Дана КУРСКАЯ

 

Автор книг стихов «Ничего личного» (2016), «Дача показаний» (2018), и «Средство от земли»(в соавт. с А. Явным), 2020). Организатор Международного Ежегодного фестиваля современной поэзии MyFest.Основатель и главный редактор издательства «Стеклограф».Главный редактор литературного журнала «ДК».Лауреат Всероссийской поэтической премии «Лицей»(2017) и др. Публиковалась в журналах «Знамя», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Волга», «Юность», «Крещатик», «Дети Ра», «День и ночь», «Аврора», «Москва», «Кольцо А» и др.Член СП Москвы.

 

 

НЕДЕТСКАЯ ПЛОЩАДКА

 

*  *  *

 

Дверь закроешь на крючок,

кто там хороводит?

Придёт серенький волчок,

он всегда приходит.

 

Всё равно откроет дверь,

сядет на кроватке

стальноглазый лунный зверь

до неспящих хваткий.

 

Расскажи ему про всё –

пожалеет может.

В тёмный лес не унесёт,

зубками по коже

 

подождать полосовать,

даст ещё недельку.

Как тепла твоя кровать,

сладкая постелька.

 

В серых лапах хорошо.

В красной пасти – круче.

Я б в бессмертные пошёл,

пусть меня научат.

 

Споки ноки, малыши.

Крик никто не слышит.

Ведь в квартире – ни души.

Души где-то выше.

 

Сидит ворон на дубу,

и дубовы стенки.

Мы лежим с тобой в гробу,

раздвигай коленки.

 

Что ж ты хнычешь, мать твою,

стонешь круговертью.

Баю-баюшки-баю.

Вот оно, посмертье.

 

 

*  *  *

 

гляди, тут осень, ночь и гаражи

чего ещё ты просишь – расскажи

о чём тебе убийственно мечталось

какая здесь высокая трава

всего лишь шаг – и ты опять жива

как будто смерть вообще не начиналась

 

сейчас тепло, но завтра ровно в семь

на город холод спустится совсем

начнётся серость, старость или слякоть

но эта ночь как рельсы в темноту

мы помнили тебя другую ту

которая ещё умела плакать

 

ну так поплачь, мы смотрим с высоты

как ты бредёшь – опять другая ты

мы шепчем, что кончается дорога

мы шепчем, что тебе уже пора

и в тишине гаражного двора

ты думаешь, что слышишь голос Бога

 

 

*  *  *

 

готовая к предательству стоишь

пуская корни в новое пространство

как будто этот космос только твой

но также и освоенный другими

зловещий месяц смотрит из-за крыш

как ты себе опять меняешь имя

 

вокруг лежат бескрайние поля

какого-то маркиза карабаса

что рисовал палатинский пейзаж

но сам в палатинске ни разу не был

здесь светится серебряный гараж

за ним стремянка просится на небо

 

а вот ещё подумай про сирот

про всех сирот казанских и канзасских

не двигайся и дай им рассмотреть

тебя из тёмных слуховых оконцев

пока растёт как желудь чья-то смерть

и радуется завтрашнему солнцу

 

индейский август утром воцарит

но мгла плитой пока легла на город

каким тебя сработали кайлом

что ты вот так торчишь гвоздём невбитым

и что в твоей опавшей голове

зачем в ней столько стёклышек неясных

пока всю ночь валяется в траве

железная заколка для несчастных

 

 

*  *  *

 

недетская площадка в темноте

уключины антенн и в небе окна

дожди уже настолько тут не те,

что я, пожалуй, даже не промокну

 

здесь хор над нами ангельский молчал

здесь август наливался тёмным соком,

чтоб было чем запить твою печаль,

о, финист не совсем мне ясный сокол

 

по ком ты плачешь? ляжем на кровать

и завершим беспутное кочевье

нас будут синим всуе поминать

тишковская посадит нам деревья

 

как хорошо, что ты не идиот

как хорошо, что в сумке контрабанда

нас пьяный чемоданов отпоёт

лаванда моя горькая лаванда

 

ушедшие прозрачны до поры

пришла людмила в платьице особом

нас дико искусали комары

пока мы шли по кладбищу за гробом

 

но ты разлил в стаканы – будем жить

пока звезды нам дворники не дали

и чёрный ворон погодил кружить

ты говоришь: «Смотри, какие дали!

 

пока ещё я смугл, золотоглаз,

уехать бы под этим новым небом

в тот город, где никто не знает нас»

и я смеюсь и спрашиваю: «Мельбурн?»

 

 

ПОДМЕНА

 

Если оно настигнет и станет мной,

есть вариант жалкий, но запасной:

нам с тобой нужен типа какой-то знак,

чтобы ты сразу быстро меня узнал.

 

Как же его получится отличить?

Ведь на тебя будет оно лучить

светом моих знакомых прозрачных глаз.

«Кошкина. – скажет оно, – «Школа сто семь. Тихас».

и назовёт близкие имена.

Как ты поймёшь, что я – это не она?

 

Вот же стоит – шрам на её руке.

Вот же она – ямочка на щеке.

Если её узнают любовники и друзья,

как ты поймешь, что это уже не я?

Грязь на ботинке, сколотый верхний зуб.

«Я, – говорит, – помню эпоху Труб.

Эх, – говорит, – «Наутилус», Шевчук, «Кино».

Как ты поймешь, что это уже оно?

 

Чтобы всё это взять под один контроль,

нам с тобой нужен некий такой пароль

Типа вопрос-ответ, чтоб ты сразу – раз! –

смог отличить, кто тут стоит из нас.

 

Если ответ неверный, то дело дрянь.

Ты ей тогда за спину украдкой глянь.

Руки в карманы, пальцы сложи крестом,

спешно прощайся и уходи потом.

 

Значит сентябрьской ночью в лесу сыром

я под сосной высокой глотала ром,

после валялась в листьях, смотрела вверх.

В самой чащобе слышали пьяный смех.

Ноги внезапно опутали корни пня.

Вышло оно и подменило меня.

 

Если ответ неверный, то дело швах.

Значит не верь ни букве в её словах.

Адрес забудь, забань её в соцсети.

Номер мобильника трижды перекрести.

Ну а меня поминать не ходи в лесок,

Там, где на ветке треплется волосок.

 

Ты – обещай мне – будешь настороже.

Там за деревьями смотрит оно уже.

И бесполезно каяться и стенать.

Главное – чтобы было, кому узнать.