Юлия ТИМУР

 

Рассказы публиковались на международных порталах «Континент» и «Эксперимент», в журналах «Медведь» и «Кольцо А». Живет в Турции.

 

 

ПТИЧКА И ДЖУРА

Рассказ

 

– Старик, зачем нам та земля, коль наш язык забыт?

– Затем, что там не только кровь и прах отцов лежит.

Там в каждом камне – труд веков, и пот, и сила рук.

И в каждом доме, что стоит, найдётся новый друг.

Тебя поймёт он с полуслов, на зов придет всегда.

Его очаг и твой очаг – повенчан навсегда.

Там слаще запах трав родных, а музыка полей

В веселом вихре лепестков летит до нас быстрей...

Поймешь ты это не сейчас, гонимый вдаль судьбой,

Не забывающий, что был оставлен дом тобой.

 

 

Лесная фея

 

Япрак уронила смычок в высокую траву. Наклонила свою аккуратную головку с пучком медово-коричневых волос к земле, чтобы рассмотреть, куда же он упал, и заметила глазастые ромашки, удивленно смотрящие на нее своими волшебными желтыми очами в обрамлении белых крыльев-ресниц.

– Ну что, ромашки, вы тоже хотели послушать мой концерт? – засмеялась девочка.

Музыка слышится Япрак повсюду: в журчании ручейка, бегущего по лесу и бодро прыгающего с камешка на камешек; в полете бабочки, которая мащет крыльями, и с них осыпается разноцветная пудра, создавая причудливые узоры в воздухе; в биении мухи об оконное стекло, тревожное, настырное; в каплях воды из-под крана, ритмично ударяющих в фаянс раковины – во всем, в чем остальные люди музыки не слышат.

 

В тот день, когда Япрак родилась, в больнице раздался мелодичный плач новорожденной.

– Ого, какая музыкальная девочка появилась на свет! – улыбнулись акушерки.

Как только Япрак начала подрастать, лавина звуков накрыла ее шумным колпаком, и малышка, слыша громкие звуки: голоса, сирену или крик муэдзина на минарете, – невольно закрывала свои ушки руками.

– Мама, зачем так громко? Мне очень страшно! – и начинала жалобно плакать.

Поэтому матери оставалось только одно: отвести малышку подальше от источника громкого шума.

Зато Япрак могла часами наблюдать за тем, как летает шмель у них в саду, смешно и неуклюже зависая в воздухе, словно подбирая подходящий цветок, а когда выберет самый привлекательный, резко спикирует на него, и он, цветок, не выдержав тяжести шмеля, буквально склоняется в реверансе, а незадачливый гость, перебирая своими мохнатыми лапками, взъерошивает многолепестковую шевелюру цветка и, изрядно покопошившись в ней, лениво ныряет в следующий гостеприимный бутон.

– Мама, ты слышишь, как шмель поёт? – задумчиво произносит девочка.

– Нет, дорогая, я слышу только его жужжание. Ты это называешь «пением», дочка? – улыбаясь, спрашивает мать.

– Он поет, а не жужжит, и цветок ему отвечает своей ароматной мелодией! – уверенно говорит Япрак.

– Но, родная, я этого не слышу! – разводит мать руками. – Может, ты сможешь мне напеть их музыку?

– Конечно! – тут же соглашается девочка и, вытянув губки трубочкой, напевает нежную мелодию. – Это цветочек так поет! – поясняет она. И вдруг надувает щеки и начинает громко пыхтеть:

– А это шмель, он недоволен и говорит цветочку, что хочет есть. А потом он благодарит цветочек за его доброту и улетает! – Япрак пытается изобразить веселую мелодию.

– Какая ты молодец! – улыбается мама. – С тобой даже цветы разговаривают!

– Нет, – совершенно серьезно говорит малышка. – Они поют!

 

– Вот досада! – вскрикнула Япрак, найдя смычок в траве и увидев, что струна на нем порвалась. – Придется отложить мой концерт до починки инструмента.

Япрак положила скрипку и раненый смычок в футляр и на прощание помахала рукой крупноглазым ромашкам, – она собралась вернуться в дачный домик, в котором ее ждали родители.

 

* * *

Япрак любит приходить на эту лесную полянку рядом с их дачным домиком. Сначала она внимательно прислушивается к звукам вокруг: ветка треснула, – похоже, что ежик торопился по своим делам и наступил на тонкую палочку; над головой захлопали крылья – видимо, птица бросилась вслед за пролетающим жучком; а вон там, на верхушке сосны, завел свою трель королек!

«Ах, какой артист, настоящий виртуоз!» – думает девочка.

А в высокой траве, которая со всех сторон окружила девочку, жужжат любители цветочного нектара и желающие полакомиться пыльцой.

Япрак разворачивает бамбуковую подстилку, кладет ее на траву и осторожно садится, затем достает скрипку, смычок и подбородник из футляра. Ловко прикрепляет мостик к нижней части скрипки и, завершив все манипуляции, взмахивает смычком... Но что-то не нравится Япрак: звук ее инструмента кажется ей недостаточно чистым, и она, достав канифоль, энергично проводит ей по всей длине волоса. Кажется, теперь все в порядке и можно начинать играть!

Япрак взмахнула смычком и слегка прикоснулась им к струнам. В тот же миг скрипка ответила трелью, и все птицы в лесу удивленно замерли, прислушиваясь к пению этой диковинной птицы. А птичка то весело и беззаботно щебетала, то звала куда-то ввысь и внезапно срывалась в бездну; то грустила вдруг, а то приглашала всех закружиться в весеннем танце. Наконец Япрак опустила смычок и увидела мальчишку, присевшего на поляне чуть поодаль от нее. А он словно ждал, когда она перестанет играть и посмотрит на него.

– Это ты так играешь? Такая маленькая... – искренне удивился мальчишка.

– И не маленькая я вовсе! Мне уже пять лет! – гордо заявила Япрак.

– Просто отличное исполнение! Я уже не первый раз слушаю твою мелодию. Думал, что за птица такая! – засмеялся мальчик.

– А ты что тут делаешь? Я тебя раньше не видела здесь, – спросила девочка.

– Я отцу помогаю.

– А он что делает? – не унималась Япрак.

– Работает, – хмуро сказал парень, а по его сердитому взгляду Япрак догадалась, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут.

– Мне пора, я пошла, – немного испугавшись, заспешила девочка.

– Еще придешь? – вскинул на нее свои пронзительные зеленые глаза мальчишка.

Япрак немного съежилась под его взглядом и поспешно ответила:

– Наверное.

– Ты что, боишься меня? Не бойся, я тоже люблю музыку. Давай в следующий раз вместе сыграем. А еще, меня Сердар зовут!

– А меня – Япрак, – нарочито бодро ответила девочка. – Тогда до встречи!

 

– Ты что такая задумчивая, дочка? – спросила мать у Япрак, когда та вернулась с прогулки.

– Какой-то большой мальчик сегодня слушал мою скрипку на поляне. Он меня напугал немного. Сказал, что его зовут Сердар, и что он тоже умеет исполнять музыку...

– Сердар? Не зеленоглазый ли? – переспросила мать и, увидев, что Япрак утвердительно закивала головой, добавила:

– Это сын садовника. Его отец работает в нашем дачном поселке, а сын ему помогает. Не бойся его, детка!

– А я и не боюсь! Он что, волк, чтобы его бояться? – фыркнула девочка и пошла в свою комнату.

Там она достала скрипку:

– Привет, моя птичка! Ты сегодня устала, и я тоже. Ты порхала, летала к облакам, а я следовала за тобой! А помнишь нашу первую встречу? Дядя, который продавал в магазине инструменты, решил, что я маленькая для тебя! – девочка улыбнулась, вспомнив об этом.

 

* * *

– Япрак, дочка, что тебе подарить? У тебя скоро день рождения – тебе исполнится целых четыре года! Проси любую куклу! А может, домик для Барби? – ласково улыбнулся отец и потрепал дочку по щеке. – Ну же, что ты хочешь?

– Хочу играть музыку! – произнесла малютка.

– Но, дочка, ты еще так мала... Какой инструмент можно выбрать для тебя? – задумался отец.

– Папа, я сама выберу! – внимательно посмотрела на отца глазами-вишенками Япрак.

