Игорь АНДРЕЕВ

 

Родился в Уфе в 1986 году. Писал юмористические рассказы еще в школе. Окончился философский факультет Башкирского государственного университета. С 1-го курса писал статьи для различных СМИ. Рассказы были опубликованы на страницах международного медиапроекта TheEpochTimes. Для этого же издания провел интервью со многими известными людьми. В настоящее время живет в Москве, работает журналистом в beauty-бренде PaulMitchell.

 

ИЗ ЦИКЛА «АРБАТСКИЕ РАССКАЗЫ»

 

Гадкий сосед

 

Я только что переехал в новую квартиру, которую мы снимали с двумя знакомыми ребятами. Как оказалось, на тот момент в доме никого не было. Я обошел свои владения, быстро принял душ и упал в кровать.

Однако толком задремать не удалось. Легкую истому развел ужасающий грохот. Затем зазвучала не менее душераздирающая музыка. Я открыл дверь и увидел двух парней, один из которых лежал на полу. Второй держал в руках iphone, из динамика которого орала громкая композиция от группы Gogol Bordello.

– Игореееееня! – завопил один из них.

Это был Бодлер. Высокий парень с длинными волосами и испитым лицом. Лет ему было около 30. Как и Шарль Бодлер, мой сосед был поэтом и горьким пьяницей.

Я вежливо попросил ребят угомониться, мотивировав это тем, что мне нужно вставать в 6 утра.

Второй парень, имени которого я не знал, попросил у меня разрешения побить тех, из-за кого я должен так рано встать. Я смеялся. Однако драка все же началась.

Вероятно, входная дверь была не заперта. Я понял это, потому что она распахнулась, и на пороге появился огромный мужик – сосед снизу. Он быстро оценил обстановку и, не церемонясь, врезал первому попавшему под руку дебоширу по зубам. Завязалась драка с криками руганью и звоном стекла.

Затем кто-то вызвал полицию, и, уже засыпая, я слышал в коридоре голоса офицеров, которые что-то протоколировали. Ох, как было неудобно…

  

* * *

Утро было очень солнечным. Я вышел позавтракать и увидел Бодлера с огромным синяком под глазом. Он сидел в кресле и, казалось, находился в некой коме. Бодлер рассказал, что якобы сосед извинился и принес в оправдание бутылку вина. Но мне почему-то не особенно верилось в это.

С тех пор Бодлер регулярно устраивал свои концерты в квартире. Он то приводил совершенно странных друзей, то пил целыми днями напролет в своей комнате, рассказывая нам, что якобы пишет свои стихи, то развлекался с какими-то падшими женщинами.

Однажды Бодлер даже позвал цыганок. Они долго бушевали: пели, играли на немыслимых музыкальных инструментах. Бодлер переодевался в женское белье и дико кричал, нарушая общественный порядок самым невероятным образом.

После всех этих безумных попоек мое терпение лопнуло. Я крепко поговорил с Бодлером. Кричал на него. Видимо это возымело свое действие. Через некоторое время Бодлер съехал.

Периодически я вспоминаю этого парня. То со смехом, то, наоборот, матерком. И неизменно при упоминании его имени, я испытываю какое-то чувство невероятного сострадания.

Докуда он докатился теперь? – думаю я. И на душе становится невероятно грустно.

 

 

Мой друг Елкин

 

Я проснулся среди ночи в незнакомом месте. Было невероятно темно и казалось, будто во всем мире вырубили электричество.

Рядом со мной лежало чье-то тучное тело. Тело сладко похрапывало, издавая при этом томные и невероятно страстные звуки.

Лучик лунного света, который пробился сквозь шторы, освещал бесформенные обнаженные ягодицы, застывшие в какой-то невероятной желеобразной форме.

Это был Елкин, собственной персоной. Душа компании и известный московский тусовщик. Елкина знали все. Он появлялся в дорогих клубах, в модных барах, в галереях современного искусства, Сандуновских банях. Везде его встречали как родного и ублажали, как только могли.

Я лежал, размышляя о бренности жизни, пытаясь одновременно припомнить, как я здесь оказался. Внезапно Елкин развеял мои философские раздумья, шумно выпустив ветер.

«А так хорошо все начиналось», – подумал я.

 

* * *

Пьянки Елкина напоминали настоящее законченное музыкальное произведение. В течение 5 дней он работал в арт-студии. Затем отдыхал. Тоже 5 дней.

В последний день работы перед выходными Елкин вдруг становился невероятно оживленным. Он шутил, названивал друзьям, часами болтал о каких-то милых пустяках. В общем, томился в предвкушении какого-то чуда.

Затем Елкин принимал первую дозу в виде 50 грамма чего-нибудь экстрагорячительного. И понеслось…

Звучали сирены. Стреляли невидимые петарды. Все падало ниц. Елкин пил до вечера, превращая первый акт в настоящее театральное шоу. В этом мероприятии участвовали его друзья, какие-то девки, пьяные мужики, таксисты и другие персонажи.

