Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 137




СЕГОДНЯ О ВОЙНЕ

 « – Ты слышала, что в Ленинграде людоед? – Об этом все говорят... Он выше обычного человека, ходит в грязной шубе и старый совсем, долго живет, наверное. Веков пять. Или, может, шесть», – так говорят между собой мальчик и девочка… в блокадном Ленинграде. Сколько уже написано об этом страшном периоде Великой Отечественной. Но снова и снова писатели возвращаются к этой теме. Что заставляет сегодняшних молодых драматургов думать о том времени, проживать жизнь тех людей, ставить себя на их место? Ведь когда о ком-то пишешь, становишься им. Думаю, что толкает их на это поиск вечных смыслов. Только в такие моменты судьбы, когда всё обострено, когда между жизнь и смертью грань еле заметна, именно тогда человек понимает, что важнее – тело или душа, хлеб по карточкам или хлеб насущный. И что для нас – хлеб насущный. И взрослому на это отвечает ребенок…

Надежда Воробьева и Кирилл Журенков взглянули на то далекое время глазами ленинградских детей. Премьера пьесы состоялась в канун Дня победы на ю-туб-канале «МХАТ говорит» в программе «Цеха драматургов»: «Лучшие тридцать пьес за последние тридцать лет». Режиссер – Грета Шушчевичуте – смогла сделать из простого он-лайн формата целое кино. Найдите время посмотреть – зарождается новое направление видео-театра.

Иногда в мире сказки можно заблудиться. Десятилетний Юра живет с дедом в блокадном Ленинграде и бежит от жестокой реальности в свои фантазии. Там на званный ужин могут прийти не только призраки родных, но и кое-кто пострашнее. Когда в городе появляются слухи о людоеде, Юра понимает, что знаком с ним… А дальше – читайте! Особенно – режиссеры и худруки театров. Эта рубрика – для вас. Вот современная драматургия, которой, как многие считают, нет. Есть она

Елена Исаева

 

Надежда ВОРОБЬЕВА, Кирилл ЖУРЕНКОВ

Foto 1

 

 

Надежда ВОРОБЬЕВА

 

Драматург, киносценарист. Окончила МПГУ, ВГИК. Стихи и проза публиковались в журнале «Юность», газете «Московская правда». Работает в соавторстве с К. Журенковым. Совместно с соавтором лауреат питчинга дебютантов ММКФ, премии «Лучезарный ангел», кинофестиваля «17 мгновений…» имени Вячеслава Тихонова, мкф MIRFF (Испания). Автор сценариев к телесериалам «Следователь Тихонов» (реж. С. Снежкин), «Демон революции» (реж. В. Хотиненко), фильмам «Девятая» (реж. Н. Хомерики), «Ленин. Неизбежность» (реж. В. Хотиненко) и др.

 

Кирилл ЖУРЕНКОВ

 

Драматург, киносценарист. Окончил МГУ, ВГИК (сценарно-киноведческий факультет). Дебют в театре – мини-пьеса «Мой папа – Кларк Гейбл» (читка в рамках проекта «Премьера.txt»). Автор детских рассказов (опубликованы в "НГ: Ex Libris"). Лауреат питчинга дебютантов ММКФ, премии «Лучезарный ангел», кинофестиваля «17 мгновений…» имени Вячеслава Тихонова, мкф MIRFF (Испания). Автор сценариев к фильмам и телесериалам «Следователь Тихонов» (реж. С. Снежкин), «Демон революции» (реж. В. Хотиненко), «Девятая» (реж. Н. Хомерики), «Ленин. Неизбежность» (реж. В. Хотиненко) и др.

 

 

ЛЮДОЕД

Пьеса в трех действиях

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

 

ЮРА,  мальчик 10 лет, худой, с темными живыми глазами

ДЕД ЮРЫ, он же  ЛЮДОЕД,  старик 65-70 лет, профессор, худой, изможденный

ЗОЯ, девочка 10 лет, соседка Юры, болезненного вида

МУЖЧИНА В ШАПКЕ, худощавый, 30 лет, покупатель книг

ПЛЕННЫЙ ФИНСКИЙ СОЛДАТ, он же ОХОТНИК, мужчина 30-35 лет

 

Ленинград. Февраль, 1942 год.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Большая ленинградская квартира. Стол в половину гостиной, старый буфет с оторванными дверками, большая жестяная ванная за ширмой и ведро. На стене – старые часы с боем. Еще стоит буржуйка, труба которой выведена в форточку. Само окно заклеено крест-накрест – от бомбежки.

В глубине сцены двор: обвалившаяся кирпичная кладка, разбитый маскарон с рогатой рожей фавна. В центре – качели, на которых качается девочка, они сильно скрипят. Раздается вой сирены, девочка соскакивает и убегает.

В гостиной на кровати сидит ЮРА, одетый в пальто и  повязанный в старую шаль. Юра листает большой альбом живописи, малые голландцы. Он поднимает голову, прислушиваясь к сирене, но она затихает. Юра возвращается к своему занятию: внимательно рассматривает каждую картинку, нюхает ее, пытается облизнуть языком.

ЮРА. Виллем Хеда, завтрак с крабом…

Юра подносит альбом к лицу, вдыхает, переворачивает страницу.

ЮРА. Питер Класс, черничный пирог…

Юра снова перелистывает страницу.

ЮРА. Хэм Ян. Плоды и ваза с цветами.

Юра снова переворачивает страницу.