– Сама так сама. В субботу поедем с тобой в магазин музыкальных инструментов, – согласился отец.

 

– Что бы хотела маленькая принцесса? – нагнулся к девочке продавец музыкальных инструментов, когда Япрак с отцом, как и условились, появились на пороге его магазина. – Может, дудочку, или клавесин, а может, фортепиано?

– А можно их послушать! – нетерпеливо перебила продавца малютка.

– Послушать? Гм, можно.

И Япрак терпеливо встала в уголке, опустив голову и прикрыв глазки.

Продавец показал девочке, как звучат несколько инструментов: флейта, гобот, клавесин, фортепиано. Но Япрак отрицательно качала головой.

– Дочка, пойдем домой. Давай отложим покупку и посоветуемся со знатоками, – пытался переубедить девочку отец.

– Ну, пожалуйста, папа, еще чуть-чуть, – просила дочь.

Продавец достал скрипку и слегка провел по струнам смычком.

– Я хочу эту птичку! – тут же закричала Япрак. – Я хочу эту птичку!!!

– А не слишком вы юны для скрипки, барышня? – немного удивленно приподнял брови продавец. – Подходящего для вас по размеру инструмента сейчас нет.

– Закажите подходящий, пожалуйста. За неделю управитесь? – попросил отец девочки.

– Постараюсь, – ответил продавец.

 

– Папа, но когда же прилетит моя «птичка»? – в очередной раз с нетерпением спрашивает девочка.

– Прилетит обязательно! Подожди немного. Осталось всего три дня. А пока я займусь поисками учительницы для тебя.

– Три дня – это раз, два и три? То есть я сегодня посплю, потом еще один день пройдет, а потом прилетит моя птичка?

– Правильно, дочка!

– А зачем мне учительница? Я сама умею играть! – серьезно заявляет Япрак.

– Не сомневаюсь, что у тебя получится, но твоя «птичка» может исполнять разную музыку. Вот, послушай, – и отец поставил диск Ванессы Мэй.

Девочка, не моргая и широко открыв рот, прослушала композицию.

– Это моя «птичка» так поет? – удивилась она.

– Да, но чтобы заставить птичку так петь, ее надо хорошенько изучить, а в этом тебе поможет учитель, – поцеловал дочку отец.

– Мне нужен учитель, мне нужен учитель, папочка! – захлопала в ладоши Япрак. – Найди мне его!

 

* * *

– Привет, фея! Ты почему вчера не пришла? – вышел на поляну Сердар.

– Кто это – фея? Я?! – удивилась Япрак.

– Конечно, ты! А кто же? Сидишь тут на пеньке, а от твоей музыки даже птицы замолкают! – уверенно произнес Сердар.

– Я приходила. Только у меня смычок сломался, и я ушла домой, – ответила девочка.

– Смычок – это та палка, которой ты по струнам водишь? – посмотрел на скрипку Сердар.

– Да! А у тебя что в руках? На большую грушу похоже! – изумленно округлила глазки Япрак.

– Ты сейчас такая смешная! – развеселился Сердар. – Словно котенок, который в лужу наступил! Это джура! (маленький шестиструнный саз, струнный музыкальный инструмент. – авт.). На нем еще мой дед играл. Он сам его смастерил из тутовника и вишни. Мой дед знаешь, как на ней замечательно играл! Отец говорит, что и я так умею, – гордо заявил Сердар.

– Джу-ра... – растягивая слово, повторила Япрак и провела рукой по струне.

Джура «вздохнула», будто жалуясь.

– Сыграй на ней, – попросила девочка и села на траву прямо напротив Сердара.

Сердар опустился на корточки, затем ловко поджал под себя ноги, бережно, словно ребенка, взял в руки джуру и, закрыв глаза, ударил по струнам...

Джура сначала робко отозвалась, а потом ее мелодия окрепла и полетела вместе с ветром по полю, долетела до гор, разбилась об их каменные вершины и снова опустилась на землю.

Япрак вытащила смычок, дотронулась им до струн своей «птички». И полетела она в небо, все выше и выше, до самых облаков.

Но джура позвала птичку на землю: «Лети ко мне, зачем тебе бескрайнее синее небо! Смотри, как прекрасна земля, с ее горами и лесами!»

«Нет! – откликнулась птичка-скрипка. – Я лечу вверх и свободно парю под облаками! Мне нужен воздух, я люблю солнце и его тепло».

«Не обожгись – солнце горячее!» – забеспокоилась джура.

И рассыпалась Джура музыкой капель. И упали капли дождя на землю. Проросли травами и цветами. Подхватила скрипка мелодию цветов и закружилась с ними в вальсе: как хорошо, как ароматно, как свободно! Налетел ветерок, и полетели лепестки цветов по небу. И заплакала скрипка – так было жаль ей прекрасные цветы, но утешила ее джура: покружатся семена-лепестки и опять опустятся на землю, и прорастут новыми цветами. И вот уже джура со скрипкой вдвоем парят под облаками, но, соскучившись по земле, возвращаются обратно.

– Эй, Сердар, ты что, плачешь? – дотронулась до его плеча Япрак.

Сердар, опустив джуру, сидел на земле с закрытыми глазами, а по его щекам струились слезы.

– Все мечтают о свободе, – прошептал паренек и открыл глаза. – Твоя птичка, похоже, подружилась с моей джурой.

– Подружилась, – задумчиво повторила девочка. Мелодия не отпускала ее.

 

* * *

– Япрак, ты сегодня играешь по-своему, – слышит девочка голос учительницы музыки. – Это импровизация?

– Учительница, можно я исполню для вас одну мелодию? – просит девчушка.

– Конечно, дорогая, я с удовольствием послушаю. Ты сама ее сочинила?

– Эта мелодия – разговор скрипки и джуры. Сочинить ее мне помогла... джура, – смутилась Япрак.

С тех пор, как у Япрак появилась учительница музыки, прошел почти год, и никогда девочка не позволяла себе отходить от музыкальных канонов: играла строго по нотам. А тут – импровизация! Впрочем, Япрак легко изучила нотную грамоту, и она смело бралась за сложные музыкальные произведения, не переставая радовать своими успехами родителей и учительницу.

Учительница села в кресло и внимательно слушала в исполнении Япрак новую, незнакомую ей мелодию. Как только девочка опустила смычок, учительница одобрительно улыбнулась ей:

– Браво, дорогая! Это очень необычная мелодия. Над ней еще нужно поработать.

– Мы обязательно с ним поработаем! – закричала счастливая Япрак.

– Кто этот загадочный «с ним», могу я узнать?

– Конечно! Это Сердар – знакомый мальчик, который, как и я, любит музыку.

– Вот что, – немного подумав, сказала учительница. – Приведи-ка ты этого мальчика на наш урок, и мы поработаем все вместе. Но вначале я поговорю об этом с твоими родителями – думаю, они не будут против!

 

Сегодня Япрак изо всех сил бежит на свою полянку в лесу. У нее хорошая новость: теперь они с Сердаром могут заниматься музыкой прямо у нее дома! Мама, конечно, не против! Япрак подпрыгивает на одной ножке, и футляр скрипки бьет ее по бедру:

– Ты зачем дерешься? Или ты меня подгоняешь, чтобы я быстрее добежала до леса? У, нетерпеливая, ты лучше посмотри, какие красивые цветочки впереди: фиолетовые, синие, а как они пахнут! Давай послушаем их музыку!

Япрак резко остановилась, футляр тут же шлепнул ее по ноге, но на этот раз она не почувствовала удара: вся обратилась в слух, замерла и закрыла глазки. Подул ветерок, и футляр снова напомнил о себе толчком в бок: очнись, нас ждут! И Япрак снова побежала.

– Привет! – взволнованно закричала она, увидев Сердара, который в нетерпении ходил взад-вперед по поляне. – А где твоя джура? Ты ее забыл?

– Нет, фея, я пришел попрощаться. Лето закончилось, и отец отправляет меня к матери, в Мардин, – угрюмо ответил Сердар.

– Мар-дин? – разочарованно протянула Япрак. – А что это?

– Какая же ты еще маленькая! Мардин – это город, в котором я родился и где я живу вместе с родителям. А на лето я приезжаю в ваш поселок вместе с отцом – помогаю ему работать! – засмеялся мальчишка. – Слушай, сыграй мне, пожалуйста, на прощание что-нибудь на твоей птичке, а я послушаю.

