Константин КАРЯГИН

 

Родился в 1992 г. Окончил Высшую школу музыки им. А.Г. Шнитке (культуролог). По второму высшему образованию smm менеджер. Сценарист. В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

 

 

ПОКОЙ ЗАБЛУДШИХ ДУШ

Рассказ

 

I

Скрежещущие недовольством вагоны резко остановились, почувствовав, что впереди пути больше нет. Только лишь и осталось выразить своё негодование, которое с трудом перекрыл гудок электровоза. Конечная станция.

Люди торопливо стали покидать вагоны, будто оставаться внутри было опасно. Они заполняли платформу, смешиваясь со встречающими и становясь одним целым. Так соединялись Санкт-Петербург и Москва на Ленинградском вокзале. Так смешивались две столицы, меняя неторопливость и размеренность севера на суматоху центра. Кому-то плохо, кто-то уже свыкся.

Илья и Дарья Обуятовы ступили на землю, держась за руки и за свои вещи с одинаковой силой, не имея различия. Пару можно было назвать молодой: приятные и ухоженные лица, здоровый цвет кожи, забота и стремление хорошо одеваться и выглядеть… но потухшие глаза выдавали в них дряхлых стариков. Истинный же возраст Обуятовых не имеет никакого значения.

Илья шумно втянул воздух носом. Вместе с тем какая-то неведомая и томная грусть пробралась из глубины его сознания, обволакивая неотвратимыми цепями.

– Ох, милый, не стоит, – быстро сказала Даша, даже не посмотрев на своего спутника, – ты же знаешь, что мне самой не хотелось оставлять наш чудесный домик. Но так сейчас надо. Я надеюсь, что у нас ещё будет возможность вернуться туда. И да, не вздыхай так: у меня от этого кровью сердце обливается. Прямо до дрожи.

– Я не вздыхаю, – отозвался Илья, скорее, в окружающее пространство, нежели своей жене, – просто почувствовал запах. Знаешь, такой приторно-сладкий, с лёгкой ноткой мерзости.

– Да, вон чёрный телегу везёт с овощами. То, что ты почувствовал, называется гнилью. Или ты опять о своих художественных образах? Помнится, Москва у тебя гнила с самой нашей встречи.

– О ней, о родной, – Илья хотел сказать что-то ещё, но остановился. Даша лишь пожала плечами. Они молча вышли с территории вокзала, чтобы найти свободное такси. Обуятов не мог отделаться от мысли: его жена не хочет, чтобы он вздыхал и вообще всячески проявлял грусть из-за беспокойства о нём, или она не хотела беспокоить себя?

– Здесь всё как-то ускоряется. Даже мы с тобой невольно прибавили шаг. Нам же некуда спешить.

– Это тебе некуда спешить, милый. А у меня куча дел запланировано на сегодня. Во-первых, по магазинам, во-вторых, неплохо было бы к Алёне заехать, мы с ней столько не виделись.

– Успеется ещё. Надо отдохнуть с дороги.

– Я тебя с собой не зову, если устал.

Илья что-то пробурчал невнятное в ответ, но Даша его уже не слушала, сосредоточив своё внимание на поиске автомобиля. Обуятова часто переставала слушать мужа, ей не хватало терпения на все его пространственные рассуждения. Так бывает. Так часто бывает, и Илья это понимал. Он уже значительное время отсекал себя от реального мира, погружаясь в свой собственный, механически плетясь за женой. Финский залив и его полные энергией волны. Уютный домик и три месяца покоя. Илья был благодарен Даше за то, что она его заставила съездить туда. Созерцание волн. Нет, он не был там счастлив, но в Москве от этого чувства ещё дальше.

– Милый, сюда! – Даша вырвала мужа из мыслей, а он даже и не заметил, как она отпустила его руку и ушла вперёд в своих поисках. Даша всегда была быстрее, её кредо: сперва сделать, потом думать, и всё это происходило в тот момент, пока Илья только готовился к какому-то осмыслению.

Такси зашуршало колёсами и отправилось в юго-восточную часть Москвы. В районе Текстильщики находилось свидетельство былого успеха Ильи как литератора – двухкомнатная квартира, купленная за счёт продаж первых трёх романов. Житейские и мистические истории настолько пришлись по вкусу обывателям, что Илья Обуятов почти получил Букера, почти стал персоной года. Это почти стало главным успехом в жизни литератора. И если для Ильи те времена казались далёкими, и он старался о них не вспоминать, то Даша часто думала с теплотой в душе об этом периоде, когда её муж был счастлив. По крайне мере, ей так казалось.

Даша пристально посмотрела на Илью. Его пустой взгляд пробегал по серому московскому пейзажу. Девушку разрывала смесь жалости, укора и негодования. А он вообще может быть счастливым? Пустая оболочка того, с кем она познакомилась много лет назад. В их жизни было всякое, но Даша всегда опасалась, что Илье успех вскружит голову, что он переменится и зазнается. Обуятова так много думала и готовилась к этому, что когда Илью настиг первый провал, она не знала, что делать. Так же, как и не знает, что ей делать сейчас. Провал смыл из нутра Ильи одним движением всё жизнелюбие, да так, что он перестал походить не только на самого себя, но моментами даже на человека. Этого Даша не смогла ему простить. Всегда в движении, всегда держащая себя в тонусе, чтобы соответствовать талантливому мужу, Дарья Обуятова почувствовала себя не догоняющей, а человеком, ушедшим вперёд, но вынужденным возвращаться, чтобы подгонять своего возлюбленного. Девушка отчаянно борется с этим уже около года, но проигрывает чаще самой себе. Смешно, она первая, кто поняла гениальность своего мужа, но вот уже два года не читала ничего из того, что он пишет.

– У тебя через неделю встреча с читателями, помнишь? – отгоняя мысли, напомнила Даша.

Илья что-то утвердительно промычал в ответ, но жену это не удовлетворило.

– Я хочу, чтобы ты был во всеоружии! Ты хорошо отдохнул и теперь, милый, с новыми силами бросишься в бой. Я уверена, что ты справишься. Как, кстати, твоя новая книга?

– Да, справлюсь. Нормально, ещё есть над чем поработать, – Илья соврал. Его новый роман был лишь у него в голове, и он не мог никак найти для него ни форму, ни слова. Илью бесили расспросы Даши, ведь она перестала вникать в суть его творчества, ограничиваясь категориями «готов», «не готов», «близок к завершению».