ЮРА. Клара Петерс. Натюрморт с сыром и хлебом.

На этой репродукции Юра останавливается дольше всего. Наконец Юра подносит ее к лицу и начинает облизывать страницу.

Кто-то открывает в прихожей дверь. Щелкнул замок.

Юра словно преступник, которого вот-вот застанут за воровством, спрыгивает с кровати и начинает озираться по сторонам. В эту самую секунду в комнату входит ДЕД.

Дед подходит к Юре, останавливается напротив него, с подозрением смотрит на внука, потом переводит взгляд на книгу в юриной руке. И резко отнимает у Юры альбом.

ДЕД.  Юра, я же сказал, эту книгу брать нельзя! Ты ее испортишь. И так истрепалась старая, вон корешок мятый.

Дед гладит книгу рукой, относит к буфету и ставит на полку, туда, куда Юра не смог дотянуться. Потом подходит к стене, с выгоревшими обоями, на которых грифельным карандашом нарисован календарь на 42-ой год. Дед зачеркивает число «12» в столбике февраль.

ДЕД . (сухо кашляет) Все, 12-ое прошло. Сегодня на Мойке встретил чудика знакомого, голландцев просил продать. Люди с ума посходили. Война, голод, а им голландцы.

Дед возвращается к буфету, снова берет в руки книгу, взвешивает ее в руках, будто определяет тяжесть. 

ДЕД. Дешево не отдам. Издание старое, большая редкость. Мейрхольд мне подарил. Видел надпись?

ЮРА. Да видел я эту надпись сто раз.

ДЕД. Видел он. А перевести можешь? Что здесь написано, понимаешь?

Юра молчит. Дед смотрит на надпись на титульном листе альбома.

ДЕД. Это латынь. Ars alit artificem. Искусство кормит творца.  А это (хлопает по альбому) Великое искусство!? Ясно тебе?

ЮРА. Ясно.

ДЕД. Ничего тебе не ясно, дурак ты еще.

Дед смотрит в свое отражение в зеркале на стене. Из зеркала на деда смотрит изможденный, бородатый старик в оборванной шубе и сломанных очках.

ПАУЗА

ДЕД. А ну-ка пошли. Ты еще не мылся.

ЮРА. Дед, ну может не сегодня, может завтра. А, дед?

Дед отвешивает Юре подзатыльник, одной рукой берет его за ухо и тащит к цинковой ванне. Юра вырывается, но дед ловит его.

ДЕД. Раздевайся, раздевайся.

Юра медленно снимает с себя пальто, шаль, штаны и рубашку. Вдруг снова рванул, дед его удерживает и сам срывает с Юры одежду, а затем подталкивает к ванной. Юра залезает в ванну и встает там, чуть сгорбившись, скрестив руки на груди.

Дед всучает ему мыло, затем пододвигает железное ведро, стоящее здесь же, с трудом приподнимает его. Покачнулся. С грохотом, чуть не роняя, ставит ведро обратно, на пол. Садится на край ванны, отдыхает, затем, собравшись с силами, берет ковш, зачерпывает воды и льет на Юру. Юра пытается увернуться, но вода попадает на него, Юра начинает дрожать.

ДЕД. А мыло тебе зачем? Забыл? Это ги-ги-е-на!

Юра начинает быстро, дрожа, намыливаться.

ДЕД. Ты что молчишь, ну?

ЮРА. (шепотом) Мне не холодно. Я не боюсь холода. Не боюсь, не боюсь, не боюсь. 

ДЕД. Продолжай.

ЮРА. Мне не холодно.  

Дед с трудом выливает еще один ковш на мальчика.  Юра снова вздрагивает.

ДЕД. Ну?

Юра молчит, потом вдруг распрямляется и с вызовом смотрит на деда.

ДЕД. Ну чего ты замолчал? Не слышу? Ну! Говори!

Они смотрят друг на друга.

ДЕД. Еще хочешь? Ну хорошо.

И еще один ковш ледяной воды выливает на Юру. Юра вздрагивает, пытается сдержаться и – не выдерживает. Начинает плакать. Он стоит в цинковой ванной и плачет. Дед разочарованно сморит на Юру.

ДЕД. Посмотри на меня. (Юра не поднимает лица) Посмотри, я тебе сказал!

Юра поворачивает лицо на деда. И тут дед залепляет мальчику пощёчину.

ДЕД. Девчонка! Завтра будет два ведра, и только попробуй зареветь.

Сказав эти слова, дед берет полотенце и начинает ожесточенно растирать Юру. Всучает полотенце мальчику.

ДЕД. Вытрись и одевайся.

Дед  уходит, хлопнула дверь, а Юра начинает одеваться, с ненавистью смотрит на дверь, за которой скрылся дед.

ЮРА. А еще я есть хочу! Слышишь, деда, есть!

Где-то в городе снова начинает выть сирена.

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ВТОРАЯ

Юра стоит перед старым буфетом, дверки которого давно откручены и сожжены, но сам буфет еще живет. В нем стоит семейный сервиз, который так любила Юрина мама. 

Юра какое-то время внимательно рассматривает тарелки, потом вынимает несколько из буфета и начинает расставлять на столе белый фарфоровый сервиз. Несколько тарелок, ложки, вилки, супница, масленка, графин. Всего шесть персон. Расставив все приборы, Юра обводит взглядом сервировку, потом оглядывается на кого-то.

ЮРА. Пап, мам, я накрыл. (улыбается невидимому собеседнику и идет к столу) Ой, а что на обед? Суп? Без лука?