И сел, и закрыл глаза, приготовившись слушать, словно был уверен в том, что она обязательно исполнит его просьбу.

У Япрак почему-то защипало в глазах, и как-то странно защекотало в носу. Нет, она сыграет Сердару прощальную мелодию – она не расплачется!

Япрак медленно подняла смычок и провела им по струнам своей «птички». И та, встрепенувшись, запела свою грустную прощальную песню.

Музыка закончилась, но Сердар еще некоторое время молчал и сидел с закрытыми глазами, а потом неожиданно резко встал и сказал:

– Запомни, фея, музыка – это свобода! Так мой отец говорит. Пока ты с музыкой, а она – в тебе, тебе хорошо и вольно!

Япрак молча стояла и смотрела на Сердара.

– Ты не поняла меня, конечно, просто запомни то, что я тебе сейчас сказал, – Сердар серьезно посмотрел на девчушку.

– Ну, пока? – зачем-то спросила Япрак.

– Пока! Но я приеду снова. Через год, – без тени улыбки, совсем как взрослый, пообещал Сердар.

– А это долго: через год? – смущенно проговорила Япрак.

– Пройдет осень, потом зима, потом настанет весна, а летом я приеду!

– Так это, если считать, то раз-два-три! Раз – осень, два – зима, три – весна! Это совсем недолго! – обрадовалась девочка.

– Ну, почти так! До встречи, фея!

Сердар повернулся к ней спиной, прошел пару шагов и снова обернулся к ней:

– Запомни: музыка – это свобода!

 

 

Дом без крыши

 

Мардин-Мардин, твои жилы проросли в мою плоть и, намертво соединившись с ней, не дают забыть о тебе. Твоё сердце стучит в моих висках, в биении твоей крови я слышу музыку, она не даёт мне покоя ни днем, ни ночью. Моё спасение – моя джура: она плачет и кричит о тебе, она летит к твоим горам и зелени Месопотамии, она свободна, как и моя музыка! Музыка – это свобода! Я свободен, пока держу джуру в руках, и она связывает тебя со сною. Я не свободен от тебя, мой прекрасный город-крепость! Сквозь твоё Орлиное гнездо прошли сумеры, ассирийцы, хетты, скифы, римляне, византийцы, сельджуки. Одни разрушали, другие строили, укрепляли твои стены. Сколько императоров не смогли покорить тебя, обрушивая свой гнев на мощь твоей брони! Ты вдохновлял поэтов, – ты не даёшь покоя моей крылатой душе, и я беру в руки джуру.

В строгих силуэтах стокгольмской ратуши, в узких улицах старого города я ищу сходство с тобой, о мой Мардин, в поисках тебя брожу по Стокгольму, снедаемый тоской по тебе...

 

Но нет мне покоя: прекрасный холодный Стокгольм, расколотый морем на острова, совсем не похож на южный солнечный Мардин, чьи каменные дома, порой не имеющие крыш, ютятся на холмах и поднимаются вверх в виде открытых террас. Там жарко днем, а ночью прохлада свободно опускается на людей. Там улочки настолько узки, что превратились в ступени. И проехать по ним на автомобиле – сложная задача. И ползут по улочкам моего Мардина, как и тысячу лет назад, трудолюбивые ослики, вывозя мусор или перевозя домашний скарб.

 

И тоска накрывает меня своим черным колпаком, заставляя реже стучать моё сердце, каменею я, уходит тепло... Но бегущая по моим крепко-накрепко связанным с тобой жилам горячая кровь Орлиного гнезда, бьет в виски: я слышу твою музыку, я беру в руки джуру, – я свободен!

 

* * *

– Сердар, сыночек, в этом году ты не пойдешь в школу, – мать внимательно смотрит на Сердара, а потом, не выдержав его колкого взгляда, отводит глаза...

– Ну почему, мама?! – возмущенно кричит Сердар. – Что я буду делать?!

– Не кричи, сын, мы уезжаем.

Мать вздыхает, а по ее неспокойным глазам Сердар понимает, что узнает сейчас что-то очень важное.

– Мы покидаем Турцию и переезжаем жить в Швецию.

– Что мы там забыли? Зачем нам уезжать в Швецию!? Мы будем там мусор убирать?! – от злости у Сердара глаза налились кровью. – И почему я узнаю обо всём только сегодня? Вам все равно, что я думаю об этом и чего я хочу?!

– Успокойся, сынок, мы не знали точно, примет ли нашу семью Швеция, и заранее не хотели обсуждать это с вами, с детьми. Зачем вас тревожить, если мы с отцом долго не были уверены, что сможем переехать. И только этим летом вопрос решился.

– Этим летом! Значит, было время, а вы мне ничего не сказали! – не унимался Сердар.

– Сердар, мы и раньше говорили о том, что неплохо было бы уехать отсюда, просто ты не хотел слышать этих разговоров!

– А зачем их слышать? Ты все время жалуешься и хочешь найти место, где нам будет лучше, – сквозь зубы процедил Сердар.

– Вот и не говори, что не знал об этом! Переехать раньше мы не могли – не было подходящей возможности! – мать почти кричала.

– А что – сейчас эта возможность появилась? – с горечью в голосе переспросил Сердар.

– Ты помнишь тётю Гёнуль? Ее сын занял хорошую позицию в турецкой общине в Стокгольме, и они готовы нас приютить на первое время, пока мы не устроимся. Если же мы получим статус беженцев, нам выплатят подъемную сумму и предоставят возможность трудоустроиться.

– А я? Что я там буду делать? Я не знаю языка, я хочу учиться! – закричал Сердар.

– Не волнуйся так! Тем, кто хочет учить язык, выплачивают пособие, чтобы они спокойно учились. Потеряешь год, зато будешь жить и учиться в хороших условиях, – решительно произнесла мать.

– А мой отец? Он не сможет без работы! – Сердар все еще надеялся, что это неудачное решение и, хорошенько подумав, родители не захотят уезжать.

– Отец пройдет специальные курсы переподготовки и получит рабочее место, – спокойно продолжила мать.

– Вы уже всё решили и продумали, не посвящая нас с сестрой в ваши планы! – еще больше разозлился Сердар.

– Сердар, это единственно возможный шанс, чтобы хорошо жить и поставить вас на ноги! – спокойно и уверенно продолжила мать. – Здесь у нас нет будущего. Мы его должны построить сами! Ты сам всё понимаешь, сынок, просто не хочешь сразу согласиться. Ты обижен, что не знал об этом заранее.

– А как же музыкальный коллектив, в котором я играю? Я не могу без музыки, – горячо произнес окончательно расстроенный Сердар.

– Ты играешь на джуре, твоя сестра Зара поёт, а остальных музыкантов найдете на месте! – пытается шутить мать. – Сын тети Генуль говорил, что наша община в Стокгольме очень любит музыку, и ей наверняка пригодится такой исполнитель, как ты!

– Обойдутся без меня – я не еду с вами, а остаюсь у деда! И Зара тоже не поедет! – решительно заявил Сердар.

– Зара согласна уехать, – устало произнесла мать. – Поспи, сын, за ночь успокоишься, а утром все станет другим!

 

Хорошо сказать: поспи! К Сердару милосердный сон не шел, вернее, приходил и тут же улетал на своих быстрых крыльях. То Сердару казалось, что ему душно и кто-то давит изо всех сил ему на грудь, при этом язык немеет, и он не может произнести ни слова, чтобы крикнуть и позвать на помощь; то он летел в пропасть, и уши закладывало от высоты падения. Измученный странными видениями, мальчик решил открыть глаза и не засыпать вовсе, да тут на него навалился страх неизвестного, сдавил тисками его горло и, не зная, как справиться с этой болью, в отчаянии Сердар заплакал. Поток слез, казалось, лился из самого его сердца, но чем дольше он вытекал, тем больше ослабевали тиски, сковавшие ему горло, и, наконец, Сердар почувствовал облегчение. Всхлипнув еще пару раз, он забылся тревожным сном.

На рассвете Сердар проснулся от того, что его подушка стала мокрой и холодной. Оказывается, даже во сне он продолжал плакать.

«Хорошо, что все еще спят, – подумал он. – Можно незаметно уйти из дома».