– Есть у меня чувство, что в этом году у нас всё будет хорошо. Моё повышение, и когда выйдет твой роман… я уверена, его ждёт успех!

Илья переживал о повышении Даши. Конечно, дополнительный доход семье не мешал, но жена всё меньше и меньше проводила времени дома, уют их квартиры сыпался на глазах, а мужчина приспосабливался к одиночеству, уходя ещё чаще в себя. А деньги, которые стала получать Даша, превысили любой доход её мужа.

Тщетной для творчества была поездка Ильи Обуятова. Он так и не смог взять ручку, чтобы начать писать. Конечности предательски тряслись, а разум твердил о тщетности, но главное, что демон, живущий в сердце Ильи, перестал бессонными ночами нашёптывать тексты, благодаря которым он прославился. Сколько бы ни звал его обратно, но внутри лишь выла несчастная пустота.

– Тысяча двести, – с кавказским акцентом произнёс водитель. Вот они и дома, семья Обуятовых дома, но вот только на своём ли месте?

– Чёрт, уже послезавтра на работу, – пожаловалась Даша, заходя с мужем в подъезд.

– А потом на всю неделю, до выходных? – удручённо спросил Илья.

– Да, но насчёт субботы ничего не могу утверждать.

– А можно как-то сократить рабочие дни? Ты же всегда допоздна. Мне не хватает, что ли, тебя. Не пишется.

– Да брось ты. Я с тобой провела три месяца в отличном месте. Уверена, что у меня получилось тебе помочь с твоим романом. Милый, ты знаешь, я не люблю громкие слова, но мне чуется, что с понедельника у меня начинается новая жизнь, и дело тут не только в новой должности. А так как нет никакого я, а есть только мы, жизнь новая должна начаться у нас обоих.

Илья нахмурился.

– Мне для новой жизни нужно начать детективы писать?

– Не вижу в этом ничего плохого, – резко ответила Даша, – но для начала закончи свой роман, а потом можно поэкспериментировать. Действительно, почему бы не начать писать детективы или фантастику, если на них большой спрос. С твоим талантом ты и с женскими романами справился бы.

– С женскими романами и аутист, не в обиду аутистам будет сказано, справился бы.

– Милый, послушай. Я хочу одного, чтобы ты писал, несмотря ни на что. Как тогда, раньше. У тебя же не было ни одного ценителя, у тебя даже не было ни одного читателя, но ты всё равно писал и писал гениальные вещи. Твой «Последний взгляд на солнце» был просто…

– Был. Но потом ещё был «Внутри бетонного короба».

Даша осеклась при упоминании мужем провального романа. Критики просто смешали его с грязью, а читатели выразили недоумение, как талантливый Илья Обуятов мог написать такое. Сама Даша не читала этой книги, не нашла в себе силы…

Супруги вернулись домой. Даша почувствовала какой-то бодрящий заряд энергии, а Илью обволокла невидимая дымка временного покоя. Жизнь идёт вперёд, не позволяя слишком сильно отставать даже медленным и, уж тем более, оставаться на месте в своём коконе. Но жизнь при этом никогда не позволит никому себя обогнать.

 

II

Серая пелена нависла над Москвой, сгущаясь мрачной и непроницаемой сеткой. Небо не хотело видеть этот город. Слепцы. Оно подражало жителям, надвинув себе на глаза повязку.

Даша кинула взгляд на непогоду, застыла на мгновение, о чём-то задумалась и вихрем понеслась дальше. Её новая должность предполагала в большой степени разъездной характер, что только ускоряло ритм жизни Обуятовой. Девушка чувствовала с каждым движением, что жизнь наполняет её. Время, проведённое в отпуске у залива вместе с мужем, повлияло на Дашу отрицательно, и к ней всё сильнее приходило осознание, что эта поездка была только для него. Обуятова верила, что смогла помочь Илье.

Но, несмотря на радость от возвращения на работу, к середине дня Даша почувствовала усталость, которая, скорее всего, была вызвана непривычностью. Девушка зашла в кафешку, чтобы быстро перекусить и перевести дух. Странно, но во время ожидания официанта и заказа в одиночестве в голову человека, который хоть иногда думает, потоком несутся мысли, и напор их заставляет так или иначе с ними считаться. Рефлексию невозможно вызвать специально, она сама приходит, когда считает нужным. Но как только появляется еда, всё моментально уходит, возвращаясь на круги своя, всё уходит так же самовольно.

Но это справедливо было раньше, в современном мире так больше не работает. Ведь любое ожидание скрашивается мобильным интернетом и социальными сетями.

Даша усердно лайкала фотографии своих подруг и злилась, попадая на случайных знакомых, которые были ей не милы, но у которых всё хорошо. Даже принесенная еда не особо способствовала прекращению этого занятия.

Прогресс.

Когда Даша уже почти допивала свой кофе, ей пришло сообщение от мужа:

«Сижу в кафе, смотрю на небо уже битый час. Строчек на моей бумаге нет».

Девушка не стала отвечать, лишь быстрым движением убрала смартфон в сумочку.

Когда-нибудь он напишет опять что-то, что понравится людям. Обязательно напишет. Ему стоит лишь понять, что не надо пытаться создать нечто великое, достаточно здесь и сейчас. Да, он преодолеет своё поражение, и этот «Внутри бетонного короба» забудут. Какое дурацкое название! Илья справится. Кстати, а как называется его новый роман?

Лишь только последняя мысль пролетела в голове у Даши, она вновь включилась в бег по кругу, в бег, за который очень хорошо платили.

 

* * *

Очнулась Даша, когда выходила из такси около своего подъезда. Часы показывали полночь, и даже Золушки к этому часу отправляются на покой. Мелькнула болью мысль о том, что всего через шесть часов вставать, завтра важный день. Все рабочие дни – важные. Немного устала, но просто нужно войти в ритм, и всё пойдёт, как по маслу.

Когда девушка вошла в квартиру, то застала Илью спящим. Он мирно покоился на удобном кресле с томиком Бёлля. Находит время, чтобы читать! Даша уже и не помнила, когда в последний раз брала в руки книгу, возможно, это было в прошлой жизни. Обуятова с теплом посмотрела на мужа. Тихий, покойный, мирно вдыхающий полумрак квартиры. Даша улыбнулась, не став будить Илью и начала готовиться ко сну.

