвращайся.

И если я не принесу – беда:

Они убьют, убьют меня до смерти…

 

Тут месяц ледяной поднялся с камня

И передал свой жезл красавцу Марту.

– Тебе, мой братец, место уступаю,

Взамен меня верши дела и правь.

И март взмахнул жезлом поверх костра,

И запылал огонь в костре сильнее.

Снег начал таять. На деревьях почки

Еще не собирались распускаться,

А уж зеленый свет, едва заметный,

Забрезжил меж проснувшихся ветвей.

И из земли пошли, пошли росточки

И разлилось в прогале озерцо

Пахучее, из голубых фиалок.

А тут еще одно случилось чудо.

Минуя все сугробы и ухабы,

Негадано нежданно пролегла

Перед Марушкой скатертью дорожка,

Да ровная и гладкая такая,

Как будто ее сани укатали….

 

Марушка быстро-быстро побежала

И очень скоро оказалась в доме,

И принесла букет лесных цветов.

Домашние не долго удивлялись,

Потрогали, понюхали фиалки,

Гелена тут же убрала букет

И только злобно на сестру взглянула.

– Что ты стоишь, Марушка-замарашка,

Бездельница, пупыристая жаба,

Раз ты зимой нашла в лесу фиалки,

Я думаю, и ягодки найдешь.

А мачеха кричит, – Ты не оглохла,

Ты слышишь, что сестра тебе сказала?

Не стой столбом, а в лес беги скорее

Да принеси корзину земляники.

 

Пошла Марушка снова в ночь и холод,

Туда где ей маячил огонек,

И повторилось все как в первый раз.

Встал с камня старший месяц ледяной

И с месяцем июнем поменялся.

Взмахнул июнь жезлом поверх костра,

И тотчас пламя высоко взметнулось,

Растаял снег и все зазеленело,

И лес оделся буйною листвой,

А на ветвях защебетали птицы.

Веселым, вольным воздухом пахнуло,

Повеяло дыханьем теплым лета.

В нем запах ржи и запах васильков,

А может запах клевера с ромашкой,

А может просто запах сенокоса…

Тут беленькие ягодки в траве

Все красным соком стали наливаться –

Одна, вторая, третья… пред Марушкой

Открылась земляничная поляна,

И пролегла пред девицей дорожка…

 

Марушка быстро-быстро побежала

И в дом вошла с корзинкой земляники.

Но мать и дочь опять бедняжку гонят,

Гелена вся от злости посинела,

– Не смей спать стоя, глупая корова,

Раз ты зимой сыскала землянику,

Беги скорей, найди мне спелых яблок.

 

И поменялись месяцы местами…

Едва сентябрь взмахнул своим жезлом,

Лес превратился в царские палаты,

Стволов колонны мощные и листья,

Не листья, обожжённые загаром,

А огненный опал, рубин, янтарь…

И красотой деревьев венценосных

Хотелось бесконечно наслаждаться,

Но ветер налетел – и листопад.

Земля в пятиугольных листьях клена,

Запахло сыростью осенней и грибами.

Марушка не успела оглянуться,

А перед ней уж яблонька стоит,

И яблокам так тесно на ветвях,

Все – гроздьями, как кисти винограда,

Но высоко, достать девице трудно.

Тут Март легко два яблока сорвал,

Два самых крупных, золотых с румянцем,

Марушке протянул и говорит,

– Сейчас тебе нарву еще таких же.

– Спасибо, милый Март, я им отдам,

Два этих яблока, а мне не надо, –

И пред Марушкой пролегла дорожка,

 

Девица быстро-быстро побежала

И оказалась в доме, и Гелене

Два яблока прекрасных подала.

Гелена съела яблоки, вздохнула,

И говорит сестре, – Давай еще,

Мне много надо, ты их где рвала? –

– За дальним лесом, на горе высокой,

Сидят двенадцать братьев,

И от них я получила яблоки в подарок… –

– Ах ты свинья, вранливая хавронья, –

Тут на сестру Гелена закричала, –

Ты яблоки все съела по дороге! –

И разъярившись, выгнулась как кошка,

Чтобы Марушке в волосы вцепиться.

– Постой-ка, – мать ее остановила, –

Раз дали даже нашей замарашке,

Коли не врет, два яблока в подарок,

То нам подарят что-нибудь получше.

Ну надевай скорее, дочка, шубу! –

– Но если ты нам соврала, Марушка, –

Сестре в дверях Гелена пригрозила, –

То на себя пеняй.

 

И лиходейки,

Чтоб получить подарки побогаче,

Отправились искать двенадцать братьев.