Одеваться ему не надо – он, не переодевшись вечером, лег спать в рубашке и джинсах. Поэтому, прихватив с собой только джуру, Сердар отправился к деду.

 

– Сердар, сынок, ты что так рано? Почему у тебя такое лицо, усталое, с опухшими глазами? Что случилось? – встретил внука на террасе дед Ферхад, который просыпался ни свет ни заря и поэтому предпочитал ложиться спать прямо на террасе, практически в любую погоду.

– Я к тебе жить пришёл, – сразу выпалил Сердар.

– А где твои вещи? – спокойно уточнил дед.

– А они мне не нужны. Джура – вот все мои вещи, – угрюмо ответил внук.

– Хорошо, поживи у меня с недельку, – улыбнулся дед. – Вместе поиграем на джуре и сазе!

– Я навсегда к тебе пришёл, – заволновался Сердар. – Я с ними не поеду! Здесь ты, а значит, мой дом тоже здесь!

– Вот в чем дело, – вздохнул дед. – Дом твой, конечно, здесь и он всегда будет твоим.

– Так зачем мне куда-то ехать? Я здесь вырос, здесь мое небо, мой воздух, мой город, мой дед... – голос Сердара оборвался – слезы предательски выступили у него на глазах и, чтобы не заплакать, Сердар больно прикусил губу.

– Помнишь твоего кузена? Он тоже не хотел уезжать, плакал, хотел жить у меня. Родителям пришлось его оставить здесь, потому что им никак не удавалось уговорить его уехать. А ровно через полгода он поехал к ним на каникулы и больше не вернулся сюда. Кстати, прошло уже почти десять лет, а он так и не приехал – все дела общины, дела общины, говорит. Деловой стал!

– Я и кузен – мы разные! – обидевшись на деда за сравнение, закричал Сердар.

– Разные! Это точно, сынок, и я знаю, что ты обязательно вернешься в Мардин, непременно приедешь, хотя бы на каникулы или в отпуск, или когда я помирать буду. Ну, что ты заплакал? Я обещаю жить долго! – засмеялся дед.

– Эх, дед, я хочу свободы, а свободен я только здесь! Здесь я исполняю на своей джуре, что хочу, и делаю это, как хочу! И иду я туда, к кому зовёт меня сердце. А там? Что я буду делать там?

– Ты думаешь, свобода – это когда делаешь то, что хочешь? Нет, свобода – это когда есть возможность лучшего выбора. Сейчас ты не поймешь этого, а потом осознаешь. Кстати, вернуться сюда, когда станешь взрослым, – это тоже твоя свобода, – дед внимательно посмотрел на внука. – А я буду ждать тебя на этой террасе, в нашем доме без крыши, чтобы отогреть твоё сердце. Мы сядем здесь и заиграем на наших сазах! Вернее, играть будешь ты, а я слушать твое исполнение ...здесь или на небе, которое всегда открыто над нашим домом без крыши...

 

 

Перелетные птицы

 

Сердце Япрак радостно забилось, и она в страхе положила обе руки на грудь, пытаясь унять его бешеную скачку. Ей казалось, что сердце бьется так сильно, что его удары видны на поверхности ее блузки, и что счастье того гляди переполнит ее и вот-вот вырвется наружу: уже удары сердца слышны в горле, и Япрак невольно перехватила ладонями рот: «Стой, не выпущу! Моё счастливое сердце, усмири свой бег!»

«Нет-нет–нет! – продолжало громко стучать сердце. – Я бегу! Мне радостно и хорошо!»

«И мне! И мне!» – счастливо улыбалась Япрак.

– Меня приняли в консерваторию, и теперь я буду там учиться! – радостно закричала Япрак и с этой новостью вбежала в свой дом, где ее давно с волнением ждали родители.

– Дочка, мы все так рады за тебя! Ты много трудилась, чтобы это произошло! Это станет новой ступенью в твоей творческой жизни, – глаза матери от радости и гордости за дочь наполнились слезами.

– Япрак, милая, – отец посмотрел на дочь с нежностью: как она выросла, какой красавицей стала. – Я очень рад за тебя!

Светло-карие миндалевидные глаза Япрак в обрамлении густых ресниц всегда смотрят задумчиво и немного отстраненно – музыка звучит внутри нее и слышится ей в обыденных для человека звуках: в капели падающей воды из-под крана; в жужжании летящего шмеля; в дожде, ударившем в оконное стекло; в скрипе половицы, на которую кто-то наступил; в скрипе распахнувшейся ставни окна или двери; в шуме ветра, играющего листвой деревьев... Она обычно молчалива и сосредоточена на своих ощущениях. Но сегодня девушка вся светится, радость переполняет ее и щедро выплескивается на мать и отца.

– Япрак, милая, – продолжил отец, – мне предстоит небольшая командировка в Стокгольм. Наша фирма должна подписать контракт с одной шведской фирмой. И я хочу взять тебя с собой в эту поездку. Стокгольм – красивый город, тебе есть на что там посмотреть, и тебе наверняка понравится его «музыка»: проезжающих пароходов, разводных мостов, современных зданий. Только свободного времени у меня будет совсем немного, поэтому о твоем досуге позаботится дочь моего хорошего знакомого, который работает там в нашем посольстве. Его дочь неравнодушна к музыке, и у вас найдутся общие темы для разговоров! Я уверен, что скучать тебе не придется!

– Папа, спасибо! Думаю, мне всё будет интересно! – глаза Япрак вспыхнули от радости: да, Стокгольм и его музыка – это замечательный подарок! Она сможет и хорошо отдохнуть перед предстоящей учебой, и увидеть много нового!

 

* * *

«Где я могла видеть эти глаза, эту прорастающую в самое сердце зелень глаз? Я не была раньше в Стокгольме. Я не знаю другого человека по имени Аккурт. И разве это имя – Аккурт...»

 

– Япрак, одевайся теплее, сегодня мы посетим с тобой старую часть города! Она прекрасна! – Эмилия воодушевлена предстоящей прогулкой и готова говорить без умолку – не очень разговорчивой Япрак с ней повезло. Эмилия не любит слушать. Япрак же, наоборот – само внимание. Две девушки идеально дополнили друг друга.

«Жаль только, что иногда Эмилия мешает мне слышать музыку улиц: спешащих трамваев, щедро осыпающейся от резких порывов сентябрьского ветра листвы», – вздыхает про себя Япрак. Но и к этому маленькому «неудобству» Япрак быстро приспособилась: она сосредотачивается на городском шуме, а слова Эмилии придают ему особый ритм.

Эмилия – девушка невысокого роста, со светло-карими быстрыми глазами на удивительно подвижном лице. Когда она говорит, в артикуляции принимают участие и брови, и крылья носа, и губы, округляющиеся вдруг или стремительно ползущие уголками вверх, а иногда вытягивающиеся в длинную улыбку-лодочку. Эмилия порывиста, резка и своевольна, как и осенняя погода в Швеции, которая то порадует внезапным солнышком, и тогда воздух прогреется до весеннего тепла, а то затянет облаками и заморосит легким дождиком, заставив продрогнуть пешехода.

«Скерцо» – так порой называет Япрак Эмилию.

– Эмилия Скерцо, ты сама и есть веселая стремительная пьеса.

– Япрак, что такое это твое «скерцо»?

– «Шутка», дорогая моя, «шака» (шутка по-турецки. – авт.), – смеется Япрак.

– Ты думаешь, я не знаю? Это темп в музыке! Ты забыла, что я тоже немного знакома с музыкой! – улыбается Эмилия. – Собирайся поскорее и не забудь взять с собой плащ. Мы доедем на машине до Королевского дворца, там найдем парковку и отправимся на пешую прогулку по старому городу.

– Я уже давно готова, – отвечает Япрак. – Представляю, сколько сегодня будет музыки, если, конечно, мне что-нибудь удастся расслышать сквозь поток твоих слов!

– Обещаю периодически глубокомысленно молчать, правда, недолго! Ты мне веришь? – Эмилия улыбнулась и задорно подмигнула Япрак.

– Насчет того, что недолго, ни капли не сомневаюсь! – с готовностью кивнула головой Япрак и в ответ подмигнула девушке.