Не расслышав ответа, Юра встает, подходит к другому концу стола и берет глубокую тарелку.  Он подходит с тарелкой к супнице, открывает крышку и вдыхает невидимый аромат. Руки Юры начинают дрожать.

ЮРА. Мой любимый, с грибами! (смотрит на пустые стулья во главе стола) Мамочка, как ты угадала? Он мне снился сегодня!

Юра берет половник и начинает делать вид, что наливает в тарелку суп. Затем резко ставит тарелку, бросается к ведру у ванной. Дальше Юру тошнит.

Наконец, приступ тошноты проходит. Юра возвращается к столу, оглядывает его и смотрит на стул слева.

ЮРА. Нэлли, давай тарелку, а то не достанется. (оглядывается на стул справа) А ты, Мишка, не лезь, а то получишь у меня! (смотрит на стулья во главе стола) Пап, это он вчера все печенье съел, а сказал, что это я.

Юра наклоняет голову чуть в бок, к стулу справа.

ЮРА. Что-то? Да сам ты предатель! Я про тебя товарищу Сталину расскажу.

После этого Юра «наливает» суп в свою тарелку и сев, наконец, на свое место, начинает «есть» сам – жадно зачерпывает ложкой и «ест», «ест», «ест», забывшись. Поднимает голову, глядя на пустые стулья во главе стола.

ЮРА. Мам, так вкусно! (ему что-то «говорят») Ай, горячо. Да я дую-дую.

Юра дует на ложку, ведь «суп» нестерпимо горячий, и можно обжечь кончик языка, затем смотрит на пустой стул слева.

ЮРА. Нэлли, ну что ты в супе ковыряешься? Не будешь есть, не вырастишь никогда. Останешься мелкой, как тетя Лиза-карлица. 

Юра показывает на себе, как нужно повязывать салфетку. Смотрит на другой пустой стул справа.

ЮРА. Мишка, ты тоже не балуйся, кусай хлеб нормально, зачем ты его щиплешь?

Юра резко выбрасывает руку вперед, как будто хватает невидимый хлеб, делает вид, что жует. На мгновение закрывает глаза, покачнулся, чуть не падает. Но вовремя хватается за спинку стула. Открывает глаза и переводит взгляд на два стула во главе стола.

ЮРА. Пап, а можно после обеда к Зое пойти? Дед злится, но ты ведь разрешишь?

И снова оглядывается на пустой стул справа.

ЮРА. Замолкни, а то получишь! Надоел со своим тили-тестом. Она вообще не в моем вкусе.

В коридоре хлопает дверь, слышен кашель.

Юра проворно вскакивает, оглядывается на стол и начинает быстро убирать все тарелки обратно в буфет. Наконец, пузатая супница неповоротливо возвращается на свое место в шкафу, Юра озирается и видит спасение – кровать. Он забирается под нее, и почти одновременно дверь в комнату открывается. Входит дед, в драной меховой шубе, вместе с каким-то МУЖЧИНОЙ В ШАПКЕ-УШАНКЕ. Дед с подозрением оглядывается по сторонам, вздыхает.

ДЕД. Вот ты можешь считать меня сумасшедшим, но этот ребенок постоянно меня обманывает. Он постоянно что-то прячет от меня. Я чувствую. Чувствую. (вдыхает носом, пауза) Ну заходи, чего встал.

Они с дедом проходят  в комнату, мужчина в шапке лезет запазуху, достает несколько хлебных карточек.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Вот, Яков Николаевич, все как обещал. Все ваше, ваше…

Он оглядывает комнату, удивленно смотрит на деда.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. А где...? Где книги? Ведь библиотека, такая богатая... Неужели ничего...

ДЕД. Да не бойся, сказал же, голландцев не отдавал.

В этот момент Юра видит, что на полу валяется один из приборов, который он уронил. Юра тянет из-под кровати руку к нему, но вдруг на нее чуть было не наступает дед – Юра вовремя ее убирает. А дед проходит к шкафу и достает оттуда альбом голландцев, разглядывает его, погладил. Мужчина в шапке привстает на цыпочках, пытаясь их разглядеть.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Ах, как хорошо. Хорошо. Я же за ними столько лет гоняюсь.

Дед, не глядя, протягивает альбом ему.

ДЕД. Вот, собственно. Состояние отличное.

Мужчина в шапке аккуратно, боясь уронить, берет альбом, открывает. И неожиданно хмуриться.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Как же так, Яков Николаевич? Вот тут корешок загнут. Нехорошо, нехорошо. И страницы в библиографии не хватает. Где же страница?

Дед оглядывается, тоже нахмурившись.

ДЕД. Да ты что, альбом, как новый.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. (покачав головой) Тоже скажете, новый. Корешок загнут, и страницы вырваны. Вырваны страницы.

ДЕД. Так, давай карточки, раз договорились.

Он пытается взять у мужчины в шапке карточки, но тот вдруг прячет их в карман.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. За одну возьму. А больше – извините. Корешок, корешок все-таки загнут, страниц не хватает, не новая, понимаете? (и зачем-то повторяет) Не новая.

Дед тяжело вздыхает, будто мужчина его чем-то оскорбил. Показывает мужчине автограф Мейерхольда, мужчина кивает для вида, но не выражает никакого удивления.