Какие грёзы он держит у себя в голове, о чём думает и мечтает? Раньше она постоянно спрашивала себя об этом, её это интересовало… сейчас Даши хватало лишь на вопрос самой себе. Странно, но как такой покойный человек может иметь разум, находящийся в постоянном движении. Ведь весь день Ильи спокойно может пройти на кровати, кресле или за компьютерным столом. Да что там день, недели! Удивительно, что он сегодня вообще решил выйти из дома. Может быть, разум его так сильно убежал вперёд, что тело отстало навсегда и даже не собирается делать никаких попыток настигнуть?

Даша, чистя зубы, вспомнила одну из притчей, написанных мужем. Там речь была о монахе, проигравшем битву на кулаках странствующему рыцарю. Хоть и бой был почти равным, но путник сумел одолеть монаха. Тот же после своего поражения неустанно готовился к новой встрече, ведь рыцарь обещал приехать обратно. Монах ничего не делал иного, кроме как тренировался и копил силы, предстоящий поединок стал для него что-то сродни смысла жизни. Но рыцарь так и не вернулся обратно, погибнув в первом же бою. А монах ждал, дожил до седых лет и в этом вечном ожидании отдал Богу душу.

Даша плохо помнила тексты мужа, а те, что он написал в последние несколько лет – о них она даже не имела малейшего представления, узнавая только общее мнение из рецензий и отзывов. Но эту притчу про монаха и рыцаря Обуятова почему-то запомнила очень хорошо. Они даже несколько раз спорили с Ильёй о её содержании. Даша считала, что основная мораль в бессмысленном накоплении сил монаха и чрезмерном увлечении одной целью. Автор же притчи говорил о том, что неразумно поступил рыцарь, выплеснувший всю свою мощь в дружеском поединке ради бахвальства и тщеславия, а когда дело дошло до смертельного боя, сил, чтобы выйти живым, не осталось. Иногда Илья выставлял в своих трактовках монаха умным человеком, добавляя ему биографические детали и дополнительный окрас, чем бесил Дашу. Но истина всё равно была либо где-то посередине, либо где-то вовне.

Дашу встретила одинокая кровать. Холодок нетронутых простыней сковал её разгорячённое тело. Физическая усталость окончательно напомнила о себе. Но разум почему-то отказывался ото сна, не давая погрузиться в умиротворительное блаженство. Мысли гоняли туда-сюда, и прежде, чем девушка смогла уснуть, она успела передумать обо всём важном и неважном. А последнее, что пронеслось у неё в голове: надо прочесть этот роман «Внутри бетонного короба».

Ночь за окном бессмысленно блуждала, поигрывая лунным светом и звеня в карманах звёздами-мелочёвкой. Город на мгновение замер, вдохнул и выдохнул, чтобы наутро бежать опять.

Илье снился странный сон, в котором его под угрозой телесного наказания заставляют быстро написать роман. И роман, к удивлению Ильи, получился хорошим. После последней книги сны у Обуятова были глупы и пусты. Раньше здесь была пляска, веселье, приходили желанные гости, он сам приводил их. Но теперь всё превратилось в подобие кладбища, где даже мёртвых уже не хоронят.

 

* * *

Утром Илья проснулся, когда Даша уже убежала на работу. Обуятов задумался о том, какой сейчас день недели по счёту. Сколько дней прошло с тех пор, как он вернулся с Финского залива. Они все начинались одинаково и так же одинаково проходили: в яростной борьбе с внутренней кататонией и в попытках что-нибудь написать. Погода вежливо объявила, что этот день будет таким же, как и прошедшие. Серые тучи угрюмо молчали и всё так же нависали над Москвой.

На кухне Илья обнаружил остывший завтрак и записку от жены:

«Завтра уже суббота. Ты же помнишь, что у тебя встреча с читателями? Приготовься хотя бы морально. Люблю, целую, можешь меня не ждать сегодня, буду опять поздно».

Судя по записке, время всё-таки движется. Единая прямая будней решила оборваться выходными. Интересно. Больше Илья ни на что не обратил внимания, напрочь проигнорировав сообщение о завтрашней встрече.

Завтрак был вкусным, а от того, что он был холодным, показался Илье ещё вкусней. Остывшая еда своим состоянием располагала к медленному и методичному поглощению, тогда как горячая заставляла её проглатывать быстро, дабы не обжечься. Илья подумал о том, как Даша с таким графиком успевает ещё и завтрак готовить.

После уничтожения еды смысл существования этого дня для Обуятова пропал. Перед писателем повисла задача, которая не имела никаких способов решения. Дано: бесконечное количество времени, маячащие где-то вдалеке дела, которые лишь смутным очертанием напоминали о своём существовании, но при этом отсутствовали переменные, которые могли всё это соединить в целое. Одно сплошное ничего.

Илья в безделье своём расположился у окна. За стеклом мертвечина казалась живой, двигаясь и раскачиваясь. Дома серели монолитами. Но Обуятов смотрел куда-то вдаль, сквозь городскую суету. Его взгляд разрезал пространство, мысль создавала образы и воспоминания. Грёзы медленно поглощали его, грёзы беспорядочные, напоминавшие разбросанные во дворе дрова. Сухие, готовые вспыхнуть от одной искры. Но искры не было, откуда ей взяться? Лишь трясина собственного бытия. Мелькнула и споткнулась мысль о том, что Илья не писал уже давно. О чём его новый роман будет? О жизни, времени, людях и о спрятавшемся Боге. Илье было что написать, но он не притрагивался к перу. Поэтому его созревшие мысли в голове залежались, забродили и потихоньку начали гнить, источая зловоние. Тошно. А Даша читала мою последнюю книгу? Заморосил дождь.

 

* * *

Даша Обуятова попыталась отдышаться. Ещё три магазина, конференция и поздний ужин в ресторане с начальством. Усталость стала её вечной спутницей. Обручальное кольцо странно давило. Переход. Люди. Быстрый шаг.

Работа. Встречи. Мыслей в голове нет. Хочется лишь остановиться и немного перевести дух. Высшая степень усталости, когда не можешь даже думать. Работа. Встреча. Конференция. Даже ужин не позволял расслабиться. Постоянно быть начеку.