День выдался отличный – в самый раз для пешей прогулки! Сентябрьское солнышко позолотило осеннюю листву на деревьях, утром прошедший дождь умыл и без того чистые улицы, освежив их, а легкий ветерок пригладил осенние цветы на клумбах. Япрак наслаждалась видами этого северного города и отмечала про себя разнообразие его архитектуры: старинные каменные мосты, украшенные фигурками скандинавских богов, железнодорожные мосты, соединяющие островную часть с материком, деревянные постройки и контрастирующие с ними высокотехнологичные здания, линии метрополитена, музеи и современный концертный зал, выступить в котором – мечта любого музыканта... Все это было мастерски перемешано, и поэтому не вызывало диссонанса восприятия. Япрак слышала легкую мелодию города и растворилась в ней...

Из оцепенения ее, как всегда, вывел настойчивый голос Эмилии:

– Пора бы отдохнуть и перекусить! Тут неподалеку есть одно кафе с демократичными ценами. Пошли! Очень хочется стейков из лосося!

– Эмилия, но это же ресторан! – возмутилась Япрак, оказавшись на пороге стилизованного заведения.

– Молчи, привереда! Надеюсь, когда я приеду в Измир, ты не потащишь меня в самый дешевый кебаб-салон и не заставишь меня умереть от голода, так как есть там будет невозможно! – грозно вращает глазами Эмилия. – Ты знаешь, как жили викинги? Конечно, нет, потому что их уже нет! А сейчас, в этом кафе, у тебя есть прекрасная возможность посмотреть на их быт!

Интерьер ресторана похож на корабль викингов. Его мощь и старинная музыка давит на Япрак. Она нерешительно останавливается.

– Проходи быстрей, – торопит ее Эмилия. – Я так голодна, что готова съесть целую гору стейков!

Не успели они расположиться за свободным столиком, сделать заказ и приступить к трапезе, как Эмилия, приветливо кому-то махнула рукой и, оставив Япрак в одиночестве, упорхнула в другой конец зала, туда, где сидела кучка молодых людей. Пощебетав немного с ними, Эмилия вернулась за столик к Япрак.

– Да ты, похоже, завсегдатай заведения, – предположила Япрак.

– Не совсем так. Просто знакомых увидела. Они музыканты. Кстати, наши земляки, – с аппетитом надкусив стейк и прожевав кусочек, сообщила Эмилия.

Молодые люди успели пообедать и, проходя к выходу, немного задержались у столика, за которым сидели девушки. Молодежь говорила по-шведски и Япрак, кивком головы поздоровавшись с ними, продолжила прерванный их появлением обед.

«Какую же мелодию напоминает шведский язык?» – задумалась девушка и, подняв глаза на говоривших, обратила внимание на высокого блондина.

«Какие светлые волосы, – подумала Япрак, – а Эмилия сказала, что ребята тоже из Турции. Интересно, а какого цвета глаза у этого белобрысого парня?»

И в этот момент молодой человек посмотрел на нее.

«Зеленые глаза! Своей зеленью они прорастают в самое сердце, заставляя его взволнованно биться. Как неуютно!» – Япрак отвела взгляд. Какая-та тревога появилась у нее внутри, холодной змейкой, проскользнув из горла к сердцу.

– Как тебя зовут? – по-турецки спросил парень.

– Япрак, – пролепетала девушка.

– Какая маленькая птичка! А меня – Аккурт, – сначала протянул руку молодой человек, но, заметив, что девушка смущенно опустила глаза, положил руку в карман своей куртки и, улыбнувшись, направился к выходу.

Птичка... зеленые глаза... тревога Япрак всё нарастала.

– Япрак!!! Что с тобой? Ты испугалась! – Эмилия практически кричала в ухо девушки. – Очнись, ребята уже ушли.

– Кто это был? – пересохшими от волнения губами спросила девушка.

– Я же рассказала тебе об этих ребятах, а с одним из них ты даже успела познакомиться! Но если ты вдруг все позабыла с перепугу, то напомню: это мои друзья – музыканты, а парня, тебя напугавшего, зовут Аккурт. Он классно играет на сазе. У ребят своя фольклорная группа, кстати, очень популярная в Швеции! Аккурт немного резковат, но вполне симпатичный и миролюбивый, – засмеялась Эмилия.

– Почему у него такое странное имя? – недоумевает Япрак.

– Да потому, что он и сам похож на волка («курт» – волк по-турецки, Аккурт – «белый волк». – авт.). Смотри, как ребенка напугал! – во весь голос расхохоталась Эмилия.

«Где я могла видеть эти глаза, эту прорастающую в самое сердце зелень глаз? Я не была раньше в Стокгольме. Я не знаю другого человека по имени Аккурт. И разве это имя – Аккурт...»

 

– Я хочу услышать музыку в их исполнении, – задумчиво произнесла Япрак.

– О, это очень просто. Я дам тебе их диск. Он как раз лежит у меня в машине. Все забываю забрать его домой. Хотя мне дома совершенно некогда слушать музыку: я там бываю только рано утром или поздно вечером, а шуметь в это время никак нельзя. Я же, вот беда, совершенно не воспринимаю музыку, когда она звучит тихо! А ребята к тому же исполняют народную музыку в современной обработке. Аккурт сам занимается аранжировкой, а иногда и пишет новые мелодии. Вот и приходится наслаждаться их музыкой прямо в машине! – развеселилась Япрак.

– Спасибо, – думая о своем, протянула Япрак. – Послушаю диск у себя в номере. Мне нужно сосредоточиться, настроиться на восприятие новых мелодий.

Япрак захотелось побыть одной – ее встревожила встреча с молодым человеком, и она хотела понять, почему, а для этого нужно было собраться с мыслями и остаться без Эмилии, которая не умолкая болтает. Поэтому она произнесла:

– Извини, Эмилия. Похоже, сейчас мне лучше вернуться в гостиницу.

– А я-то надеялась, что мы с тобой еще прогуляемся! В Стокгольме столько всего нужно посмотреть. Ты не забыла, что уезжаешь через два дня, а этого срока чрезвычайно мало, чтобы осмотреть наш город! – брови Эмилии вопросительно поползли вверх, смешно соединившись домиком над переносицей. – Понимаю– понимаю, композитор-ханым («ханым» – вежливое обращение к женщине у турок. – Авт.) нуждается в отдыхе, чтобы потом написать очередной шедевр, поэтому смиренно везу ее в отель.

– Эмилия, завтра обязательно погуляем подольше. Обещаю! – умоляюще посмотрела на подругу Япрак.

 

Вернувшись в номер отеля и оставшись одна, Япрак взяла в руки диск. Название группы ни о чем ей не говорило. А вот название диска: «Музыка – это свобода!», – заставило ее задуматься в очередной раз. Что-то смутное и давно знакомое, услышанное ей от кого-то. Впрочем, это так банально – она и сама это всегда знала...

 

Япрак в нетерпении поставила диск. Она и сама никак не может понять, почему она так спешит и что надеется услышать? Какую загадку она пытается разгадать, и почему это стало так важно для нее?

«Интересная музыка, необычное исполнение. Девушка хорошо, чисто поёт. Вот только саз… его мелодия тревожит меня, ведет за собой, приглашая последовать куда-то далеко, туда, где тепло, и светлое небо, где горы, о которые разбиваются его звуки, и он летит дальше, возможно, в детство...»

....и рассыпалась Джура музыкой капель. И упали капли дождя на землю. Проросли травами и цветами: как хорошо, как ароматно, как свободно! Налетел ветерок, и полетели лепестки цветов по небу. Покружатся семена-лепестки и опять опустятся на землю, и прорастут новыми цветами. И вот уже джура парит под облаками, но, соскучившись по земле, опускается в ее объятия...

– Алло, Эмилия, мне необходимо срочно попасть на репетицию этой группы, – Япрак схватила телефон и, набрав номер Эмилии, кричала ей в трубку. – Это очень срочно! Очень!!!

– Что, прямо сейчас, на ночь глядя? – засмеялась Эмилия. – Да что случилось-то? Ты хочешь устроиться работать в их группу?

– Почти угадала! – серьезно проговорила Япрак.

– Хорошо, завтра поговорю с Аккуртом и постараюсь составить тебе протекцию! Да не волнуйся ты так! На репетицию ты точно попадешь – остальное будет зависеть от тебя, твоих способностей, конечно!

 

* * *

– Они что, репетируют в подвальном помещении? – удивилась Япрак, когда на следующий день они вдвоем с Эмилией пришли на репетицию группы.