ДЕД. Ты глаза-то разуй! Смотри, кто мне ее подарил! Да ты знаешь, сколько она до войны стоила? Ты посмотри, какая полиграфия. Краски какие.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. (твердо) Одна карточка. Больше не дам.

ДЕД. Ну тогда знаешь что? Тогда иди-ка ты отсюда.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Яков Николаевич, хлебная карточка, в вашем положении, это спасенье.

ДЕД. Иди, иди, еще учить меня будешь, сопляк.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. У вас же внук! Ему есть надо. Вам никто не даст три карточки, это же самоубийство. Я к вам, как к учителю...

Дед подходит к двери и распахивает ее. Мужчина в шапке вздыхает, идет к выходу. В этот момент Юра, изловчившись, хватает ложку, валявшуюся на полу, и прячет к себе, под кровать.

А мужчина в шапке останавливается в дверях и поднимает глаза на деда.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Вы слышали, говорят, в Ленинграде людоед какой-то?

Дед исподлобья смотрит на мужчину в шапке.

ДЕД. Ну слышал. И что?

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Не пускайте Юру на улицу. Пусть сидит дома.

ДЕД. Не морочь мне голову. Ты будешь покупать голландцев? Три хлебные карточки.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Нет... все-таки блокада. Да и я тоже, не книгами же, в самом деле, питаюсь. Не святым, так сказать, духом.

ДЕД. Ладно, ты святой дух не трожь...

Дед как-то страшно улыбается, и вдруг, надернув шубу себе на голову, начинает громко реветь. Юра под кроватью закрывает глаза. Мужчина в шапке тоже опешил от такого поступка деда, отшатывается к двери.

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. Яков Николаевич... Что вы творите, вы же искусствовед?!

Но дед лишь рычит еще громче, лезет на мужчину в шапке.

ДЕД. А ну иди, иди, пока голова на плечах, а то откушу...ууууу...

МУЖЧИНА В ШАПКЕ. (закрывшись руками) Сумасшедший! С ума сошел!

Мужчина в шапке, спотыкаясь, выбегает в коридор, и через мгновение скрывается за дверью. Дед захлопывает дверь – Юра, от звука, открывает глаза.

Дед опускает шубу обратно на плечи, вынимает из кармана какой-то сверток, обвернутый в несколько слоев газеты.

ДЕД. Людоед… Да я сам, кого хочешь, сожру.

Дед достает сетчатую авоську, кладет туда сверток. Потом идет к окну и вывешивает сверток за окно, привязав к ручке окна. Подходит к кровати. Юра замирает. Дед садится на кровать, прямо в шубе.

ДЕД. Умник. На моей кафедре учился. (дед с трудом стаскивает с себя шубу) Голодал все время. Книги покупал. Последнюю копейку отдавал за хорошую книгу.

Дед так и засыпает, сидя, не вытащив один рукав из шубы. Храпит.

Юра выбирается из-под кровати, оглядывается на деда. Дед спит. Тогда Юра тихо, на цыпочках, идет к окну, прислоняется лицом к стеклу. Он хочет, чтобы девочка в красных ботинках вышла покачаться на качелях. На качели пусты.

ЮРА. Зоя. Зоя, ну выйди.

Юра смотрит на авоську, висящую за окном. Снова кинув взгляд на деда, Юра, осторожно открывает окно и достает авоську.

Юра вынимает из авоськи сверток и приносит в гостиную. Он кладет сверток на стол и начинает пристально на него смотреть. Наконец, любопытство берет над Юрой верх, он пытается развернуть сверток, но тот крепко завязан бичевкой. Юра пытается ее развязать, не получается, хочет порвать, злится, встает, берет ножницы и с наслаждением режет бечевку, затем разрывает бумагу. И вдруг – отшатывается, уронив сверток на пол. Затем бросается к шкафу и прячется за ним. Выжидает какое-то время. Выглядывает и неотрывно смотрит на сверток на полу. В свертке – маленькая сморщенная обезьянья лапка, похожая на руку ребенка.

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

В окна задумывает ветер, и кажется, что во всем Ленинграде никого нет. Юра сидит у окна, клюет носом. Наконец, под завывания, засыпает.

Тем временем, во двор, под треснувший маскарон, выходит ЗОЯ. Садится на качели, начинает качаться. Качели скрипят. От этого звука Юра сразу просыпается, видит Зою и машет ей рукой. Зоя его не видит.

Юра оглядывается на Деда, затем соскакивает с подоконника, снимает с вешалки полушубок, надевает шапку, шарф, оглядывается на Деда и крадется к двери. Берется за ручку.

ГОЛОС ДЕДА. Куда это ты?

Юра оглядывается и видит, что Дед проснулся.

ДЕД. Ноги мерзнут. Юра, надень-ка мне валенки.

Юра берет валенки, стоявшие у остывшей буржуйки, подходит к деду. Дед протягивает Юре одну ногу, потом другую. Юра послушно, стоя на коленях, надевает деду валенки. Встает, но Дед хватает его за руку и притягивает к себе.

ДЕД. Так куда ты собрался?

ЮРА. Я воды принесу. До колонки и обратно.

ДЕД. Воды…

ЮРА. У нас закончилась.

Дед еще раздумывает, затем кивает, отпустив Юру. С улицы доносится скрип от качелей. Оба – Дед и Юра – оглядываются на окно. Дед хмурится.

ДЕД. К Зойке не подходи. Ясно тебе? Запрещаю!

ЮРА. Ну, дедушка.

ДЕД. Все. Я сказал.

Юра берет два пустых ведра, показывает деду.

