Мариа ВОЛХОНСКАЯ

 

(Творческий псевдоним; в жизни Мария Волхонская). Родилась в 1996 году в Калуге, где и проживает. Студентка музыкального училища на отделении духовых и ударных инструментов, класс флейты.

 

 

КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

 

Колыбельная полярному медведю

 

В конце туннеля – свет. Пушистый, глубокий, отдающий синевой.

А в этом свете, как уснувшее созвездие, спит полярный медведь.

Спит он, как будто ватный. Такой большой, грозный и… очень трепетный.

Он похож на белую звездную туманность или на маленькое снежное облачко и кажется прозрачным в этот ночной час.

 

Туннель большой, но не длинный, проложен под слегка пружинящим махровом полотном асфальта для оттока сточных вод. Здесь пахнет тухлой рыбой и соляркой, с дождями сюда приносит пластиковые бутылки и консервные банки.

Здесь часто ночуют бездомные и наркоманы-малолетки.

Здесь тихо и неподвижно лежит лужей вода. О ней и не догадаться, если не наступить. Тогда она заволнуется, заропщет и возмутится. Настоящая сварливая баба.

Но плесени она нравится. Со здешней плесенью здешняя же вода очень дружна. У них – почти семья. Немного больная (старая хромота), незажиточная, зато дружная и гостеприимная.

Так уж повелось: здешние плесень и вода приютили у себя табор мусора из внешнего мира.

 

А теперь здесь спит медведь.

Он лежит прямо в воде, не обращая внимания на запах, а та, в свою очередь, тихо шуршит от его дыхания. Плесень молчит, надежно прибрав к себе мусор, чтобы тот не скатился в неподходящий момент, тревожа сон гостя.

Глубоким, тяжёлым сном спит пришелец из дальних стран.

И снится ему укрытая снегом земля; льдины, синеющие под низким арктическим солнцем и маленький медвежонок.

Он мечется на отколовшейся льдине: то подбежит к одному неровному и острому краю, коснётся холодной воды лапой и отбежит на середину, боясь, как бы не перевернулась проклятая льдина. А та отплывает все дальше и дальше, и уже не слышно испуганного плача снежного медвежонка, да и сам он – не больше точки. Маленькой серой точки на огромной льдине.

На тысячи километров кругом – вечная мерзлота. Она жадна и нема. Он съедает детский плач. И пусть это плач медведя, но разве медвежий детёныш не ребенок? Разве не бывает ему радостно, весело, спокойно и… совсем иногда (он же медведь!) страшно?

На миг медвежонок замрёт. И покажется, будто на своем медвежьем языке он удивленно и горестно спросил: «Мама?»

И навсегда исчез в белоснежной вселенной Севера.

Маленькое звёздное облачко.

 

 

Привлекательнее

 

Аннушка, как говорится, девушка – хоть куда.

По нынешним меркам, всем Анечка хороша. Молода, красива, фигуриста, можно сказать – умна.

Работает в больнице.

Это, что называется, милосердна.

 

Реанимация.

Здесь, на больничной койке, оплетен, окутан, спеленут коконом проводов, лежит наш главный герой. Потенциальный труп. (Не сомневайтесь, в конце он сдохнет. Могу гарантировать).

 

Вообще-то он безымянен. Но сейчас пусть будет Антоном.

Незадолго до… Антонио летел по трассе. Ночь, скользкая дорога. Мотоцикл. Скорость за сто восемьдесят.

Извольте пронаблюдать, где Антоша сейчас.

 

Ну так вот, возвращаемся к Аннушке. Что нам от девушки надо? Почему бы просто не оставить девчушку в покое? (Как-никак – тяжелые условия труда, пара трупов к утру понедельника, прочие бла-бла-бла)

Про моральную стойкость, доброе сердце, грустные глазки мы, так и быть, умолчим. Не станем стыдить барышню в глаза. Скажем просто: тут, знаете ли, все чётко. Что просили – то и берите. Нечего теперь слезы лить, нервишки свои ревностно оберегать. Неженки какие нашлись!

 

Итак, Аннушка.

Сама во всем виновата наша барышня. Просила жизнь неброскую, честную. Любовь до гроба и все дела. Выпросила. Приходи завтра – забирай. Довеском у нас – полный соц. пакет для персонажа среднего звена.

Аннушка.

А ведь могла быть примой-балериной.

Серафимой какой-нибудь. Или Ниной.