– Почему это так тебя удивляет? В нашем городе нельзя беспокоить соседей, свободных помещений не так много и подобрать подходящее – задача совсем не из легких, – ухмыльнулась Эмилия. – Сядем здесь. Отсюда и видно, и слышно хорошо.

На импровизированной сцене собрались почти все участники группы – не видно только Аккурта. Пока его ждут музыканты, молоденькая девушка распевается.

– Это Зара – сестра Аккурта, – шепнула Эмилия Япрак, показывая на девушку. – У нее голос как у соловья!

– Да-да, я уже слышала ее голос. Ты мне дала их диск, – нетерпеливо качнула головой Япрак. – А где же Аккурт, он всегда опаздывает?

– Не знаю, как всегда, но сегодня – очевидно, что опаздывает. Видимо, ему по дороге встретилось Вдохновение! – улыбнулась Эмилия.

– А вот и он! – обрадовалась Япрак, увидев, как на сцене появился блондин, которого все ждали, в том числе и она.

Аккурт, кивнув музыкантам и не посмотрев в зал, взял в руки саз и ударил по струнам. Вслед за сазом вступили флейта и барабан. Вдруг вспорхнул соловей – это запела Зара.

– Что ты делаешь? – удивилась Эмилия, заметив, что Япрак достала скрипку. – Зачем тебе сейчас скрипка?

– Я тоже буду играть! – и Япрак взмахнула смычком.

Скрипка протяжно вздохнула – я здесь! Полетим вместе, туда, где волна ласкает волну, где ветер трепет пышную крону деревьев и нежно гладит виноградную лозу, где цветок радуется солнцу и бабочке, а птица свободно парит в бирюзовом небе.

Аккурт вдруг опустил саз и громко, на весь зал, спросил:

– Фея?!

  

Дед Ферхад

 

– Дочка, посмотри, кто там в дверь стучится, – Ферхад-бей, дремавший в кресле, приоткрыл глаза.

– Дедушка, а говоришь, что плохо слышишь! – улыбнулась Берна – дочь соседки, которая иногда забегала к старику, чтобы похлопотать по хозяйству.

– Ушами – плохо, а сердцем – чутко, – совершенно серьезно ответил дед.

– Ферхад-амджа (дядя по-турецки. – авт.)! Не поверите! Это Сердар! – закричала Берна, открыв дверь нежданному гостю. – Это наш Сердар!

– О, Аллах, радость-то какая! Веди его скорей ко мне.

Морщинистое лицо деда осветилось улыбкой, а уголки подслеповатых глаз вдруг увлажнились.

– Дед, родной, дождался и ведь совсем не изменился, – поцеловал руку деда Сердар, а затем приложил ее ко лбу. (На востоке в знак высокого уважения принято, поцеловав руку старшему, потом дважды приложить ее ко лбу. – авт.).

– А про тебя такого не скажешь, сынок, возмужал-то как! Настоящий Аккурт, – голос старика дрогнул. – Садись, дорогой! Я так тебе рад! Как мать, как отец, а наша маленькая Зара?

– Всё хорошо, дед! Отец работает, мама хлопочет по хозяйству. Все здоровы, а это главное. А Зара уже совсем не малышка – замуж собралась. Парень надежный, из наших.

– Выросла детка, моя красавица, жаль, что не увижу ее свадьбы... Ну а ты, Сердар, встретил свою птичку? – внимательно посмотрел на Сердара дед.

– Ты и об этом знаешь? – покраснел Сердар.

– Э, сынок, у меня сердце всё слышит и видит, раз глаза подводят и уши, а сердце – оно стало чутким и не ошибается – вот и знаю всё! – рассмеялся дед.

– Она, моя птичка, еще учится. Но мы решили обручиться.

– Это хорошая новость. А что с твоей свободой, нашёл её там?

– Конечно, дедушка, – уверенно ответил Сердар.

– Вот и славно, вот и хорошо… – дед сделал паузу, опустил глаза, посмотрел на свои руки, морщинистые, изрезанные красно-синим клубком вен и тонких капилляров, с островками коричневых пятен, будто именно там пытался найти ответ на самый важный вопрос, глубоко вздохнул и, прикрыв глаза, продолжил:

– Почему в молодости мы с упоением говорим о свободе, пытаемся ее обрести? Часто теперь думаю об этом, вспоминаю свою жизнь, свою молодость. Ты не смотри, что я теперь старый да неповоротливый, когда-то я, как и ты, бегал и прыгал, да шишки набивал в погоне за свободой! Думал-думал и вот что надумал старый дед: пока мы молоды, энергичны и ищем свой путь, обретение свободы нам кажется самой важной задачей. Повзрослев и немного укоротив крылья, начинаем понимать, что желаемая нами свобода относительна. Мы не можем не испытывать чувств, не можем не иметь желаний, у нас появляется всё больше обязанностей, ответственности – а это уже ограничения той свободы, к который мы стремились всей душой...

– Не пойму, дед, что ты на этот раз мне хочешь объяснить? Ты ведь сам говорил мне когда-то, что свобода – это возможность лучшего выбора, – удивился Сердар.

– А ты не горячись. Слушай, что слепой и глухой дед надумал, – хитро улыбнулся в бороду Ферхад-деде, – пока у меня язык ворочается и складывает буквы в слова. Ты любишь музыку? Ты болен ей, и она тебя не отпускает. Берёт тебя в добровольное рабство, но ты волен сочинять и исполнять ее так, как ты хочешь, правда, по нотам. Видишь, сынок, твоя свобода уже с ограничениями. Ты уехал из Мардина, но кровь города проникла в твои жилы и зовёт тебя так, что сердце твоё рвется обратно. Ты свободен сделать выбор: приехать или нет, и ты выбираешь второе, но вскоре заспешишь в Стокгольм – твоей группе придется сложно без тебя, а ты не сможешь их оставить. Это уже обязанности: не бросить, не предать. И так во всём. Чем больше будет свободы, тем меньше останется в тебе жизни. Не удивляйся, пожалуйста, и не воспринимай серьёзно мои слова... Я теперь и вижу плохо, и слышу неважно, да и мыслю странно: вместе со старостью только и почувствовал приближение этой всепобеждающей свободы...Что-то я слишком разговорился сегодня с тобой, замучил тебя своими размышлениями старческими. От радости, наверное, что дождался тебя. Устал, пора прилечь. Принеси-ка плед, накрой меня. Старая кровь не спешит бежать по телу, согревая его. Еще немного посидим на террасе, пока совсем не стало прохладно. Апрель теплыми вечерами не балует. А ты, сынок, сыграй мне на сазе. Я сам давно не брал его в руки: пальцы корявые не слушаются. Если вдруг вздремну, не сердись: ко мне и сон теперь приходит, когда сам захочет.

Старик откинулся на подушки и приготовился слушать. Сердар достал саз, перебрал струны и... рассыпался саз музыкой капель. И упали капли дождя на землю. Проросли травами и цветами: как хорошо, как ароматно, как свободно! Налетел ветерок, и полетели лепестки цветов по небу. Покружатся семена– лепестки в своем танце и опять опустятся на землю, и прорастут новыми цветами. И вот уже саз парит под облаками, но, соскучившись по земле, опускается в ее объятия...

И устремился старик навстречу своей свободе, понесся на быстрых крыльях...

 

 

Сделка и зелёное кольцо

 

– Япрак, – отец смотрел на дочь непривычно строго, его губы были поджаты и немного побелели, кажется, что ему с трудом давались слова, и он тщательно их подбирал, прежде чем произнести следующую фразу. – Я старался поддерживать все твои желания и активно участвовал в твоей жизни. Ты росла вдумчивым и разумным ребенком, а я, как мог, помогал тебе развивать твои способности. Но сейчас ты хочешь от меня того, что я не в силах одобрить и с чем я никак не могу согласиться: ты не должна думать о замужестве на пороге образования!

– Мы просто хотим обручиться, отец, почему ты этого не хочешь понять? – в глазах Япрак недоумение: отец, всегда хорошо понимающий ее желания, чутко реагирующий на них, сейчас абсолютно глух к ее чувствам! – Я буду продолжать учиться здесь, а Сердар – работать в Стокгольме!