Наконец-то дом.

Когда Дарья вошла в квартиру, ей показалось, что её больше нет, что она стёрлась, как резина, подчистую, от вечного пути. Она боялась посмотреть в зеркало, боялась увидеть вместо себя лишь отражения интерьера. Но она ещё была.

Илья Обуятов мирно спал, и когда Даша собралась лечь в кровать, она на секунду застыла в дверном проёме. Ей привиделось, что в кровати ничего нет, только мятый развал постельного белья. Уж больно мирно спал Илья. Но он был, как и она.

 

III

В субботу Илью ждал полный провал. Дежурная встреча с читателями и автограф-сессия превратилась в настоящую катастрофу. Писатель перед лицом своих оставшихся поклонников и почитателей не смог выдержать простейших вопросов, отвечая на них либо нехотя, либо невпопад, либо уходя в такие дебри метафизики, что ответ становился непонятен даже самому Илье. Но самое страшное, что Обуятов не смог защитить и разъяснить выстроенную им на протяжении четырёх романов мировоззренческую и моральную систему. Более того, было похоже, что он сдался без боя.

– Правильно про вас Кирилл Палкин сказал, что вы – авантюрист и мистификатор, не выстрадавший и страницу своих произведений! – крикнул кто-то из зала.

Обуятов лишь развёл руками и пожелал закончить встречу. Когда-то на подобное замечание он вступил бы в яростную полемику, тем более упомянули его заклятого врага, писателя Палкина, который получил известность вместе с Обуятовым, но, в отличие от него, с каждым годом популярность Палкина только росла. К тому же Палкин был идеологическим врагом Ильи.

Репутация была испорчена, и каждый из пришедших на встречу почувствовал разочарование. Но больше всех была огорчена Дарья, которая смогла выбраться с работы, дабы узреть возрождение мужа, но перед её глазами развернулось полное фиаско. Даша в последнее время редко ходила на мероприятия с участием мужа – то занятость, то усталость обеспечивали ей моральное право не посещать такие встречи. Да, когда Илья только набирал популярность, Даша старалась не пропускать ни одного события, даже если её муж читал пару стихотворений в течение пяти минут. Был даже случай, что с температурой под сорок Обуятова нашла в себе силы прийти на презентацию дебютного романа. Более того, Даша, со свойственной ей открытостью и пробивным характером, не раз сама добивалась важных встреч и интервью для Ильи… когда-то она горела им и его талантом. Она помнила то пламя, что горело в глазах Ильи при каждом выступлении, когда он лишь силой своего голоса мог убедить оппонента. А сейчас… сейчас лишь непроглядная пустота чёрных туннелей вместо зрачков.

На выходе Даша с усилием потянула Илью за рукав – он шёл один, отрешённо существуя в своей голове.

– Стой, ты не один здесь! Куда ты идёшь? Что это было? Я же просила тебя подготовиться! Эта встреча была важна для тебя!

– Я готовился, – пробормотал Илья, боясь встретиться взглядом с женой. На мгновение ему показалось, что он чувствует стыд перед Дашей, но нет, ничего, лишь пустота.

– О да, я заметила! Послушай, так дело не пойдёт. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы помочь. Но я реально устала. Не забывай, что я работаю. Сколько можно тебя тянуть из болота? Смирись ты уже с этим провальным романом и начни всё заново, а то можешь и не успеть. Соберись, у меня реально больше нет сил.

– Ты тоже считаешь роман провальным? А ты его читала?

Даша осеклась. Естественно, она читала только рецензии да слушала жалобу подружки Алёны, которая разочарованно сказала: «Ничего не понятно. Какие-то люди со своей болью. Скучно. В общем, извини, подруга, но Илья что-то перемудрил, и у него вышла настоящая туфта».

– Я читала критику…

– Критику! – Илья взорвался, и на секунду Даше показалось, что в его глазах она увидела следы прежнего огня. – Ты не читала книгу, но называешь провальной. Ты не читаешь вообще ничего. Ты даже не интересуешься, про что роман, который я пишу сейчас!

– И про что же?

– Да ни про что! Ничего я не пишу, у меня нет ни желания, ни мотивации, ни внутренних сил! Не нужно меня ниоткуда тянуть, я сам справлюсь.

– Сам? Да ты даже завтрак себе приготовить не можешь.

Даша повысила голос, и выходившие люди невольно стали прислушиваться и обращать на них внимание. Илья заметил это и начал успокаиваться. Он примирительно произнёс:

– Ладно, давай дома поговорим.

– Пойми, милый, я хочу тебе помочь. Но я одна не могу всё делать и по дому, и на работе, а ещё тебя вытаскивать из депрессии. Я только не понимаю, как ты мог ничего не писать… у тебя же были все условия. А этот домик на Финском заливе, всё зря, что ли? Сколько ты уже не пишешь?

– Не важно.

– Сколько?

– Больше полугода, не считая глупых заметок, пары стихотворений и статей для газеты.

– За полгода ни строчки… Сам он справится. У тебя, насколько я помню, в жизни было две штуки, ради которых ты жил: я и литература. Кажется, ты начинаешь терять обе, если уже не потерял.

Не успев договорить фразу, Даша вихрем устремилась прочь, разгоняя свои грозным видом свидетелей ссоры.

Илья не был поражён или расстроен. В его вакуум внешний мир почти не мог проникнуть. Прошло ещё минут пять, прежде чем он покинул здание, где проходила встреча с его читателями. Он почти ни о чём не думал, но решил пока не возвращаться домой, а пообедать в каком-нибудь кафе.

 

* * *

Такое же решение приняла Даша. Её желудок сводило от переживаний, а руки то и дело тянулись к смартфону в надежде увидеть хоть какое-то сообщение от Ильи. Она злилась, но на что, не совсем отчётливо представляла.

Даша по дороге в кафе за собой заметила новую особенность – из её жизни как будто бы напрочь пропала любая размеренность. Даже сейчас, в выходной день, двигаясь в своё любимое кафе, не ограниченная никакими временными рамками, девушка просто не могла сбавить темп своей ходьбы, бросить привычку перебегать дорогу на уже мигающем сигнале светофора. Даша просто не могла осадить своё тело, и суета медленно становилась её второй натурой.

