Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 158




foto2

Вячеслав КИЛЕСА

foto2

 

Писатель, автор книг «Весенний снег», «Провинциальные рассказы», «Истории, рассказанные вчера», «Лестница любви», «Оглянуться, остановиться», «Сид», «Детективное агентство «Аргус», «Юлька в стране Витасофии», «Крымские рассказы», «Белогорский РОВД». Заслуженный юрист Автономной республики Крым. Лауреат литературной премии НСПУ им. В. Короленко (2005), премии Автономной Республики Крым (в номинации «Литература. Работы для детей и юношества», 2009). Председатель СП Крыма, главный редактор газеты «Литературный Крым». Член СП России, Национального союза писателей Украины, Союза русскоязычных писателей Болгарии, СП Северной Америки. Живет в Симферополе.

 

 

ЖИЛИ-БЫЛИ

Рассказ

 

– Старый дурак! – невысокий черноволосый мужчина в спортивной одежде возбужденно тыкал пальцем в окно. – Взгляни, Галина! Новые ботинки, рубаха на выпуск, на велосипед взгромоздился и к той отправился. Посмешище на весь Нижнегорск!

Галина, подойдя к окну, посмотрела на своего шестидесятипятилетнего отца, с просветленным лицом ехавшего по улице к пятидесятитрехлетней любовнице Марии, и раздраженно ответила мужу:

– Понятно, что дурак! Ничего, перебесится! Стыдно, конечно: соседи спрашивают, когда у Василия Яковлевича свадьба. Ехидничают... Уважаемый человек – и на тебе!

Переднее колесо велосипеда попало на камешек и вильнуло в сторону. С трудом удержавшись в седле, Василий Яковлевич оглянулся, увидел стоявшую у окна дочку и отвернулся, догадываясь о ее мыслях. Почему дети уверены, что в старости их родителям нужен только кусок хлеба с маслом, а остальные чувства высыхают, как у срубленного дерева?!

Мария... Василий Найденов обратил на нее внимание тридцать восемь лет назад, когда в должности первого секретаря Нижнегорского райкома ВЛКСМ вручал старшеклассникам комсомольские билеты. Бойкая десятиклассница, отвечая на вопросы членов бюро, встретив взгляд Найденова, растерянно замолчала, и он тоже застыл, словно позабыл слова, и это странное безмолвие продолжалось, пока не кашлянул недоуменно второй секретарь Витька Сорока. Девочка-школьница долго не выходила у Найденова из памяти, хотя и женат был третий год, и женат счастливо. Потом Мария уехала в Симферополь учиться в ПТУ, и все сгладилось, пропало, к тому же Любаша родила Галочку, любимую дочку. Но когда Мария, вернувшись в Нижнегорск, начала работать в магазине, почему-то старался обходить ее отдел, да и она при встрече перебегала на другую сторону улицы и, спрятавшись за столбом или киоском, ждала, когда он пройдет. Через год Мария вышла замуж за хорошего паренька из местных, и Найденов, тогда уже заведующий отдела райкома партии, попал с Любашей на свадьбу, вот только плясать не хотелось и «Горько!» ни разу не крикнул. Вскоре его избрали председателем колхоза, и ничего в жизни не осталось, кроме работы и семейных хлопот. Строился дом – тот, где живет сейчас Галочка со своим никчемным, не вылезающим у нее из-под каблука мужем. Когда у Галочки родился Димка, Любаша уговорила построить еще один, по соседству, благо должность председателя позволяла многое. В этом доме Любаша и умерла, и четвертый год он ходит к ней на кладбище, где рядом с женой приготовлено место для его могилы.

Повернув руль, Василий Яковлевич свернул в переулок и затормозил возле серых железных ворот, сваренных Марииным мужем Николаем, не успевшим полтора года назад выскочить из-под рухнувшего башенного крана. Тогда посадили машиниста, оказавшегося в стельку пьяным, но что в этом Марии и ее разведенной дочке Насте, одной растившей двух пацанят?!