Если Елкин проводил время дома, то он непременно включал фильм «Форрест Гамп» или другую кинокартину. Фильм шел по кругу до глубокой ночи. Потом Елкин падал на свою мягкую перину и вырубался.

Просыпался он неизменно в 7-8 часов утра. И немедленно включал «Форреста Гампа» либо «Зеленую милю». Потом Елкин неистово начинал бегать по квартире, нечленораздельно выкрикивая какие-то лозунги. Это был так называемый утренний «бодряк».

Наоравшись всласть, Елкин бежал в магазин напротив с видавшей виды авоськой в руках. Так начиналась прелюдия ко второму акту.

После завершения шоппинга довольный своими покупками Елкин наполовину опорожнял вторую бутыль. Потом включал что-нибудь поинтереснее старины Форреста и тут же кидался в постель.

Спать он мог по 14-18 часов. И это был далеко не предел.

Так продолжалось три дня. За пару дней до начала работы, Елкин резко бросал «алкать». Он вставал с дивана, пылесосил свою квартиру и приводил себя в нормальный человеческий вид. В назначенный день X он был трезв как стеклышко и мог успешно приступить к своим трудовым обязанностям. От похмелья не оставалось и следа, и Елкин уже бодро покрикивал на своих подчиненных, словно заправский деляга.

Так продолжалось каждые 12 недель. Елкин отрабатывал положенные 5 дней, держась на работе и не употребив ни грамма горячительного. Зато потом вновь просыпалось его игривое настроение, плавно переходящее в обильные возлияния.

Друзья называли Елкина непобедимым пьяницей. Однако сложно было сказать, был ли он таковым. Например, иногда случались исключения из его распорядка. Это бывало, когда Елкин ехал в деревню Караякупово, где находилась его дача.

На даче было хорошо. Пели разные птички, светило солнышко. Елкин бодро полол грядки или поливал какие-то зеленые насаждения на участке. При этом он хвалился всем, что пить ему совсем не хочется.

Впрочем, и тут случались отвлечения. Иногда Елкин все же напивался с деревенскими девками. Пили где-нибудь в сарае или стогу сена «на брудершафт». Затем из сарая можно было услышать характерные звуки поцелуев.

 

* * *

Елкин родился в старинном доме, в коммуналке в Камергерском. Его возвели еще до «исторического материализма». Дом был настолько стар, что, казалось, стоило коснуться его стены рукой, как он сложится, словно карточный замок.

Это было одно из самых старинных зданий, которое пережило пожар 1812 года. В соседнем дворе жил «гений преступного мира» по прозвищу Курд. Жил он в пристройке к зданию, которую сегодня бы назвали незаконным «самостроем».

К Курду часто стекалась вся московская и подмосковная братва. Они пили водку, закусывали и танцевали под шансон. Разумеется, московская интеллигенция была совсем не в восторге. Но что было поделать. Как говорится: О времена! О нравы!

Несмотря на возраст здания, семья маленького Елкина не хотела покидать родового гнезда. Выселяли их принудительно. Елкин в итоге получил собственную жилплощадь и смог в полной мере наслаждаться жизнью. Для него наступило золотое время.

 

* * *

В этот раз Елкин проснулся позже обычного. Часов в 9 утра. Он о чем-то долго меня спрашивал, теребил при этом за бороду.

– А почему ты не уедешь в Европу? – спросил я его зачем-то.

– Да нееет, – мечтательно процедил Елкин – туда не хочу.

– Я бы в Джакарту поехал, на Бали.

Потом Елкин предложил мне погрызть острый перец «чили», включил какой-то американский экшн, вспомнил, что забыл давеча вытереть задницу, и вероятно, утомившись, тихо задремал.

Стараясь не будить его, я аккуратно вышел, тихо притворив за собой дверь. На улице светило яркое теплое солнце. Я вспомнил Бали, приятный шелест волн, жаркое солнце и сразу стало как-то спокойно на душе. Где-то позади меня спал Елкин. Наверное, во сне ему тоже снились джунгли и океан…

 

 

Влюбиться в парикмахерской

 

Жалко промоутеров. Вот, например, утром возле выхода из метро стоит огромный пакет кефира, из которого волшебным образом торчат руки. Они суетливо суют пешеходам бумажки. Однако, кроме чувства сострадания и какой-то внутренней неловкости, никакого интереса у них кефир не вызывает. Судя по зверским лицам людей, вряд ли им сейчас особо хочется кисломолочных продуктов.

Но все же из-за укола совести (жалко лес все-таки), хватаешь бумажку. А там: открылся новый интим-салон, адрес и обещание: «Индивидуальный подход к каждому клиенту». И к чему здесь был кефир, спрашивается?

 

* * *

Однако на флаере, который машинально выдернул из руки раздатчика Леша, ничего подобного не было. Не было там написано ни про аптеку, ни про Herbalife, ни тем более про новую кофейню. А было там написано про парикмахерскую, которая обещала сказочные скидки и волшебное преображение «всяк туда входящему».