ДЕД. Я тебя предупредил, Юра.

Дед закрывает глаза.

ДЕД. Я рассказывал тебе про Кустодиева? Забыл... Я ведь даже знаком с ним был. Он у нас на кафедре чай пил. Помнишь, мать показала тебе ту картинку, с домовым. А ты сказал, что это я. Я и сейчас, наверное, на него похож… Домовой…

Юра осторожно, стараясь не шуметь, прикрывает за собой дверь. Дед этого не замечает. 

За окном скрипят качели. Дед полулежит на кровати. Скрипят качели, дед закрывает руками уши, чтобы не слышать скрипа. Скрип-скрип. Скрип-скрип.

ТЕМНОТА

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

В центре двора те самые качели, с боку – колонка с водой, над головой тот самый потрескавшийся маскарон. Зоя качается на качелях, Юра стоит у колонки с ведром, другое ведро стоит рядом. Юра оглядывается на Зою, затем грохает ведром. Зоя не обращает внимания на Юру. Юра еще сильнее бьет ведром о землю. Снова никакого внимания. Юра поворачивается к Зое, смотрит на нее, потом, задев ведро, идет к качелям. Ведро падает и остается в таком виде на земле.

ЮРА. Привет.

Зоя продолжает качаться, глядя в другую сторону.

ЮРА. Видала, что у меня есть?

Он кладет руку в карман и достает оттуда сложенный в носовой платок кусок хлеба, протягивает его девочке. Зоя бросает взгляд на хлеб, продолжая качаться, потом не выдержала, соскакивает. Берет хлеб и кладет в свой карман.

ЗОЯ. Спасибо.

ЮРА. А ты сейчас ешь.

ЗОЯ. Нет уж, я лучше дома. Я хочу, чтоб подольше... вкусно было...

Юра подходит к Зое ближе.

ЮРА. (подражая взрослому) Разве мне не положен поцелуй?

Зоя хмуро смотрит на него, отпрянула.

ЗОЯ. Нет.

ЮРА. Может, поиграем вместе?

Зоя пожимает плечами, видит ведро, подбегает к ведру, поднимает его и, перевернув, садится. Смотрит на Юру снизу вверх.

ЗОЯ. Вы сегодня обедали? Что у вас было на обед?

Юра подходит к Зое, переворачивает другое ведро и садится рядом.

ЮРА.  Нууу... грибной суп, макароны с мясом. А у вас?

ЗОЯ. А мы ели рыбный пирог. Вкусно было.   

Юра пытается приобнять Зою, но она отодвигается. Юра надулся, думает. Потом – просиял. Поворачивается к Зое.

ЮРА. А ты слышала, что в Ленинграде людоед?

ЗОЯ. Тоже мне новость. Об этом все говорят... Он выше обычного человека, ходит в грязной шубе и старый совсем, долго живет, наверное. Веков пять. Или, может, шесть.

Зоя начинает кашлять, ищет в карманах платок и прикрывает им рот.

ЗОЯ. (чопорно) Извини. (пауза) Ты его боишься?

ЮРА. Людоеда? Не а. А ты?

Он снова подвигается поближе к Зое. Та не замечает этого, глядя перед собой.

ЗОЯ. А я не знаю. Нет, наверное. Его же скоро поймают. Я видела на базаре охотника. Мы его попросим, и он убьет людоеда. Хочешь, завтра к нему сходим? 

ЮРА. Хочу.

Он снова хочет обнять ее, но Зоя встает, отходит в сторону и снова начинает кашлять. Затем трет руки – на них почему-то нет варежек. Юра видит это, протягивает Зое свои. Зоя качает головой.

ЗОЯ. А мне не холодно. Я могу подумать о чем-то горячем, и мне сразу становится тепло. (Зоя закрывает глаза) Вот сейчас... сейчас подумала о горячей ванне. (она снова открывает глаза) А на Мойке китаец продает кипяток. Видел?

ЮРА. Откуда на Мойке китаец?

ЗОЯ. Ну не знаю, может, заблудился... Да точно тебе говорю, у него ведра такие железные и пар из них идет. Горячий такой...

Юра пытается ее поцеловать, но Зоя снова ускользает.

ЮРА. (обидевшись) Дед ругается, когда врут. А ты врешь.

ЗОЯ. И совсем не вру. Это называется фан-та-зи-ро-вать.

Она останавливается и, закрыв глаза, подставляет Юре щеку. Юра подходит к ней, тянется, чтобы чмокнуть.

ГОЛОС ДЕДА. Юра!!!

Оба вздрагивают, Юра оборачивается и видит, как к ним ковыляет Дед. Дед смешно машет на Зою руками.

ДЕД. А ну, отойди от него, слышишь! Отойди!

Он толкает Зою, она падает. Дед поворачивается к мальчику.

ДЕД. Хлеб? Где хлеб?

Снова смотрит на Зою, потом хватает ее, поднимает.

ЗОЯ. Пустите!

ДЕД. Отдай. Хлеб отдай.

Дед хватает ее за ворот пальто и начинает  выворачивать карманы.

ДЕД. Ну-ка, ну-ка... где? Куда положила...?

Зоя выворачивается, отбегает в сторону, вытаскивает хлеб и начинает, давясь, запихивать себе в рот. И жевать, кашляя.

Дед бросается к ней, замахивается. Юра  встает между ними, начинает пинать деда, но Дед отпихивает его. Зоя смотрит на Деда с вызовом: ну, ударь, – продолжая жевать. Дед замирает, потом опускает руку.