Зато жизнь неброская, честная. Любовь до гроба и все дела.

Гроб, кстати, случится довольно скоро.

Антоше недолго осталось дышать чернильным кислородом, занимать казенную койку. Здесь, как говорится, в гробу отоспишься…

Спешите жить, дети мои!

 

И вот теперь Аннушка на ступеньках при входе. Курит, всхлипывает при вдохе. Задача у Аннушки: не заскулить на выдохе.

 

Угораздило же влюбиться в безнадёжного!

 

Глупая Аннушка плачет. Думает, что Антоша прекрасен. Кстати, имя – ее работа. Важный элемент сказочного сюжета. Повесть про Аннушку-Доброе сердце и храброго рыцаря Тошу.

Тоша, кстати, по жизни вовсе не храбрым был.

Ну да последнее, сами понимаете – не существенно.

Кого это вообще волнует, если он там один лежит в чистой, убогой палате, отдает Богу душу, закутанный в саван из проводов. Весь изранен, истерзан. Где-то в задумке значится, что до… он красив был и дерзок. Смел… Если вы понимаете, о чем я.

Разве волнует кого-то действительное положение вещей?

Вы, бесчувственные существа! Пожалейте же Аннушку!

Видите вы, сволочи, влюбилась царевна, плачет, страдает, горюет девочка. Если вы понимаете…

 

Антоша скончался, не приходя в сознание.

Анечка любила своего героя.

Страстно.

Безответно.

На все лады.

Как это, впрочем, всегда и бывает.

 

Для полноты картины (и для созвучия момента) тут надо сказать, что Аннушка у нас – дама привычная. В умирающих влюбляется постоянно.

Потом по месяцу ходит к мертвому принцу на могилку, вздыхает, плачет, заказывает молебен, ставит свечки, приносит цветочки.

Для всех разные: сообразно силе чувства.

 

 

Когда умирает Бог/Просто

 

Знаете, как заканчиваются такие истории?

Конечно, знаете. Вы же, в самом деле, не идиот.

 

А вот как такая история начинается?

Верно. Всем хочется узнать.

 

На самом деле, это - чистой воды любопытство. В некотором роде (который, надо сказать, встречается нечасто) - шкурный интерес.

Да ладно, бросьте! И не лень же вам все усложнять...

Никого я, как вы могли подумать, не обвиняю. Просто говорю, что это забавно (а вам самим, должно быть, дико интересно) обряжать интересы одной личности в общечеловеческие. Да что там человеческие интересы - во Вселенские проблемы.

Если бы вы с таким усердием занимались познанием и поиском истины, моей истории сегодня не было бы.

 

Я родился семнадцать лет назад в самом центре самой честной, самой счастливой, самой успешной и так далее (ну, вы поняли, разумеется) страны Мира - Соединенных Штатов Америки. Ей-богу, у меня было отличное детство! Дед это называл «жить как у Христа за пазухой» и «как сыр в масле кататься». И он, как мне думается, был прав.

В восемь лет мне подарили велосипед. Зеленый двухколесный велик с двадцатью одной скоростью в комплекте. Счастье было неописуемым.

Люди говорили: Бог - это счастье, а еще они говорили, что я счастливый. До восьми лет со мной никогда не случалось такого счастья, и у меня как-то не было случая проверить их утверждения. Поэтому в тот день я решил, что Бог благословил меня, раз я так счастлив, а еще, что я сам, в некотором роде, Бог.

Счастливый, надо сказать, Бог.

 

У нас была образцово-показательный пример счастливой семьи. Любящие, образованные отец и мать, двое сыновей, собака, свой дом с лужайкой и качелями, воскресные походы в церковь и мой велик, конечно же.

«Плезантвиль» в чистом виде (до появления главных героев, естественно)

 

Естественно, я шалил.

Естественно, меня наказывали.

О, нет! Не били, разумеется. Боже упаси!

Я родился, что называется, в то золотое время, когда жирные дядьки и тётки, в глаза не видевшие ни одного ребёнка, уверенно заявляли, что детей не только нельзя бить (с чем я, в общем-то, согласен), но вообще лучше оставить в покое тепличного рая компьютера, предоставив «личности развиваться в соответствии собственным интеллектуально-моральным потребностям».

Короче говоря, самым страшным моим наказанием были стрижка лужайки и месяц без телика (что мне было, в общем-то, побоку, так как комп, хоть бы и ради моего образования, никто не отбирал)

Шикарно же!