Отвратительный кофе, едва переносимая пища без вкуса и удовольствия, но Даша по привычке проглотила всё за считаные секунды. Она вдруг поняла, почему эта сеть кафе её любимая – здесь очень быстро подают заказ. Но возвращаться домой сейчас девушке не хотелось, и поэтому она решила просто побыть наедине с собой. Заказала ещё и десерт. Для выходного дня кафе выглядело достаточно пустым, но всё равно хранило какие-то черточки уюта, и от этого Даше стало немного теплее на душе. Не зная, чем себя занять, Обуятова рассматривала посетителей кафе, скользя по ним быстрым, но скучающим взглядом. Какие-то угрюмые мамаши с мерзкими детьми, молодая пара, ещё пока любящая друг… Илья когда-то тоже был таким же живым. Странного вида кавказцы, взявшие себе одну чашку на двоих и обсуждающие на родном языке таинственные дела. Симпатичная девушка, сидящая в углу… Тут взгляд Даши замер, не желая двигаться дальше. Обуятова, почти не моргая, уставилась на незнакомку. Её можно было бы назвать симпатичной: привлекательные черты лица, аккуратненький носик, пухленькие губки, короткая модная стрижка, глаза, отдающие голубизной; всё подчёркнуто ненавязчивым макияжем. Даше девушка даже показалась сперва каким-то фантомом, едва заметным и открывшимся только для неё, словно набросок карандаша бытия талантливого художника на бумаге пространства. Девушка читала книгу, разместив её на столе и очаровательно подперев обеими руками голову, изредка отвлекаясь на напиток, который втягивала через трубочку. Она была такой спокойной, что чудилось, будто мира вокруг неё не существует, а единственное важное скрыто в страницах неизвестного произведения… Незнакомка почувствовала взгляд Даши, подняв глаза, она с секунду разглядывала Обуятову и слегка улыбнулась уголками рта. Даша не отводила глаз. Даже не так. Даша не осознавала, что она уже добрые две минуты пялится на девушку. Да, что в ней такого?

Принесли десерт. Сосредотачиваясь на еде, Даша всё равно посматривала на девушку в углу, а та, как ни в чём ни бывало, продолжала читать свою книгу. Мало-помалу собственные мысли поглотили Обуятову, и она даже забыла про незнакомку. Что делать? Илья стал совершенно невыносим. У него происходит стремительный распад личности или что-то вроде того. Это даже не «обломовщина». Создаётся впечатление, что он исчезает из этого мира понемногу, чтобы воспроизвести себя где-то в другом. Даше казалось, что её супруг не думал о будущем и даже разучился мечтать. Но больше всего волновало то, что она не знала, как быть и что делать. Илья должен начать писать вновь, забыв о своём провале. Всё-таки стоит прочесть эту его последнюю книгу, может, там есть какая-то подсказка. Девушку пугало, что её муж не может больше выдержать хоть одну тему до конца. Даше даже приходили безумные мысли о том, чтобы взять какую-нибудь тему из его дневника и передать «литературным рабам» и будь что будет… а вдруг выстрелит? Илье нужна уверенность и вера в литературу… вера в меня. Обуятова уставилась в окно. За стеклом медленно тянулись автомобили и праздно прогуливались прохожие, шатаясь, мелькая и тасуясь между собой. И никто не хотел быть несчастным, но многие были. Все были.

Вдруг Дашу кто-то тронул за плечо. От неожиданности она чуть не хрюкнула. А когда подняла глаза, то перед ней предстала незнакомка из угла. Она смущённо улыбнулась. Даша сразу же обратила внимание на книгу, которую прижимала к груди незнакомка. Название гласило: «Внутри бетонного короба», Илья Обуятов. Пахло фиалками.

– Извините, – звонким голосом произнесла девушка, – я вовсе не хотела вас напугать!

– Ничего, – отреагировала Даша, – просто я кое о чём задумалась.

Её ничего было всем.

 

* * *

Ветер аккуратно трепал деревья, будто нежный любовник, боящийся своим поцелуем разбудить возлюбленную. Листочки отзывались едва заметной дрожью. Погода, к удивлению многих, в тот день проявляла мягкий характер. Она дышала пресловутой идиллией, молчавшей в своём наслаждении, но где-то далеко за горизонтом свинцовой армадой тянулись облака, полные острой и печальной влаги. Как неизбежное грядущее, рано или поздно они доберутся до Москвы и вонзят в неё свои водяные зубы. Мир постоянно накреняется в нужную сторону, чтобы грядущее прикатилось.

Илья Обуятов всё-таки не верил обманчивому пространству, предчувствуя непогоду и помня о недавнем дожде. Когда он был? Вчера? На этой или той неделе? Илья ответить не мог.

Идя по улице, отчаявшийся писатель представлял себе, что по какой-то причине его ненавидят все: люди, птицы, звери и даже природные явления. Обуятов не мог признаться самому себе в том, что всё, абсолютно всё относится к нему безразлично. Ненависть лучше равнодушия.

Вот и в официанте, который подал заказ, Илье почудился вздох ненависти и пренебрежения, а на деле ему было всё равно. Этот мир уже давно разучился ненавидеть, оставив первородное чувство в двадцатом веке, и если подобное чувство время от времени где-то и появляется, то лишь как дань уважения своим природным инстинктам. В любом случае оно тут же тонет в море безразличия. Но этот официант от Ильи чаевых не получил.

Еду принесли довольно быстро, что немного покоробило Обуятова – он даже не успел насладиться предвкушением, продумать назревшие мысли и просто попробовать запомнить момент.

И что-то грезилось Илье. Мысли растягивались густой субстанцией и медленно заполняли все пустоты разума. В своей неспешности думы вальяжно располагались, свешивая ноги и улыбаясь внутренней бездне: они уже давным-давно смогли договориться друг с другом. Бесцельные мысли…

Кто-то с громким хихиканьем резко потряс за плечо угрюмого писателя. Илья подскочил от неожиданности. Красивая молодая девушка неутомимо сверлила его взглядом, обнажив белоснежные зубы. Илья испугался, но быстро оправился: симпатичные женщины его не могли смутить ни одним поступком. Незнакомка с трудом могла устоять на месте, то и дело поправляя длинные белокурые волосы. Складывалось впечатление, что из её нутра бил сумасшедший фонтан энергии.

