Алексей ЧЕРНИКОВ

 

Родился в 2003 г. в Архангельске. Публиковался на порталах «Прочтение», «Полутона», в журналах «Prosodia», «Юность», «Урал». Участник 21 и 22 Форумов молодых писателей России. В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

 

ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ В ГОДУ

 

 

*  *  *

 

Если мне не хватит блеска, если мне не хватит веса

превзойти огонь военный, в нём не сделаться рудой, –

полюби смотреть на искры, одинокая принцесса,

и на то, как в злой кастрюле кипяток надут крутой.

 

Датский сказочник, однако, подглядел за нашим бытом,

наши судьбы и сугробы, танцы, спички и огни

прикарманил. Эй, датчанин! Я кажусь тебе убитым?

Ну носач, живу, как видишь, – как меня ни изогни.

 

Плачет Андерсен над нами, сединой банальной ранен.

Он и знать не мог, что спичка вспыхивает сотни раз

и что смерть, заслышав русский, нам сдаётся, как экзамен.

Жалко Ганса. Он-то думал, что по-датски мир потряс.

 

От меня остался только мой солдатский почерк детский.

Мы унижены настолько, что играем в королей.

Сказка, наша жизнь любая, островок столетних бедствий,

наша Родина и сказка! – не сожги нас, не пролей!

 

Лучше в кожаной обложке нас по-датски напечатай.

Под добротной толстой шкурой мы найдём себе уют.

Мы, бессмертные, устали от побега к непочатой

жизни тех, что не летают, но которых не жуют.

 

Стынет варево в кастрюле. Ешьте, тёплые мещане.

Жар в камине дотлевает вдоль пульсирующих книг.

Книги жгут. Война проходит. Мы друг другу на прощанье

позволяем человечий – самый страшный в мире – крик.

 

 

ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ В ГОДУ

 

Последний снег в году барахтался на брюхе.

Клаузулу сложив, я брёл от санузла

На воздух, на мороз, хватающий за брюки,

И тень моя в снегу последний раз росла.

 

Рябой косматый снег, провинциальный идол,

Больной дворовый вождь, лепнина вдоль ресниц.

Я видел, как тебя в окошко школьник видел,

А ты юродиво зачем-то падал ниц.

 

Венозная сосна, икристые рябины

И хлорка бирюзы на куполах берёз

От имени живой согбенной древесины

В последний раз кляли твой родовой мороз.

 

Ты всё распределил и разложил, как скальпель,

Всё скрыл за вычетом чистилищ и аптек.

Нет ничего в глазах твоих морозных капель.

Последний день в году, и человек, и снег...

 

И сливки взбитые. И сумрак закруглённый.

И тяжесть липкая, настойчивая взвесь.

Скелет календаря сгорает, как зелёный

Бенгальский мотылёк, родившийся не здесь.

И терпкий хвойный звон, малиновый и нищий,

Застрял, как хоровод, в гирлянде бытия.

Ну что, последний снег, своей доволен пищей?

Раздень меня и съешь, задора не тая.

 

И я тебя вдохну, и снегом стану тоже.

Шампанский акробат, скользи в глазах, шурша.

Последний нынче день мирской отмерен коже.

Ждёт полночи в костях последняя душа.

 

 

*  *  *

 

Забери моё право на вдох,

оголи до простого скелета.

В череде уважаемых вдов

будешь первой на целое лето.

 

Голос вычурный мне запрети,

сократи мой сценический номер.

Я посредственно жил во плоти,

но с тобою талантливо помер.

 

Я хотел быть поэтом Айги.

Ждёт меня не овчарня, а псарня.

Уберечь мне в себе помоги

восемнадцатилетнего парня.

 

 

*  *  *

 

когда б не комары не мух настырных рой

тогда бы я стерпел быть может жизнь такую

но всякий раз убить июньскою порой

кого-нибудь хочу терзаюсь и тоскую

 

окно дымит лучи впуская в конуру

и тени тополей мелькают словно танец

я лета не люблю я корчусь поутру

на сбитых простынях рассветом задыхаясь

 

я буду сдержан сух сердит и деловит

я заберусь наверх на розовую кровлю

я к солнцу привяжу красивый динамит

и в тень укрою мир и свежесть приготовлю

 

 

 

*  *  *

 

Да, верю я: есть счастье в табаке,

Есть счастье в том, чтобы пройти в рубахе

По первоснегу водяной бумаги,

Лениво отпечатанной в реке.

 

Какая важность и какая честь –

Пройтись по небу, взяв огонь на руки.

И пусть дымятся важно самокрутки, –

Не только в них, но, в общем, счастье есть.