ДЕД. Домой иди. Иди, слышишь?

Зоя продолжает жевать, не двигаясь.

ДЕД. Ну пошла, сказал!

Зоя поворачивается и медленно, с достоинством удаляется. Дед смотрит ей вслед, затем, резко ослабев, весь сникает, опускается на ведро. Юра, поднявшись с земли, садится рядом. Дед шарит запазухой, достает еще один свернутый кусок. Свой. Разворачивает, вдыхает запах хлеба и, закрыв глаза, протягивает Юре.

ДЕД. Съешь сейчас же.

ЮРА. Не буду.

ДЕД. Ешь, я сказал.

Юра ест хлеб, сначала нехотя, потом – жадно.

ДЕД. (тихо) Чтобы не смел больше к ней подходить. Ясно тебе? Не смей. Сколько раз говорил. У нее вся семья от заразы сдохла. И она сдохнет. И хлеб ей не нужен, ни твой, ни мой.

Открывает глаза, смотрит на Юру.

ДЕД. Все, до завтра будешь сыт.

ЮРА. Я ненавижу тебя.

ДЕД. Что ты сказал?

ЮРА. Ненавижу.

Дед резко поднимается. Юра вздрагивает, но Дед, отвернувшись, бредет к подъезду. Юра смотрит ему вслед и вдруг всхлипывает. Перед самой дверью Дед останавливается – видна только его согнутая спина.

ДЕД. (не оборачиваясь) Еще раз увижу вас вместе, отлуплю так, что ходить не сможешь.

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ПЯТАЯ

Ленинград. Маскароны: львы, фавны, русалки, воины в шлемах, бородатые сказочные цари, женщины – суровые, строгие, холодные. Готические своды. Темная вода Невы. Погнутый фонарь, похожий на высохшее дерево, под которым лежит груда тряпья – то ли зверь, то ли человек.

Из темноты проявляются очертания рынка: пустые заснеженные ряды, пустые ящики, перевернутые короба. Все пусто. Воет ветер.

Зоя тащит Юру за руку – они идут вдоль рядов того, что некогда было городским рынком.

ЗОЯ. Охотник  живет где-то здесь, я видела.

ЮРА. Нет тут никого. Пошли, а?

Хочет уйти, но Зоя хватает его за руку, снова тащит вперед.

ЗОЯ. Просто рано еще, спит, наверное. Он ночью за людоедом охотился. А теперь устал, и спит. Надо подождать.

ЮРА. А может, лучше завтра?

ЗОЯ. Нет уж, решили сегодня, значит, сегодня.

Юра вздыхает, садится на пустой прилавок, болтает ногами, зевает. Зоя  идет к другому прилавку, оглядывается на Юру. Видит, что тот скучает. Раздумывает, потом поднимает лицо и вдыхает воздух.

ЗОЯ. (поморщившись) Здесь рыбу продают. Вон в бочках корюшка соленая, а там селедка. Мама часто ее покупает. (она проводит по рядам рукой, находит прилипшую к доске блестящую чешуйку, нюхает). Пахнет противно.

Юра оглядывается на нее, пожимает плечами.

ЗОЯ. А пойдем к пряникам?

ЮРА. К пряникам? Неохота…

Зоя снова подтягивает носом воздух.

ЗОЯ. Мятные конфеты. А здесь вафельные трубочки со сгущенкой.

ЮРА. Что, правда, сгущенкой?

ЗОЯ. Да сам подойди, что я, врать что ли буду.

Юра не выдерживает, соскакивает с прилавка и подходит к ней. Поводит носом и вдруг улыбается.

ЮРА. (понюхав) Да нет же, это халва в шоколаде.

ЗОЯ. Халва вон там, здесь конфеты и трубочки.

Она перебегает на другой конец прилавка, садится на него, свесив ноги в красных ботинках.

ЗОЯ. А здесь пирожки с луком и яйцом, с ливером, с изюмом.  Я это место больше всего люблю.

Зоя начинает тяжело и часто дышать, закрыв от удовольствия глаза. Юра подбегает к ней, забирается рядом, тоже закрывает глаза.

ЮРА. Я еще пончик съем. Я пончики обожаю.

Зоя открывает глаза, оглядывается на Юру, тоже сидящего с закрытыми глазами. Слезает с прилавка.

ЗОЯ. Ну все, пойдем отсюда,  а то обжорство будет. У нас сосед умер от переедания.

ЮРА. (открыв глаза) А разве так бывает? 

ЗОЯ. Бывает. Он поел сначала, а потом в баню пошел. Там и умер. Даже в газетах писали.

Юра спрыгивает с прилавка.

ЮРА. А охотник?

ЗОЯ. Да ну его. Какой же он охотник, если так долго спит!

Сбоку раздается звук: появляется какой-то человек, склоняется над кучей тряпья под фонарем и начинает там рыться.

ЮРА. Смотри, вон он, вон охотник!

Зоя хватает Юру за руку, тащит за собой.

ЗОЯ. Идем к нему!

Зоя поднимает палку с земли. Они подходят к человеку, и Зоя тыкает в него палкой.

ЗОЯ. Эй.

Человек отмахивается от палки, продолжая рыться.

ЗОЯ. (тыкает еще раз) Эй.

Человек резко оглядывается, дети пятятся назад.

ЗОЯ. Э… Здравствуйте, вы охотник?