 

Но, если по правде, то я особо и не шалил.

Очень быстро я раскусил все простые правила поведения, гарантировавшие мне возможность спокойно жить и «развиваться в соответствии собственным интеллектуально-моральным потребностям».

Так что, принимая во внимания мою природную замкнутость и молчаливость, мое детство было раем, где у меня были свои простые детские радости, я никого лишний раз не трогал, и никто лишний раз не трогал меня.

 

Все просто.

Все просто - это был мой девиз. Негласный, разумеется.

Никто не говорил мне: «Задумайся! Просто сядь и подумай, неужели вся твоя жизнь сводится к рпг играм и стратегиям типа "Warcraft"?» А я, если честно, не чувствовал в себе потребности во что-то вникать глубже, чем того требует школьная программа, то есть - вообще не вникал.

Я молчал. Люди думали, что я так размышляю. Считали меня умником и философом. Дарили мне глобусы, карты, подзорные трубы, телескопы и книги. Целые библиотеки. Я их даже не открывал.

Такая вот отличная иллюстрация к старой пословице: «Помолчи - за умного сойдёшь».

В общем, у меня было все, чтобы ни к чему особо не стремиться, ни над чем особо не задумываться и жить по системе «Все просто!».

 

Видимо поэтому, когда пришло «сложно», я опешил.

В один миг на мой куцый интеллект обрушился шквал вопросов:

- Кто я?

- Что я?

и главный:

- Почему я?!

 

Может, если бы к этому были предпосылки, ответы нашлись бы сами собой, но вопросы пришли из ниоткуда, всплыли в моем сознании, обескуражив своей бесцеремонностью, напугав до смерти.

Я думал, может, они куда-нибудь денутся? Может, это пройдет со временем? Может, еще что-нибудь?

«Сложное в простом», - говорили мне, и тут же, еще сильнее путая:

«Простое в сложном!»

Я пугался все больше. Я жаждал ответа. Любого. Без разницы, что бы это было, что бы принес мне этот ответ. Мне просто нужна была какая-нибудь константа. Хоть что-нибудь.

 

И тогда я вспомнил про велосипед и про то, что я - Бог.

 

А потом я убил кошку.

Это произошло случайно. Я ни в коем случае не хотел её убивать. Прост она улице было темно, и я её не заметил, а когда заметил - затормозить уже не успел. Когда я понял, что случилось, у меня чуть не отказало сердце. Дрожащими руками я набрал номер ветеринара на мобильнике и стал умолять его так, будто вместо кошки я сбил младенца.

Ветеринар приехал и сказал то, что я знал и без него: животное погибло. Я плакал. Тогда ветеринар сказал, что кошка была очень старой, а для них, кошек, это частый способ ухода из жизни. Я был поражен.

Еще через два дня неизвестный убил нашего соседа. Просто ворвался ночью в дом и убил. Одной тихой ночью, на одной тихой улице, в самом сердце самого тихого города в Америке.

А потом на уроке литературы учитель рассказывал нам про Достоевского и про то, какой Раскольников монстр, убил вредную старуху, и про то, что человеческая жизнь бесценна. А я сидел и думал, что я, в некотором роде, - Бог. По крайней мере - Бог самого себя. И еще, как это странно: человеческая жизнь бесценна, а вот все остальное в мире, который придумал вовсе даже не человек, можно оценить. Продаем же мы землю, воду, солнце, даже воздух! Продаем же мы другие жизни: жизни кошек, собак, птиц; редкие жизни редких существ; жизни растений. Продаем даже все составляющие человека: от кремния, до печени. Можем же мы оценить что угодно, чью угодно жизнь, мы можем оценить даже несуществующие материи, даже Бога, но человеческая жизнь - бесценна.

А почему бы ее не оценить?

Тогда уж ничто не имеет цены, подумал я, нечего так печься над щепоткой углерода и неким элементом случая (который, кстати, тоже можно оценить).

 

Эти суждение (почти наверняка неверное) - первое за долгий срок безмыслия окрепло в моём мозгу.

 

И теперь, собираясь застрелить свою бывшую учительницу начальных классов, я уверен, что был прав. Уверен в этом настолько же, насколько уверен, что уже убил двух своих одноклассниц, директора нашей школы и ранил бог весть сколько народу.

Я уверен в этом настолько, что точно знаю: следующим буду я.