– Вы что-то хотели? – быстро спросил Обуятов.

Девушка рассмеялась заливистым смехом, похожим на перезвон колокольчиков.

– Простите, я не хотела вас тревожить! Просто вы сидели такой угрюмый, что я не смогла остаться в стороне. Мне на мгновение показалось, что вы всё кафе своей угрюмостью наполняете!

Девушка снова рассмеялась, но уже сдержанней.

–Угрюмый? – потупился Илья. К его удивлению, на него напало смущение, невзирая на внутреннею браваду. Даже если бы девушка подошла к нему и показала бы грудь, Обуятов смутился бы меньше.

– Вот именно что угрюмый! Прямо какая-то чёрная дыра угрюмости, – девушка скорчила гримасу ужаса.

– Чёрная дыра? Послушайте…

– Меня зовут Катя! – быстро перебила его незнакомка. Скорость её разговора выбивал из колеи Илью, ведь на каждое его слово, приходилось пять слов от девушки. Так всегда любила говорить Даша… – Я знаю, о чём толкую! Вы – натуральная чёрная дыра печали, бездна, которая, расправившись с вами, захочет выплеснуться наружу! Это видно даже невооружённым глазом!

Обуятов начинал сердиться: мало того, что его отвлекли от раздумья, так и ещё источник помех был очень назойливым. Чёрной дырой обзывается…

– Катя, верно? – девушка кивнула. – Так вот, Катя, послушайте меня, пожалуйста. Я не хочу показаться невежливым… невежливым, как вы, но вы мне немного мешаете. Я тут сижу, кое о чем думаю, а вы ещё и обзываетесь…

Илья решил сразу дать понять девушке, что если она рассчитывает на какую-то беседу, то его это не интересует. Её обществу не рады. Но, к удивлению Обуятова, девушка после слов лишь захихикала, и по сознанию писателя прошёлся какой-то весёлый ураган, заставив поколебаться даже молчаливые и непоколебимые статуи принципов.

– Простите, – виновато прикрыла рот Катя, – но вы так медленно говорите, что вас совершенно невозможно не перебивать. И вообще, Илья Андреевич Обуятов, вот так вы относитесь к своим поклонницам? Нет, даже фанаткам!

Девушка невесть откуда достала книжку с чёрной обложкой и положила её на стол перед Ильёй, нежно проведя по ней рукой, будто гладя. Это был роман «Последний взгляд на солнце». Эта книга принесла Обуятову славу и достойный заработок, но саму книгу Илья не любил, считая ниже своего таланта. Критики, впрочем, имели обратное мнение.

– Подпишите, пожалуйста. Если можно, конечно, – попросила Катя с какой-то властной нотой в голосе, – жаль, что с собой оказался именно этот роман… я его не очень люблю. Но кто знал, что я с вами сегодня случайно встречусь?

Илья оживился и удивился. В случайность встречи писатель почему-то не поверил.

– Да? Интересно. Но ведь многие считают этот роман лучшим в моей библиографии. А какой вам больше по нраву? «Ступени ко второму кругу ада»?

– Нет, хотя неплохое произведение, но там слишком много порнографии, на мой вкус. У вас все хорошие вещи, но просто «Внутри бетонного короба» самый лучший из всех романов. Я его почти наизусть знаю! Раз пятнадцать читала.

– Вот это да, – Илья тихо удивился, но затем его накрыли сомнения, – наизусть знаете текст? А понимаете ли его?

– А что там понимать? – хихикнула Катя. – Житейские простые истины, скрывающие несколько сакральных смыслов, большая часть из которых интерпретируется самим читателем. Это не суть, главное, что роман очень хорошо написан! Не понимаю, почему его так холодно встретили…

Илья уже не слушал рассуждения девушки. Он злился, но теперь больше на самого себя. Вот его истинный уровень, без демона! Вот оно, лицо его целевой аудитории. Илья метнул гневный взгляд на улыбающуюся девушку. Да, она молода, свежа и симпатична. Аккуратное милое личико, красивая фигура и шелковистый светлый волос… но не для таких писал он! Болтливая и смазливая Катя не выражала никаких признаков глубокого ума и вдумчивости. Илья ужаснулся. Лучший роман, по его мнению, любят, да ещё и понимают вот такие вот особы!

– Кстати, все мои однокурсницы из университета и некоторые однокурсники тоже любят именно «Внутри бетонного короба»! Молодёжь за вами, поэтому не обращайте внимания на этих…

Нет, невозможно! Эти слова окончательно добили писателя. Он творит для мыслящих людей, а не для подросших детишек, захотевших какой-то мистики, знаний, или чего-то подобного. Чем он теперь отличается от Коэльо или Вербера? Удел таких, как Катя – бульварный или женский роман. Это максимум!

Может, она – будущий филолог?

– Где вы, Екатерина, учитесь? – небрежно кинул спасительный вопрос Обуятов.

– Я? Ой, на дизайнера интерьеров. Третий курс, а уже так надоело!

Илья замолчал, а девушка не сводила с него глаз. Только сейчас писатель предложил новой знакомой присесть.

– А в жизни вы более простой, чем ваш образ через печатное слово, – Катя перестала улыбаться, её глаза игриво поблёскивали.

– Мы все чем-то кажемся, вольно или невольно, – Илья почувствовал живой интерес к своей персоне и смягчился.

– Кто же вы на самом деле?

Обуятов ничего не ответил – он не знал.

– Как! Молчите? А как же всё это и другое? – Катя кивком указала на книгу.

– Вы же сами сказали, что это – не я.

– Мне кажется, что именно эта книга – максимально вы. Слишком разительно она отличается от остальных ваших произведений. Рискну сказать, что здесь вас больше, чем во всём остальном вместе взятом, и даже в нашем нынешнем диалоге.

– Вот как?

– Да. Возможно, я вам расскажу, коли вы так блуждаете, а, может, и нет.

Илья заметил, что тон и оттенок голоса девушки изменился: она говорила здраво и уверенно. Даже её лексикон как будто претерпел изменения. Обуятов почувствовал неотвратимое влечение, забыв о своих недавних мыслях.

– Вы подпишете мне книгу? – подвинув роман, с небрежностью сказала Катя.