МУЖЧИНА. (по-фински) Что? Я не понимаю…

ЗОЯ. (Юре) Это точно охотник, они все говорят на лесном языке. (мужчине) Нам нужно убить людоеда. Мы пришли вас нанять.

Мужчина непонимающе смотрит на нее.

МУЖЧИНА. (по-русски) Убить?

ЗОЯ. Вы убьете людоеда. Мы заплатим.

Она оглядывается на Юру, тот достает кошелек, протягивает ей, Зоя показывает деньги мужчине.

ЗОЯ. Это все ваше, если убьете его.

Мужчина смотрит на деньги, потом начинает смеяться. Зоя с Юрой переглядываются.

ЗОЯ. Мало? Вы отказываетесь?

Смех мужчины переходит в кашель, потом он замолкает, смотрит на детей, обходит их кругом, останавливается и наклоняется к Зое.

МУЖЧИНА. (по-фински) Чтобы кого-то убить, мне нужно ружье.

Мужчина изображает, что у него в руках ружье.

МУЖЧИНА. Пфух! Пфух!

ЗОЯ. Вам нужно оружие?

МУЖЧИНА. (по-фински) Да, да, ружье. (по-русски) Там.

Показывает жестом куда-то в сторону.

ЮРА. Что он говорит?

ЗОЯ. По-моему, ему нужно оружие.

МУЖЧИНА. Пфух! Пфух! Там. (улыбается) Иди. Хорошо.

Он медленно ковыляет куда-то в темноту. Дети идут за ним. Юра хватает Зою за руку.

ЮРА. Куда он?

ЗОЯ. Пошли.

Дети идут за мужчиной. Тот оглядывается, показывает жестом.

МУЖЧИНА. Там. Там.

Они идут дальше.

ЗОЯ. Далеко нам идти?

МУЖЧИНА. (оглянувшись) Нет. Там.

ЮРА. Я дальше не пойду.

Мужчина хватает его за руку.

МУЖЧИНА. Мальчик, иди.

ЮРА. Не пойду, сказал. Зойка, идем отсюда.

МУЖЧИНА. (резко) ИДИ!

Юра с Зоей переглядываются.

ЮРА. Никакой это не охотник. Бежим отсюда.

Они пятятся прочь.

МУЖЧИНА. (по-фински) А ну иди сюда!

Рывком мужчина подается к ним. Дети бросаются прочь.

МУЖЧИНА. (упав и растянувшись на земле, по-фински) Дети! Дети!

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Зоя и Юра прячутся за одним из прилавков. Позади в темноте ходит мужчина-охотник. Юра выглядывает из-за прилавка, затем снова прячется. Зоя начинает громко кашлять, Юра пытается закрыть ей рот рукой, но она отпихивает его руку.

ЗОЯ. Дурак! Ты все испортил. Охотник согласился нам помочь.

ЮРА. Это был не охотник. Ты что, не поняла?

ЗОЯ. Это ты ничего не понял! Просто он тоже боится людоеда. А теперь… Теперь я не знаю, что и делать. Дурак.

ЮРА. Тише, он услышит.

ЗОЯ. Ну и что?! ПУСТЬ СЛЫШИТ!

Встает, Юра хватает ее, пытается усадить. Они борются.

ЗОЯ. Да пусти ты меня. И вообще, раз у нас больше нет охотника, ты должен убить людоеда сам.

Юра молчит, садится на землю. Зоя садится рядом, заглядывает ему в лицо.

ЗОЯ. Ты что, боишься?

Юра отмахивается.

ЗОЯ. Ну точно, боишься. (отворачивается) А я и не знала, что ты трус.

ЮРА. Я не трус, я маленький.

ЗОЯ. Значит, ты не хочешь помочь? Ты хочешь, чтобы всех убил людоед? И меня тоже? Да?

Она встает. Вдруг раздается какой-то треск, как будто кто-то наступил на разбитое стекло. Юра тянет Зою вниз. Она нехотя садится.

ЮРА. (шепчет) Я не хочу, чтобы он тебя убивал. Не хочу. Но я... Я, наверное, не смогу.

Зоя с разочарованием смотрит на Юру.

ЗОЯ. А ты такой же злой, как твой дед. Может, это он людоед? А?

Она вскакивает и убегает. Юра тоже вскакивает.

ЮРА. Зойка! Подожди!

Где-то скрипнуло, порыв ветра. Юра оглядывается и припускается следом за Зоей.

ТЕМНОТА

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Юра сидит на подоконнике, рассматривает картины в альбоме. Оглядывается в окно, на пустые качели. Соскочил с подоконника, ставит альбом обратно.

К качелям выходит Зоя, садится на них, начинает раскачиваться. Качели скрипят. Скрип-скрип.

Юра снова оглядывается, подходит к окну и заглядывает туда. Видит Зою и тут же отпрянул.

Зоя бросает взгляд на окно, соскакивает с качелей, подходит к окну и пытается заглянуть туда. Потом – испугалась, что Юра увидит, и быстро идет обратно к качелям. Снова раскачивается.

ЮРА. Дура. Ну и злись.

Юра соскакивает с подоконника, подходит к буржуйке, трогает, потом открывает и подбрасывает туда несколько веток. Затем подводит часы на стене. Оглядывается на окно – оттуда доносится скрип качелей. Затем видит старый мяч, бьет им в стену и чем больше бьет, тем больше злится. Наконец, ударяет так, что мяч отскакивает под кровать. Оборачивается на окно. Оттуда доносится скрип.