Вздохнула мать, – У нас одна корова,

Не худо бы вторую попросить. –

– Заткнись, – сказала матери Гелена, –

У нас есть случай стать мне королевой,

Корону я просить у них хочу. –

– Не заносись, – ответила ей мать.

На это дочь ей живо возразила, –

– Когда я получу от них корону,

Я дам тебе хорошую работу:

Мыть будешь королевскую посуду

И со стола объедки уносить. –

Так злая мачеха и жадная Гелена,

Бранясь и споря, по лесу брели

И добрели до этой самой горки.

Тут перед ними появился старец

С лохматой бородой белее снега,

И месяц ледяной спросил их строго, –

– Что вы здесь ищите, зачем сюда пришли?

– Ты что за спрос, – Гелена огрызнулась, –

Зачем тебе знать нужно, старый дурень,

Что мы здесь ищем и куда идем? –

– Нам нужно отыскать двенадцать братьев, –

Сквозь зубы деду буркнула старуха,

И сразу вспыхнул на горе огонь,

И осветил вокруг костра фигуры.

Но гости поленились лезть на гору,

А только громко снизу закричали, –

– Спускайтесь к нам сюда и поскорее,

Ведь мы к вам за подарками пришли! –

И братья головами покачали,

Поудивлялись, а потом спросили, –

– Каких же вам подарков захотелось? –

– Хочу в подарок получить корову,

Корова нам нужна, – сказала мать.

– Хочу в подарок получить корону, –

Сказала дочь. – Чтоб королевой стать. –

– Получите вы обе по заслугам, –

Наморщил лоб свой месяц ледяной,

И старец поднял жезл над головою.

 

И стал огонь гореть в костре слабей.

Луна исчезла. Небо помрачилось.

Снег хлопьями такими повалил,

Как будто чёрт вытряхивал перину.

Мать с дочерью в испуге заметались,

Сердитые насупленные ели

Хватали их колючими ветвями

И все старались по лицу хлестнуть.

Сугробы преграждали им дорогу,

Метель сбивала с ног, кусая, жаля,

Обеим застилая им глаза.

Заплакал ветер голосом ребенка,

И в мутной мгле злодейки потерялись.

 

А в доме ожидала их Марушка.

Вдруг слышит скрип дверей в сенях и шорох,

Вернулись, значит, обе, не замерзли,

Обрадовалась добрая душа.

Но нет, пришли не мачеха с Геленой,

Вошел, кто б мог подумать, месяц Март,

И к месяцу Марушка подбежала, –

– Скажи скорее правду, что там с ними,

В лесу окоченели и погибли? –

– Да живы, живы, – месяц отвечал, –

У них теперь свои дела, вороньи.

Сейчас сама увидишь. В это время

Над домом пролетали две вороны,

Одна кричала, – Кар-р, хочу корову! –

Другая, – Кар-р, я требую корону! –

И с карканьем они умчались прочь.

– Как грустно, – опечалилась Марушка, –

Неужто больше им не быть людьми? –

– Ну как не быть! – ей тотчас Март ответил. –

Конечно будут, если захотят,

Пусть только захотят и им помогут,

Но тут нужны не месяцы, а годы.

Однако мне пора, костер погас,

Все разошлись, и я пришел проститься,

Да вот не знаю, как тебя зовут… –

– Меня зовут Марушкой замарашкой,

Дразнила так меня сестра Гелена,

А мама называла меня Мартой. –

– Мы Март и Марта, – месяц замолчал,

И посмотрел на Марту, и так нежно

Еще никто на Марту не смотрел.

Тут Марта, застыдившись, покраснела,

А месяц наконец заговорил, –

– Когда ты только подошла к костру,

Я понял – вот она, моя душа,

И я к тебе сегодня не прощаться,

Сказать по чести, свататься пришел.

Хочу, чтоб ты была моей женою,

Я унесу тебя в волшебный край,

В страну, где братья месяцы живут,

И не грусти, что нам с тобой вернуться

Возможно лишь, когда приходит март,

Ведь главное, что возвратиться можно.

Теперь ответь скорей мне – да иль нет?

И пусть сейчас судьба моя решится! –

Но Марта ничего не отвечала…

 

Не знаю я конца у этой сказки,

Не ведаю о том, что было дальше,

Но если вы когда-нибудь весною

Пройдете по лесной душистой роще

И вдруг увидите – цветут фиалки,

То знайте, что по этой же лужайке

Примерно за минуту перед вами

Март с Мартой, взявшись за руки, прошли.