– Конечно, – покорно кивнул Илья, – у меня, правда, нет ручки.

И в этот момент Екатерина окончательно показалась Обуятову самой совершенной женщиной на свете. В его «конечно» звучала клятва верности если не до конца своих дней, то хотя бы до того времени, когда марево спадёт.

 

IV

Даша проснулась в пустой гостинице, утопая в белых простынях, как Россия зимой исчезает под пушистым покровом. Голова немного побаливала после вчерашнего. Три пустых бутылки, и ещё одна на тумбе не допита. Рядом парочка бокалов. Едва продрав глаза, Даша взглянула на экран. Нет, ни одного пропущенного вызова, Илья игнорировал отсутствие жены дома. Пахло серьёзным разладом. Ладно, с этим потом, сейчас главное прийти в себя. Почему девушка, с которой они познакомились, вчера ушла не попрощавшись, всё так было плохо? Познакомились… забавно, Даша даже не может вспомнить её имя, то ли Кристина, то ли Карина. Даже не записала свой номер… а, нет, бумажка под стеклянной ножкой бокала с каплями красного вина. Номер телефона и надпись: «Твой покой заблудшей души». Ха! Сейчас, дорогая моя, ты только беспокоишь, а вчера волновала и трепетала сердце. Но всё равно мило, очень мило. Почти в духе раннего Ильи Обуятова. Даша поймала себя на мысли, что у вчерашней девушки было очень много схожего в поведении с молодым Ильёй, когда он ещё по-настоящему жил. Та же размеренность, рассудительность… чёрт, голова гудит. Даже в сексе были какие-то сходства. А вчера всё-таки было славно! Сказочная ночь… Если бы Даше кто-нибудь пару дней назад предсказал такой поворот событий, она бы рассмеялась в лицо… нет, девушки ей иногда нравились, давно даже с ними что-то было… но не сейчас, не в замужней жизни. Или не в такой жизни, когда суета вращает тебя на своём маятнике? Какая-то мания и наваждение с этой милашкой… а потом переросло в страсть, как вечер превращается в ночь. Даша почувствовала, что она впервые за долгое время выпрыгнула из своего лихорадочного существования. Её глаза, шея… как можно было забыть её имя? А, впрочем, помнила что-то важнее.

Даша не спешила никуда вставать, чувствуя всем телом не только последствия принятого накануне алкоголя, но и воскресенье, сладкое ощущение выходного дня. Даша никуда не спешила, обретая медленно желанный покой.

 

* * *

Илья проснулся не у себя дома, а в чужой полутёмной квартире. Потолок над ним, присущий интерьерам стиля лофт, успел стать за эту ночь родным. Всю ночь напролёт он смотрел то на него, то на Катю, не в силах закрыть глаза. Обуятов пошарил рукой рядом с собой и почувствовал тёплое девичье тело. Он повернулся к любовнице и с нежностью посмотрел на едва прикрытые одеялом прелести. Катя была очень покойна, и Илье даже стало как-то непривычно: вчера на него обрушалась такая сумасшедшая энергия, что чуть не снесла Обуятова напрочь. Где-то на полу валялась одежда, попавшая первой под раздачу. Илья уже давно не изменял своей жене, ввиду отсутствия всяческого интереса, но вчера что-то пошло не так. Или всё-таки наоборот?

Нет, как же она неестественно выглядела спящей! Ей просто не шёл сон! Обуятову казалось, что Катя сможет успокоиться, только когда умрёт… прислушался, нет, всё-таки дышит. Как же она похожа на Дашу! Только моложе, чувственней, интересуется его творчеством и ценит его, как писателя. Ах, что же вчера было! Илья как будто снова почувствовал жизнь. Но как же это отвратительно, когда ощущаешь жизнь, питаясь от другого человека.

Илья тихонько встал, стараясь не разбудить Катю, и решил самостоятельно поискать какую-нибудь еду на кухне. Посмотрел на телефон, но тот мертвенно молчал. Неважно, что-нибудь придумает. В конце концов, скажет, что ночевал в гостинице из-за ссоры.

Илья вышел из квартиры, не попрощавшись, но в подписи книги оставил свой номер телефона, а её разместил на видном месте. Свежий воздух ударил в нос Обуятову, принеся в его организм оттенок сырости. Тут же посетила какая-то грусть. На душе скребли кошки с особым цинизмом, но при этом нельзя было сказать, что Илья чувствовал себя паршиво; всё было лёгкое и невесомое. Просто что-то сделал неправильно в жизни, и, к сожалению, это была не измена накануне. Слишком уж просто.

Ноги Обуятова пронесли его мимо всех остановок транспорта, он не узнавал этот район. Особенность Москвы в том, что её околицы до тошноты похожи друг на друга: быть может, он сейчас где-то на севере или на западе, а может, рядом со своим домом на Рязанском или Волгоградском проспектах. Реки рядом не было.

Илья свернул в какой-то парк и присел на едва подсохшую скамейку. Что-то его сюда затащило, заставило расположиться на неуютном сидении. Лишь оставалось принять это как должное.

Он заговорил. Заговорил так неожиданно, что Илья вздрогнул и сперва не узнал своего старого знакомого. Слишком уж долго он до этого молчал. Он не говорил с ним с позапрошлого романа, и Обуятов уже успел отвыкнуть. Со времён последнего романа, который был им вдохновлён, и который принес Илье успех. Писатель его прогнал, и он обещал, что никогда не вернётся, но не сдержал слова. Он вернулся и заговорил.

– Мерзкая погода, Илюха. Не думаешь, что тебе стоит одеваться потеплее? Твоё здоровье важно.

Обуятов ничего не ответил. Он пытался понять: рад ли он слышать его?

–Ушёл ты быстро от неё, что-то на тебя не похоже. Зря, Илья, ведь это то, что тебе сейчас необходимо. Ты совсем загибаешься. Она тебе нужна. Может, и ты ей нужен.

– Я тебя прогнал и назад, кажется, не звал, – себе под нос пробурчал писатель.