– Так и продолжайте это делать: ты – учиться, а он – работать. Зачем нужно обязательно обручаться? Что это даст вам сейчас? А вот когда ты окончишь консерваторию и получишь специальность, тогда ты сможешь принимать серьезные решения! Да и твой избранник к тому времени проверит надежность своих чувств. Тогда-то и стоит поговорить о замужестве и дальнейших планах на жизнь! – отец стиснул зубы так, что заходили желваки: еще немного, и он сорвётся на крик.

– Я поняла, отец: ты просто не хочешь, чтобы Сердар стал моим мужем, – глаза Япрак увлажнились – она готова расплакаться от отчаяния: отец совсем ее не слышит!

– Я считаю, что принимать такие решения нужно обдуманно. Вы встретились там, где никак не ожидали увидеть друг друга, прошло столько лет, и вам показалось, что вы не сможете теперь расстаться! Дорогая дочка, это называется радостью встречи через много лет, а отнюдь не предначертанностью друг другу. Любовь – это совсем другое. Это и ответственность за свои поступки, в конце концов! А пожениться вы всегда успеете. Твой Сердар, если любит, дождется тебя и без обручения.

Отец, хлопнув дверью, решительно вышел из комнаты дочери.

 

– Кемаль, зачем ты с ней так грубо? – бросилась ему навстречу жена. – Девочка сгоряча может наделать каких-нибудь глупостей.

– Я был слишком мягок с Япрак и всегда потакал ее желаниям. Видимо, поэтому она решила, что все ее безумные планы я буду поддерживать! Сейчас она просто обижена на меня – я ее не поддержал. И пускай она не хочет услышать меня сейчас – подумав, она обязательно поймет, как я был прав! Я очень люблю свою дочь и не хочу, чтобы она страдала впоследствии, согласившись на этот странный брак. А если она не поймет моего желания помешать ей совершить роковую ошибку, в любом случае со временем страсти поутихнут. Пока она будет учиться, воды много утечёт.

– Но Сердар... – попыталась защитить парня мать девушки.

– Я устал и уже всё сказал, что было нужно. Время покажет. Пусть дочь учится, – Кемаль, отвернувшись от жены, вышел из дома. Он торопился уйти на работу. Означало это только одно – разговор окончен, и возвращаться к нему не имеет никакого смысла.

Нилюфер не в первый раз сталкивалась с решительностью Кемаля и знала, что возражать бесполезно. Конечно, с дочерью Кемаль всегда был мягок – только не сегодня. Но ведь и повод слишком серьезный – будущее их дочери. Видимо, он прав: Япрак еще слишком мала, чтобы принимать такие серьезные решения. Она практически не знает жизни и живёт только своей музыкой.

«Попробую успокоить дочь», – Нилюфер подошла к двери комнаты Япрак и услышала тихий плач скрипки:

«Где я видела эти глаза? Эту прорастающую в самое сердце зелень глаз? И зачем я упала в этот зеленый омут, позволив изумруду поселиться в сердце моём, а он оставил в нем лишь тоску и грусть? Почему птичка не полетела в небо, зачем ее продолжает манить изумруд листьев и трав, и она доверчиво присела на веточку дерева, прижавшись к его спасительной кроне?»

– Япрак, дочка, я хочу с тобой поговорить, – Нилюфер давно стояла за дверью комнаты дочери и дожидалась, когда затихнет плач скрипки, чтобы потом постучаться к ней.

– Мама, отец мне уже всё сказал, – Япрак быстро смахнула слезы и вытерла платочком нос.

– Я хочу немного посидеть с тобой, милая, – мать быстро вошла в комнату и обняла Япрак за плечи. – Ты такая красавица стала! А как ты сейчас играла! Очень грустная мелодия, мне показалось даже, что твоя птичка плакала. Знаешь, когда я была немного моложе тебя, я тоже влюбилась и хотела обручиться, но мои родители не поддержали меня в этом желании.

Япрак удивленно и недоверчиво посмотрела на мать:

– Ты это только что придумала, мама, чтобы утешить меня?

– Нет, Япрак, раньше просто не было необходимости тебе об этом рассказывать. Мой отец – твой дед – не любил семью твоего отца, считал, что они слишком любят деньги и весьма грубы в общении. И что же, несмотря на то, что вначале он был против нашего брака, мы все равно обручились, правда, не сразу – пришлось ждать почти пять лет. Но потом мы все равно поженились. И живем счастливо, и с дедушкой видимся, и мужчины со временем наладили между собой теплые отношения.

– Я понимаю, мама, ты предлагаешь мне подождать. И это то же самое, что и сказал мне отец. Я, конечно, буду ждать! Но это так тяжело, когда любимый далеко от тебя и живёт в другой стране, – вздохнула Япрак.

– Если он любит тебя по-настоящему, то тебе нечего бояться, а если нет – нужно ли доверять ему свою жизнь и бежать за ним по первому зову?

– Эх, мама, ты все правильно говоришь, но когда любишь, правильно думать не получается.

– Я доверяю тебе, дочь, а время поможет вам с Сердаром разобраться в своих чувствах.

 

* * *

– Почему ты сегодня грустишь, фея? – Сердар обеими ладонями схватил лицо Япрак и приблизил к свои глазам, словно пытаясь прочитать ответ в ее сердце. – Ты сомневаешься во мне, не любишь меня?

Япрак, не выдержав взгляда его зеленых глаз, опустила ресницы:

– Люблю, и ты это знаешь!

– Что же случилось с тобой? Я это чувствую: что-то произошло, о чем я еще не знаю, и эта грусть в тебе... – пытливо смотрит в глаза любимой Сердар. – Ты вся сегодня – грустная мелодия...

«Где я видела эти глаза? Эту прорастающую в самое сердце зелень глаз? И зачем я упала в этот зеленый омут, позволив изумруду поселиться в сердце моём, а он оставил в нем лишь тоску и грусть? Почему птичка не полетела в небо, зачем ее продолжает манить изумруд листьев и трав, и она доверчиво села на веточку дерева, прижавшись к его спасительной кроне?»

– Кажется, я понял, твои родители против нашей помолвки, да? Я угадал? – грустно улыбнулся Сердар.

Япрак кивнула головой и с надеждой посмотрела на Сердара:

– Я хочу сбежать с тобой!

Глаза Япрак вспыхнули подобно черным бриллиантам, поймавшим луч надежды.

– Мне не нужна такая жертва от тебя, – решительно закачал головой Сердар, и изумруд его глаз поглотила болотная трясина. – Твой отец помнит меня сыном садовника и поэтому боится доверить мне тебя. Наверное, я могу его понять, пытаюсь... Но я не хочу, чтобы, поддавшись чувству, ты сбежала со мной, а твой отец проклял меня. Я хочу, чтобы он стал доверять мне, и я добьюсь этого!

– Ты отказываешься от меня?! Ты меня не любишь! – из глаз Япрак хлынули слёзы. Она разочарованно отпрянула от Сердара.

– Я не хочу того, чтобы наша жизнь начиналась с ненависти твоих родителей ко мне, Япрак! Ты их единственная дочь, а я так сильно люблю тебя, что обязательно добьюсь их согласия на наш брак.

– А если нет! – закричала Япрак.

– Они хотят, чтобы ты была счастлива, и я хочу того же. Они поймут серьезность моих намерений и чистоту помыслов – не смогут не понять! – Сердар ударил себя кулаком в грудь:

– Здесь бьется мое сердце, и оно любит тебя и музыку, а там, – Сердар положил руку на грудь Япрак, – бьется твое сердце, и оно тоже любит меня и музыку. А значит, нам суждено быть вместе... А если нет, – немного помедлил Сердар, – если нет, я пойду против воли твоего отца, и мы поженимся в Стокгольме! Возьми это, Япрак.

Сердар протянул девушке тоненькое колечко с темно-зеленым камешком.

– Что это? – как завороженная, смотрела Япрак на камень – омут, зеленый омут, который захватил ее и не отпускал от себя!

– Это тебе. Это не просто подарок: камешек в кольце будет оберегать тебя от неприятностей и напоминать обо мне. Надень его на свой пальчик и не снимай никогда!

– О, да, – сквозь слёзы улыбнулась девушка. – У него тоже зелёный глаз! А колечко – в самый раз, словно для меня было сделано.

 

А накануне их встречи в номере Сердара раздался неожиданный телефонный звонок:

– Алло!