Толкнув калитку, Найденов вошел во двор. Залаял, дружелюбно помахивая хвостом, сидевший на цепи Полкан. От сарая с криком: «Дедушка приехал!» – ринулись к Василию восьмилетний Сашок и пятилетний Павлик, привычно выхватывая из рук Найденова кулек с конфетами. Услышав шум, выскочила на крыльцо Мария: улыбаясь, она смотрела на Василия и тот, как всегда при их встречах, почувствовал волнение и порадовался своему счастью: возможности подойти к ней, обнять и расцеловать прекраснейшие в мире серые глаза.

Пока Мария доваривала обед, Василий починил и поставил на место сломанную мальчуганами дверь сарая, с удовольствием ощущая, как повинуется ему – пусть с натугой, нехотя! – еще не сломленное возрастом тело. После обеда, подождав, когда протрут стол и вымоют посуду, Василий посадил Марию перед собой на лавку и строго сказал:

– Вот что: хватит мне к тебе ездить! Собирай вещи и перебирайся в мой дом.

– Боязно как-то! – Мария с сомнением посмотрела на Василия. – Галина и сейчас сквозь зубы здоровается, а когда рядом будем...

Василий задумался, вспоминая сегодняшний Галин взгляд, и тут же перекинулся памятью в прошлое: «Видишь, доченька, облака? Они серебряные, для счастья даны»... «Папочка, когда вырасту, возьму самолет, поймаю эти облака и подарю тебе, пусть они всегда тебя радуют. Я так люблю тебя, папочка!»

– Ничего! – убежденно сказал Василий. – Галина только на вид суровая. Должна понимать: если б не ты, – возле Любаши лежал бы.

Внезапная смерть жены надломила Найденова: он бродил после похорон по опустевшему дому, не зная, к чему приложить непривычные к отдыху руки, да и нужно ли их к чему-то прикладывать. Работа в саду, огороде не помогала, как и ежевечернее чаепитие в дочкином доме: все чаще Найденов лежал на кровати, вспоминал молодость, Любашу, понимал, что это невозвратимо, и от этого понимания казалась бессмысленной жизнь в еще бодром теле. Какая разница: год или десять ты будешь что-то делать, чем-то питаться, когда конец очевиден, а кладбище готово излечить вечным покоем усталость духа!

Увидев, как угасает отец, Галина забегала по докторам. Найденов покорно глотал таблетки, пил микстуру и ждал смерти. А потом его остановила на улице Мария, стала объяснять, что нужно лечиться травами, совать в руки какие-то баночки с настойками – и, глядя на нее, Найденов почувствовал, как что-то в душе потеплело, и подумал, что, может быть, жизнь не закончена. Медицинские встречи с Марией переросли в свидания: вместе с ожившей потребностью любви выздоровело и налилось новой силой тело. Только дочка... Ничего, она поймет.

Переезд Марии вызвал в Нижнегорске оживление и стал многодневной темой сплетен и пересудов. Всего этого Найденов ожидал и был спокоен, но волна ярости, окатившей его в дочкином доме, ошеломила.

– Зачем тебе это: на старости лет?! – кричала Галина. – Люди смеются. О нас подумал бы!

– Подожди! – Найденов старался говорить рассудительно. – Кому мешают мои с Марией отношения? А сплетни... Как жить, я никогда у людей не спрашивал, и сейчас не собираюсь.

– Жених – в шестьдесят пять лет! – не унималась, бегая по комнате, дочь. – Сыт, в доме тепло, всегда поможем: что еще? Любви, видите ли, захотелось! Каждому возрасту свое: в твоих годах о Боге пора думать, а не семью заводить.

– С Богом сам разберусь: или он со мной! – посуровел лицом Найденов. – А ты...

Махнув рукой, Найденов вышел на крыльцо и по бетонной дорожке направился к воротам. Все здесь было сделано и добыто его руками, но сейчас Найденов ощутил себя в незнакомом жилище, выталкивающем его на улицу.

– Может, уйти мне? – осторожно спросила Мария, выслушав негодующий рассказ Василия. – Она боится за дом, поэтому не успокоится.

– Я один дом отдал, хватит! Пусть хоть что-нибудь сами заработают.

– Ох, Вася, Вася! – вздохнула Мария и спустилась в огород выпалывать сорняки.