Леша был экспедитором. Сейчас он шел по улице после встречи с заказчиком, особо никуда не торопясь. У него как раз выдалась свободная минутка. В душе отчаянно зрело неконтролируемое желание выпить чего-то крепкого, плавно переходящее в стремление нажраться. Но часы показывали лишь 10 утра – надо сказать, совершенно неподходящее для подобных устремлений время.

Значит, желание это нужно трансформировать во что-то другое – прекрасное, ценное, полезное для страны, – думал про себя Леша и сам себе удивлялся.

Он повертел разноцветный флаер в руках и зачем-то пошел в указанном на схеме направлении. Зачем? Сам не знал. Впрочем, потом Леша подумал, что подстричься все-таки надо. При этом он почему-то вспомнил, как в детстве у него завелись вши, и какая-то наглая парикмахерша отказалась оказывать ему свои услуги, мотивируя, что ее, дескать, тошнит.

Реклама не соврала. Парикмахерская действительно находилась «совсем рядом, в двух шагах от метро». Но в то же время, по какой-то странной прихоти судьбы, она была скрыта от людских глаз.

Леша долго не мог отыскать вывеску с портретом извечной красотки, обещающей райские кущи. Сдавшись, он поднес флаер к лицу, достал сотовый и набрал комбинацию цифр. Уже через несколько минут Леша уже бодро спускался в довольно мрачный с виду полуподвал.

 

* * *

Взору экспедитора открылась небольшая, обшарпанная, но в целом уютная студия. Мебель ручной работы. Приятный запах розы, очевидно распространяемый диффузорами. Тут же за стойкой стояла элегантно одетая женщина с испитым лицом путаны.

Леша вежливо поздоровался и попросил прейскурант. Дама засуетилась, огласила цифры, которые показались Леше смешными, и тут же увлекла его за собой в зал. Здесь какая-то миловидная девушка в фартуке радушно пригласила его упасть в крутящееся кресло перед зеркалом.

Но главным в этом месте было вовсе не кресло и не стойкий запах лака для волос, который ударял в нос, словно нашатырь. Главным объектом созерцания здесь была именно девушка.

Что-то дрогнуло в душе Леши, словно невидимый музыкант мягко тронул струны укулеле. В образе девушки он заметил что-то подмосковное, не целованное и насколько до боли знакомое, что хотелось рыдать от счастья!

Машинально он объяснил ей, как себя стричь, и откинулся в кресле. Было неловко. Девушка явно стеснялась. Однако затем разговор потек сам собой. Они говорили о каких-то пустяках. В общем, происходило то, что американцы называют «small talk» – легкий, ни к чему не обязывающий разговор.

Однако в голове у Леши тем временем возникали совершенно сказочные картины. Он уже мысленно гулял по красивейшим подмосковным лесам, любовался на озерную гладь, слушал журчание ручьев, смотрел на огромных улиток, пасущихся в поле лосей и другие чудеса природы.

Виделась ему, конечно, и парикмахерша. Однако, к своему стыду, он осознал, что предстает она ему уже несколько в другом обличии. То есть, без передника. Мечтал он и о бунинских сеновалах и тихих вечерах у камина и еще Бог знает о чем.

 

* * *

А потом мысль экспедитора вовсю гуляла по просторам светлого будущего – «века золотого», когда будут у них дети и заживут они в каком-нибудь прекрасном месте душа в душу. А дальше все будет очень хорошо.

Ах какая женщина… Надо непременно попросить ее телефон, – думал Леша, с трудом отрываясь от мечтаний.

Схватившись за это желание, он напрягся как гепард и затаился. Не хотелось разрушать момент. Боялся спугнуть.

Тем временем вскоре пощелкивания ножниц в опасной близости от ушей Леши, а затем и жужжание машинки потихоньку пошло на убыль.

– Смотрите!

Девушка освободила Лешу от накидки и повернула его кресло в правильном ракурсе, чтобы он ничего не пропустил.

Вот сейчас нужно стрельнуть телефончик, – промелькнуло в голове Леши.

Но когда глянул в зеркало, то так и замер с открытым ртом. Как же отвратительно она его обработала! Коротко, неровно... Леша давно так плохо не стригся. Ему стало до отвращения больно.

– Вам понравилось? – мило спросила парикмахерша тем временем.

Леша закрыл рот.

– Да, – просто сказал он, проглотив что-то – очень круто! Спасибо большое!

Телефон Леша так и не спросил. По дороге он долго смотрел на проходящих мимо красоток совершенно незрячими глазами. Впрочем, они на него тоже особенно не смотрели. Было утро, 11 часов. Все были заняты своими делами и глупыми проблемами.

 

* * *

Леша угрюмо нырнул в метро. Вскоре он уже забыл обо всем, слушая мерный стук колес и любуясь на грязные ботинки какого-то бородача, сидящего перед ним с бесплатной газетой в руках.

А где-то позади, в подвале, плакала бедная парикмахерша, подозревая, что ее, наверное, скоро уволят.