– Не звал, как же! – послышался смех. – Всё твоё состояние один сплошной сигнал! И потом, ты серьёзно думаешь, что твоя воля на что-то влияет? Ты её однажды решил проявить, и что с этим стало? Чушь, разброд, уничтожение всего, что мы создали вместе… нет, так дело не пойдёт. Эта твоя последняя книга просто…

– Зато моя! – рявкнул Илья. – Моя, моя, моя! Без науськивания и нашёптывания, без порыва и…

– Без таланта и вдохновения. Как же, как же, читал. Я нужен тебе, Илья. Я – твой путь к былому величию.

– Мне не нужно былое, проваливай!

– О, как же ты ошибаешься, а ещё считаешься умным писателем! Вам, людям, необходимо былое, и только у единиц есть шанс к этому вернуться. Я даю тебе такой шанс. Не стоит строить из себя непонятно что. Ты ещё должен писать. Ещё лучше, ещё забористей… не перебивай! Лучше ты должен написать! Вернись к ней, мне кажется, она – ключ к твоему вдохновению.

– Я тебе последний раз говорю: убирайся! Или я его надену! – Илья достал что-то серебряное из внутреннего кармана пальто и стиснул в руке.

– Она твой путь к лучшему! Вернусь к ней, а потом вернусь и я.

Илья хотел что-то сказать, но не успел. Секундой почувствовалось облегчение, будто из тела кто-то тяжёлый выскочил. Он ушёл.

Обуятов ещё долго бродил по незнакомым кварталам спального района, до конца не понимая, куда он движется и куда уже пришёл: то ли север, то ли юг, а, может быть, где-то в Текстильщиках, около своего дома.

Когда дверь открылась, она уже его ждала. Она почему-то не звонила и лишь быстро бросила вопрос: «Ты где был?» Без укора и осуждения. Но ответ был жарким, ответом был страстный поцелуй.

 

* * *

День. Что это и как можно было совершить такую грубую ошибку? День сделали универсальным мерилом времени, и таковым его считает не только человек, но и сама природа. Но ведь он такой непостоянный, для каждого ощущается по-своему и для каждого – свой. То тягучий, как магма, ты быстрый, словно вздох. Как можно считать время столь неточным мерилом?

День для Даши тянулся медленно. В обществе своей новой подруги она чувствовала себя по-новому. Рабочие дни стали куда медленнее, проходя в ожидании встречи с возлюбленной. Даже недолгие домашние часы с мужем обрели неторопливость и наполненность. Даша стала замечать перемены в Илье и надеялась, что он не заметит перемены в ней или хотя бы не поймёт причины. Да, Обуятов изменился: он стал быстрее есть, куда-то иногда пропадать из дома и очень много работать над своей новой книгой. Даша реально видела этот процесс и увлеченность им Ильи. Глаза опять горели. Когда жена спросила писателя, о чём его новая книга, он мимолетно бросил: «Обо всём», – не посвящая в подробности. Даша лишь пожимала плечами, потом прочтёт, а сама тем временем взялась за изучение «Внутри бетонного короба».

Даше нравилось новое состояние и поведение мужа, но в её душу закрадывалось сомнение: причина перемен – не она. А что, если у Ильи то же самое, что у неё? Об этом она старалась не думать, но когда твоя жизнь замедляется, мысли сами решают, что им делать. Впрочем, Даша была слишком опьянена своей интрижкой, чтобы всерьёз подпитывать свои подозрения. Доходило до того, что иногда общество мужа она с радостью меняла на общество девушки. Субботы для неё были свободны почти всегда.

В один из вечеров, пользуясь тем, что Илья собрался вечером на какое-то заседание литераторов, а потом в ресторан в тесной компании писак, Даша решилась пригласить свою подругу к себе домой. Мужу же Даша сообщила о том, что будет допоздна на работе, попытается взять сверхурочные. Обуятова для вида ушла из дома и вернулась через полтора часа, чтобы уже в пустом доме начать готовить романтическую встречу. Но Илья не ушёл на собрание литераторов, а остался дома, и был он не один…

 

* * *

За окном ещё было светло, что-то сегодня раскололо тучи, позволив нежаркому солнцу немного поплеваться лучами на сырую землю перед закатом. Но шторы был наглухо задёрнуты, создавая в спальне мистическую полутьму, электрический свет презирался. Нечто пронеслось между тремя людьми: но они все друг друга знали в той высшей степени, в которой вообще можно знать человека. Из всего оркестра едва слышно прозвучал треугольник, остальным инструментам здесь делать нечего – это музыка поглощающей тишины. Жар соприкасаемых тел накалял обстановку, думы рычали необузданным и животным желанием, но сердце вопреки всему любило. Эта смесь в любой момент могла взорваться и уничтожить то хрупкое основание, на котором всё зиждется, но по счастливой случайности она решила созидать. Треугольник тел извивался под музыку, ту самую, что не сможет исполнить ни один инструмент, кроме… Они друг друга знали, и знали хорошо.

– Катя! Даша! Илья! – уста шепчут по очереди имена, переходя на вздох и смешивая звуки в особую вокальную партию.

Они вытворяли друг с другом такое, что каждый делал друг с другом по отдельности, оставаясь вместе. Даша вспомнила первую брачную ночь и встречу со своей Катюшей в кафе, распитые почти четыре бутылки красного вина. Никакого деления на части, всё вместе, всё заодно. Звучал покинутый оркестром треугольник.

И кто знает, как тогда себя вело время? Мчалось ли оно во всю прыть, распихивая и расталкивая пространство, или, мирно шепча себе под нос любовные мантры и молитвы, выбивало размеренный шаг. А, может, в тот момент время перестало существовать? Но каждый чувствовал что-то светлое… светлое, как покой. Яростный и пылающий покой. Тягучий и обволакивающий покой.

И всем хотелось жить.

Пот валил градом, сопровождая любовные движения. Раскиданная одежда больше не сопротивлялась. Страстные игры по-прежнему превращались в ритуал, в безумный обряд самоотдачи и самопожертвования. Любовь готова была растерзать всех на части. Никакой усталости, никакой удовлетворённости, никакого целомудрия, только вечная жажда и каждый в каждом, все во всех. Бог – это существо любви, способное побороть даже время. И этот акт был ему по душе. Тихо звенел треугольник.

Когда Даша проснулась, она с трудом помнила себя. Мятый разлом одежды, постельного белья и спящий подле Илья. Они были вдвоём… Но где же Катя? На полу её одежда истлела в мареве. Они всегда были вдвоём. Треугольник больше не звенел.