Галина знала упрямство отца, поэтому, поразмыслив, поменяла тактику. Зайдя следующим вечером в отцовский дом, она извинилась, почаевничала, пригласила «молодоженов» на субботний пирог и любезно приняла Мариино предложение привести в порядок свой сад.

Всем, что имела, Галина была обязана отцу. Безумно любя ее, Василий Яковлевич договаривался с учителями о хороших отметках в школе, потом в институте; когда ей не понравилась беспокойная работа инспектором райисполкома, устроил заведующей складом: источник дефицита в советские и постсоветские времена. Богатство создается удачным воровством или тяжким трудом; Галина не имела способностей ни к тому, ни к другому. Ленивая по натуре, она обладала жестким характером, позволявшим держать в узде домочадцев и вызывать трепет у подчиненных. В палитре ее отношений к людям основным был цвет безразличия. Она не желала отцу зла, но, как ранее просчитывала выгоду, приносимую его жизнью, также легко просчитала, что даст его смерть, – и здесь, как правильно угадала Мария, фигурировал дом с прилегающим к нему участком земли: бесспорное наследство заканчивающего восьмой класс Димки, если только лакомый кусок не перехватит новоявленная супруга. Поэтому так старалась Галина, уговаривая размякшего от примирения отца не торопиться оформлять отношения с Марией через ЗАГС:

– Поживете годик-полтора: если все сложится, тогда и распишетесь, – ворковала Галина. – Сейчас даже молодежь так делает, а уж вам, старикам...

Мария понимала несложные хитрости Галины, но ничего Василию не говорила. В этот дом на улице Пригородная ее привели жалость и воспоминания, и тоска по твердому мужскому плечу, так необходимому в бабьей повседневности. Привыкшая находить удовольствие в работе, Мария без натуги расширила круг своих забот, успевая не только вылизывать найденовский дом, но и помогать по хозяйству Насте. Выполняя обещанное, Мария привела в порядок запущенный Галин сад, но благодарности не дождалась. Более того, Галина тайком распространила слух о небескорыстии оказанной услуги и обвинила Марию в неряшестве.

Удары этих подводных камней Найденова не задели. Мария молчала, не желая ссорить отца с дочерью, а Галина демонстрировала прекрасные отношения с мачехой. Местный нотариус и заведующая загсом были предупреждены, и при малейших юридических действиях со стороны Найденова первой узнала бы об этом Галина.

Чудесная способность памяти: забывать о плохом. Василий Яковлевич жил, счастливый обретенной любовью, в меру отдыхал, в меру трудился. Покорность дочки он воспринял как проявленную ею мудрость, о чем с гордостью повторял Марии, и та засомневалась: возможно, Василий прав и она слишком придирчива?

Между тем лето перешло в осень, затем в зиму. Купаясь во временах года, Нижнегорск лежал, раскинувшись улицами, причудливо соединявшими промышленную зону железнодорожной станции с сельскохозяйственными угодьями прилегающих деревень. В конце февраля Василий Яковлевич заболел воспалением легких, и если бы не самоотверженность Марии, сидевшей возле него ночами, вряд ли увидел бы следующую весну.

Прошло два года. Настя приняла в сожители разведенного мужичка из Митрофановки и забот у Марии поубавилось. Поужинав, она и Василий смотрели телевизор, играли в карточного «дурака», сидели на веранде, попивая чай и обмениваясь городскими новостями. Каждую вторую субботу ходили на кладбище, поправлять могилы Любаши и Николая. В гостях у Галины постепенно начал бывать только Василий Яковлевич: Мария отговаривалась домашними делами или плохим самочувствием. Ее пугала скрытая враждебность Галиной семьи и смущала неясность собственного положения.

– Послушай, Вася! – набравшись смелости, спросила она Найденова. – А мы наши отношения будем узаконивать?

– Зачем тебе? – удивился Найденов. – И так понятно, что ты – моя жена.

– Это тебе понятно. А для других я-то ли любовница, то ли прислуга. Если с тобой что случится, Галина мигом меня отсюда вышвырнет.

– Не посмеет, – пробормотал озадаченный Василий. – Ладно, решим все.