– Сердар, это Кемаль-бей. Послушай, дорогой, я ничего не имею лично против тебя или твоей семьи, поверь, но моя дочь, Япрак – маленькая избалованная девочка, которой мы всегда потакали. Она любит музыку и тебя в ней. Она неспособна стать тебе опорой и нести груз твоих забот. Послушай, ты совершил длинное путешествие в Измир, и я готов оплатить все твои расходы, связанные с этой поездкой, и могу хорошо вознаградить тебя. Но только с одним условием: ты исчезнешь из жизни моей дочери...

 

«Где я видела эти глаза? Эту прорастающую в самое сердце зелень глаз? И зачем я упала в этот зеленый омут, позволив изумруду поселиться в сердце моём, а он оставил в нем лишь тоску и грусть? Почему птичка не полетела в небо, зачем ее продолжает манить изумруд листьев и трав, и она доверчиво села на веточку дерева, прижавшись к его спасительной кроне?»

 

 

Финал

 

Две мятно-зеленые звёздочки с надеждою смотрят на мир. Возьму их в ладони я ласково – накроет меня волна нежности, укрою теплом их – и радостно стучит мое сердце в груди. Прижму их к себе – зацелую, до боли, до спазма в гортани, неистово, до исступленья. Вдруг вырастут крылья – расправлю и смело взлечу в поднебесье, тебя прижимая к груди! Закружимся в медленном танце. Посмотрим на мир изумленный от радости нашей негромкой. Опустимся плавно на землю – тебя я прикрою собой. И руки мои будут нежно, нежнее пера голубицы, тебя согревать, моя мята – их нежность прибудет с тобой. Глаза мои будут с волненьем, с любовью ни с чем несравнимой, лететь за тобой, моя птица – забота прибудет с тобой. Дыханье моё отогреет тебя от недоброго взгляда, от грубости и от корысти – защита прибудет с тобой...

 

– Ну где же Сердар? Почему он опаздывает? – Япрак беспомощно посмотрела на мать.

– Милая, он уже едет. Сегодня у группы выступление. Билеты все проданы – концерт отменить не удалось, и Заре придется заканчивать концерт без Сердара.

– Мама, поехали, я больше не могу ждать. Позвони скорее Сердару и скажи ему, чтобы он сразу ехал в больницу!

Отец в это время вызвал такси, и они отправились в больницу. Сердар примчался туда чуть позже, когда Япрак уже увезли в операционную.

– Не успел, не успел поцеловать ее! – расстроенный Сердар метался по коридору больницы. – Когда же это закончится? Почему так долго?

– Надо уметь ждать, – пытался успокоить его тесть, хотя и сам постоянно выбегал покурить на улицу.

И тут тишину больницы нарушил громкий и настойчивый крик младенца.

– Какой музыкальный плач! Это мне что-то напоминает, – сквозь слёзы улыбнулась Нилюфер, – слава Аллаху, все позади!

Через несколько минут медсестра вынесла кричащий сверток и передала его Сердару. Тот неловко прижал его к себе, от чего на секунду замолчавший малыш, закричал еще громче.

– Сердар, дай мне! – аккуратно взяла младенца из рук Сердара Нилюфер. – Девочка! А какие у нее светло-зеленые глазки. Посмотри, Сердар, изумрудинки нашей красавицы очень напоминают твои глаза.

– Девочка… – изумленно произнес Сердар.

– А ты что думал, только мальчики на свет появляются? За мальчиком придется отправиться в другой раз! – засмеялся Кемаль бей. – Пора бы нам в палату к Япрак наведаться, ее уже должны были привести из операционной.

 

– Мама, как дочка? С ней все в порядке? Все пальчики на месте? Вы проверили? – бледная Япрак посмотрела с волнением на вошедших к ней в палату.

– Не волнуйся, дорогая, тебе нужно больше отдыхать, чтобы поскорее восстановиться. А дочка твоя – она прекрасна. – Нилюфер обняла Япрак, попытавшуюся приподняться на кровати, чтобы увидеть свою дочь.

– Дайте же мне ее! – Япрак протянула руки и взяла девочку, нежно посмотрела в ее лицо, поцеловала в лобик.

– Зеленые глазки, ах, эти зеленые глазки... – радостно улыбнулась Япрак.

 

Две мятно-зеленые звёздочки с надеждою смотрят на мир. Возьму их в ладони я ласково – накроет меня волна нежности, укрою теплом их – и радостно стучит мое сердце в груди. Прижму их к себе – зацелую, до боли, до спазма в гортани, неистово, до исступленья. Вдруг вырастут крылья – расправлю и смело взлечу в поднебесье, тебя прижимая к груди! Закружимся в медленном танце. Посмотрим на мир изумленный от радости нашей негромкой. Опустимся плавно на землю – тебя я прикрою собой. И руки мои будут нежно, нежнее пера голубицы, тебя согревать, моя мята – их нежность прибудет с тобой. Глаза мои будут с волненьем, с любовью ни с чем несравнимой, лететь за тобой, моя птица – забота прибудет с тобой. Дыханье моё отогреет тебя от недоброго взгляда, от грубости и от корысти – защита прибудет с тобой...

 

* * *

– А если б он согласился, ты на самом деле дал бы ему денег, Кемаль? – с ужасом посмотрела на мужа Нилюфер, когда он рассказал ей о своем предложении Сердару.

– Нет, конечно, иначе бы он мог шантажировать меня впоследствии. Это была проверка, Нилюфер, простая проверка.

– Что же он тебе ответил? Бедный мальчик, – вздохнула Нилюфер и тут же подумала о дочери, которая ни о чем не подозревала: «Бедные дети!»

– Он ответил мне, что обязательно вернётся, потому что любит Япрак, и мне придётся с этим смириться. Представляешь, удивил, – засмеялся Кемаль.

– И ты меня тоже очень удивил... – Нилюфер внимательно посмотрела на мужа. Под ее взглядом он, слегка смутившись, произнес:

– Не мог же я доверить свою дочь проходимцу, свою единственную и горячо любимую дочь отдать в руки абсолютно незнакомого человека. Я – отец, Нилюфер, а это ко многому обязывает!

Нилюфер тут же заглянула в комнату дочери – после разговора с мужем ей было неспокойно на душе.

Япрак сидела на диване, скрипка лежала перед ней, а она внимательно рассматривала свою руку.

– Япрак, а что у тебя за колечко на пальце? Покажи-ка мне, – мать взяла девушку за руку. – Какой зеленый камень!

– Мама, это полечко подарил мне Сердар, как обещание, что мы будем вместе, и это обязательно произойдет. А сейчас мне нужно заниматься. У меня экзамен скоро, – Япрак взялась за скрипку, которая лежала рядом.

– Конечно-конечно, я уже ухожу! – Нилюфер улыбнулась своим мыслям: «Какой упрямец! А может, мне и нужен такой зять? А что, Япрак и Сердар – оба любят музыку, моя дочь очень романтичная натура и совсем не знает жизни, а Сердар, наоборот, самостоятельный и всего добился сам. Япрак рассказывала, что у него в Швеции своя группа и довольно популярная. Не пропадёт с ним наша Птичка! Только осталось еще одному упрямцу внушить это обстоятельство!» – рассмеялась Нилюфер.

– Мама, ты меня отвлекаешь! – послышался недовольный голос Япрак.

– А ты дверь закрой, детка!

 

Все эти воспоминания ураганом пронеслись в голове у Нилюфер, пока она смотрела на свою счастливую дочь и притихшего зятя, не отрывающего глаз от своей маленькой зеленоглазой дочки. Она улыбнулась своим мыслям:

«Хорошо, что Япрак не узнала о телефонном разговоре отца с Сердаром, потому что могла бы обидеться и не понять отца в тот момент. Как давно это было, и как быстро время пролетело! Япрак окончила консерваторию, а тут и Сердар вернулся. Отец уже не возражал против их брака, и они поженились. А потом дети стали вместе выступать в Швеции, пока не забеременела Япрак... Теперь у нас есть маленькая звездочка, которая подрастет немного, и Япрак опять сможет взяться за смычок. А там, глядишь, и внучка заиграет на каком-нибудь инструменте – семья-то музыкальная! И будут у нас две Птички и джура, вернее, две Птички и Саз!»