Сергей СКУРАТОВСКИЙ

 

Родился в 1989 г. в Нижнем Новгороде. Учился в Нижегородском гос. педагогическом университете, магистр психологии, практикующий психолог, преподаватель. Автор сборника стихов «Сиятельный чертополох» (2019). Публиковался в газете «Свободная пресса», журналах «Нижний Новгород», «Клязьма», «Кольцо А», «Prosodia», «Формаслов». Участник проекта «Светлояр русской словесности». Призер Болдинского слета молодых литераторов 2016. Шорт-лист премии «Болдинская осень» (2021).

 

 

НЕМАЯ ПТИЦА

 

*  *  *

 

Черные королевы ютятся в сгоревших домах,

Белые королевы пируют на снежных холмах,

И те и другие по весне обращаются птицами.

Их короли сеют ветер, ломают талые льды,

Смотрят на дикую воду, морщат высокие лбы,

Забыв отраженья в реке, уходят, безлицые.

 

Долго идут на запад, долго идут на восток.

Тяжелый кровавый запах тянется между строк.

Были следы человечьи, станут звериными.

Вроде бы все нормально, все идет своим чередом,

Но по дороге к храму, оглядываясь на свой дом,

Я знаю, я что-то забыл, но не помню, что именно.

 

Слева высокая церковь, справа консервный завод.

Вроде пасхальное шествие, но никто не поет.

Я думаю так, иду вдоль деревьев, в глаз попадает ветка.

Слева шагает некто с лампадой или свечой,

При команде «равняйсь», смотря сквозь мое плечо,

Он будет искать отчаянно

Грудь четвёртого человека.

 

Воздух гребя когтями, от боли совсем одурев,

Короли, вернувшись, наощупь ищут своих королев.

Ради какой любви играть в эти страшные прятки?

В никакой стране, во времени никаком,

Погрузневшие миллениалы разговляются шашлыком,

И херачит седой рокенрол из помятой девятки.

 

 

*  *  *

 

Старый учитель русского языка

Сентябрьским утром превращается в чайку.

Окно открывается, и по стеклу рука

Соскальзывает, ни единого отпечатка

Не оставляя. Это уже крыло.

Учитель взлетает выше. Огненные колесницы

Его обгоняют. Небо белым-бело,

Чем-то напоминает ненаписанные страницы

Голубиной и чаячьей книги...

Он всегда сторонился религий,

А тут прилетает к Богу,

Садится Ему на плечо.

Говорит, говорит так много,

Что кажется – ни о чём.

Бог кивает. Прищуривает глаз.

Он всё понял, хотя – поди нас, пойми.

За пятым небом защёлкали стёртые шестерни.

Учитель видит окно в облаках, летит и попадает в класс.

Всё замирает. Как же красивы их лица...

Преодолев тишину, разлитую в солнечном свете,

Класс встаёт. Учитель садится,

Берёт в руки журнал:

– Здравствуйте, дети!

 

 

*  *  *

 

Я идиот, мне 30 лет,

У меня в шкафу не один скелет,

У меня есть вопрос на любой ответ,

И это мучительно страшно.

 

Мои 30 лет уходят в песок,

Я не могу найти свой носок,

У меня начинает болеть висок,

Я молча ем свое брашно.

 

Вокруг – королевство закрытых зеркал.

От них я устал, и еще раз устал.

И придумал тень черноморских скал,

Шлем витязя на песке.

 

Этот витязь из всей своей роты остался один,

Бродит по берегу, неприкаян и нелюдим,

Не открывая ни перед кем своего лица.

Три раза бросался на острие меча-кладенца.

Да только все мимо.

 

Гора становится небом, небо – тяжелой горой.

Там, наверху, прекрасно, но жрать охота порой.

В кого бы ни превращался мой лирический негерой,

Сказка неотворима.

 

Мне 30 лет и я идиот.

У меня в голове жар-птица поет,

Крыльями бьет и в висок клюет,

И колотится изнутри.

 

Но я идиот и доволен вполне.

На кухню пойду и пожру при луне,

А ты, читатель, не плачь обо мне

И слезы свои утри.

 

 

«КОРОЛЬ-МОЖЖЕВЕЛЬНИК»

 

Алюминиевым утром, бронзовым днем и чугунной ночью

Король-можжевельник тонкими пальцами

Подбирает с земли тишину.

Сдувает с нее паутину, хвоинки, стрекотню сорочью…

Глупые феи нескромными танцами

Иногда мешают ему.

 

Где-то в замызганной двушке нервно моргает лампа,

В холодильнике дремлет студень,

В прихожей царит бардак.

Человек на балконе курит и смотрит в небо глазами карпа.

Скрипят, рассыхаясь, советские стулья,

Но как-то не так.

 

Оденется в белое, чистое. Отправится на норд-вест,

Не взяв ни обратный билет, ни спички, лишь хлеба самую малость.

И придет на поклон к королю в этот странный сумрачный лес,

Принеся на ладони свою одинокую старость.

 

Эта беседа, наверное, будет длиться века.

Король-можжевельник и путник будут легки и прекрасны.

И будет вокруг летать некто в облике мотылька.

И будет тепло и ясно.

 

 

*  *  *

 

Я лепил немую птицу

Из соленого из теста.

Я не знал, что это птица,

Просто было интересно.

Каменный мешок, обои –

Нарисованное лето,

Мамы-рамы окна моют,

Я гляжу на все на это.

Птица клеится к ладони,

А представь, что улетела? –

Как же гулко станет в доме

Моего большого тела...

Как же это сложно, Боже!

Повернулся ключ в замке.

Кто-то шаркает в прихожей,

Птица вздрогнула в руке.

 

 

*  *  *

 

Большая дорога – папкин широкий ремень

Пахнет потом, песком и дедовской портупеей.

В этом смысл родства – похоже пахнуть. Детская лень

Падает каплей на клетчатый лист. Корпея

Над матикой, познаешь бесконечность кольца,

Бесконечность маминых слез, злых ее рук, страх ее любящих глаз,

Бессмысленность быта, окольцевавшего нас,

Бесконечность неслучившегося отца.

 

Восьмерка не сможет встать, упавши на бок.

Я иду по дороге. Ее запах и горек и сладок.