Василий Яковлевич понимал, что Мария права, и если по-человечески, то нужно идти в ЗАГС или составлять на Марию завещание. Но дочка и внук... К тому же – Василию Яковлевичу стало стыдно за эту мысль, но она, подсказанная в свое время Галиной, все-таки обозначилась – после его смерти Мария может привести в дом другого мужчину, и тогда над найденовской семьей будут смеяться даже куры.

Над этой проблемой Василий Яковлевич думал долго, пока одним субботним днем не решился на разговор с Галиной

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – Галина смотрела на отца с удивившей того злостью. – Марии – дом, а нам? Димка взрослеет, ему что: на улице жить? Забыл, что у тебя внук?!

– Нет, конечно! – пошел на попятную Найденов. – Я и тебя, и его люблю. Но... Когда я начинал жить, ничего не имел, все трудом заработал. Может, и ему так.

– Не сравнивай нынешние дни с прошлыми: тогда легче было, – сверкнула глазами Галина. – Дом твой, решай сам, но учти: отпишешь Марии – забудь о нас. Памятью мамы клянусь: даже на похороны не приду!

Понурив голову, Найденов вышел на улицу, Избегая объяснения с Марией, отправился на кладбище и долго сидел у могилы Любаши, словно ожидая совета. Мария, Галина – обе были правы, но на каких весах взвесить каждую из этих правд?

– Не будем торопиться, – сказал, вернувшись домой, Марии. – Как-то само решится.

Мария поняла, что выбор сделан, и не в ее пользу. Ей предстояло неизвестно сколько лет досматривать Василия, хоронить его, а потом, собрав вещи, возвращаться к дочери, привеском к ее сложившейся семье, оправдывая место за столом и кусочек внимания тяжким трудом по хозяйству: обычная судьба стариков, не имеющих собственного жилья. Уйти сейчас? Но она любила Василия: той любовью пожилых, где пылкость чувств заменяет теплота понимания и радость прожитого дня, отнятого у смерти. Вдвоем бедовать легче, чем одному.

А Галина думала о том, что характер у отца непредсказуем и пора от мирного сосуществования с мачехой перейти в наступление. Зайдя в магазин, где дорабатывала до пенсии Мария, она устроила ей прилюдный скандал, обвиняя в попытке присвоить чужую собственность.

– Мать с отцом горбатились, а ты на готовенькое лезешь! – кричала Галина. – Проваливай, откуда пришла!

– Ничего мне не надо! – оправдывалась Мария. – Оставьте меня в покое!

И со слезами ушла в подсобку.

Вечером, когда она рассказала о скандале Василию, тот рассердился, пообещал приструнить дочь, но вылилось это в жалкую просьбу не трогать Марию, – и та поняла, что защитника у нее нет.

Примеру главы семьи последовали домочадцы. Галин муж, нехотя кивавший головой при встрече, теперь ежедневно заходил в магазин с криком: «Здравствуйте, мама!» – и шутовски расспрашивал Марию о здоровье и планах на будущее, а Димка, раннее равнодушный к противоборству взрослых, не упускал случая запустить чем-нибудь из-за угла в Мариину спину.

Мария поняла, что выхода у нее нет. Самая жестокая из охот – охота на человека. Что могут сделать два старика против сильных, уверенных в своей правоте людей?! Рассказывать о своей любви? Она приветствуется только у юных, а для позднего возраста считается недостойной или смешной.

В один из воскресных дней Мария уложила вещи в чемоданы, попрощалась с Василием и, сопровождаемая Настей, ушла из дома. Найденов уговаривал остаться, становился на колени, но женщины мудрее мужчин и понимают, когда расставание неизбежно.

Впервые за последние годы Найденов встречал вечер один. Он сидел, ковырял ложкой в еде, приготовленной Марией перед уходом, перебирал события прошлого и думал о том, что умирать нужно вовремя, а не ждать, когда тебя поторопят. Решившая навестить отца Галина долго стучала в дверь, но та так и не открылась, и только через несколько дней, устав от одиночества, Найденов согласился на примирение.

Хоронили его в конце лета. Последние месяцы он постоянно жаловался на холод, ходил в ватных штанах и валенках, и ничем не напоминал недавнего опрятного, с просветленным лицом, старика.

Забыли о нем быстро, как забывают о том, что не нужно, и только Мария приходила иногда на его могилу: присмотреть, посидеть, вспомнить.