Юра лезет под кровать за мячом.

В это время на улице качели вместе с Зоей погружаются в темноту. Скрип прекращается. Становится слышно, как тикают часы на стене.

Юра замирает, забыв про мяч, потом выбирается из-под кровати и бросается к окну. Качели снова освещаются: там никого нет.

Юра отпрянул от окна, потом снова подается к окну.

ЮРА. Зоя!

Он озирается, кидается к двери, выскакивает из дома.

ЮРА. Зой, ну ладно тебе, выходи.

Обходит качели, заглядывает за кулисы.

ЮРА. Зойка, ну хватит уже. Зоя!

Раздается какой-то звук, Юра смотрит туда и неожиданно видит человека в драной шубе. Юра озирается, прячется за качели. Мимо медленно идет тот самый человек. А звук, который Юра услышал, это звук от саночных полозьев – мужчина в шубе волочит за собой санки, на санках – груда тряпья и красные ботиночки Зои сверху. Юра, замерев, провожает его взглядом.

Снова начинает выть сирена. В ее вое что-то волчье.

ЮРА. Зоя, ну выходи, ну, пожалуйста, выходи.

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Юра стоит перед зеркалом, одеваясь в пиджачок и галстук на резинке. Оглядывается на стол.

ЮРА. Мама, папа, Мишка, тетя Люба, Нэлли, у нас сегодня будет праздничный обед.  Завтра у меня день рождения, но я хочу  его отметить уже сегодня. Можно, мама?

Юра смотрит на пустой стул, и, получив одобрение, улыбается.

ЮРА. Я тогда помогу накрыть. (прислушивается) Что, Нэлли? Ты спрашиваешь, что мы будем есть? Какая ты нетерпеливая! Сейчас все узнаешь!

Юра идет к шкафу, встает на цыпочках и достает альбомом голландцев в руках. Потом смотрит на часы. Оглядывается.

ЮРА. Да я не смотрю на часы. Ну хорошо, смотрю. Просто я жду одного человека… Она не должна опоздать.

Юра подходит к столу, открывает альбом.

ЮРА. У нас будет много разных блюд, только не ешьте все сразу, а то животы заболят.

Юра открывает альбом и начинает листать глянцевые страницы.

ЮРА. Пап, ты ведь любишь раков? Помнишь, мы их ели в кафе, на Невском? А Мишка обиделся, что мы его с собой не взяли.

На этой фразе Юра вырывает картинку, на которой на медном блюде изображены раки. Кладет листок на тарелку. Смотрит на часы.

ЮРА. Она должна вот-вот прийти. Да где же она? (прислушивается) Что? А, да, прости.

Юра снова листает альбом, перед ним страница с фруктами.

ЮРА. Она вообще-то любит фрукты…

Юра вырывает несколько репродукций, где горой лежат фрукты, кладет их на тарелку.

ЮРА. И тебе тоже, Нелли. Помнишь,  ты зимой захотела винограда? Но его нигде не продавали.

Кладет в пустую тарелку еще одну страницу.

ЮРА. А ты что хочешь, Мишка? Хочешь сыра? Вот, смотри какой сыр, с дырками.

Вырывает страницу и кладет еще на одну тарелку. Затем подходит к окну, выглядывает на улицу.

ЮРА. Что-то ее все нет. Вот девчонка, вечно копается!

Раздаются шаги. Мальчик оглядывается на дверь.

ЮРА. Зойка. Ну, наконец!

Юра бежит к двери, распахивает – за дверью стоит дед. Дед сразу же видит голландцев.

ДЕД. Юра, это что?

Он отстраняет Юру, медленно идет к столу.

ДЕД. Это мои голландцы?

Дед бросается собирать их, сгребает в кучу, один листок падает под стол, он залез под стол, достал его.

ДЕД. Ван Дейк. Класс. Сейчас, сейчас все вернем.

Он хватает книгу, вставляет туда листы.

ДЕД. Сейчас, сейчас…

Дед замирает, резко обмякает и опускает голову. Юра осторожно подходит к нему, кладет руку на плечо Деду.

ЮРА. Дед, это было для мамы. Для папы. Для Нэлли с Мишкой.

Дед медленно смотрит на него.

ДЕД. Что?

ЮРА. Мы ждем Зою. Она должна прийти. Это же праздничный ужин, на день рождения.

Дед медленно встает, держа альбом перед собой, торжественно несет к шкафу, потом замирает и – резко швыряет альбом об пол. Оборачивается к Юре.

ДЕД. Их нет, Юра, они умерли. У-мер-ли. Здесь только я и ты! Ясно тебе? Больше нет никого. НИКОГО! И Зойки твоей... тоже больше нет!

Дед бросается к Юре, хватает его за грудки пиджака.

ДЕД. Да ты понимаешь, что ты нас убил? Ты нас убил! Мы еще могли бы выжить!!!

Дед отбрасывает Юру на пол, сам буквально падает на стул.

ДЕД. Ты хоть понимаешь, что ты наделал. Ты порвал альбом, ты порвал нашу еду…

ЮРА. (тихо) Я тебя не боюсь.

ДЕД. Что?

ЮРА. (уже громко) Я тебя не боюсь, слышал?!

Дед встает, подходит к Юре и бьет его по щеке.

ЮРА. Ненавижу!

Юра толкает Деда и бросается к двери.

ДЕД. Юра, вернись! Я кому сказал, Юра!

Юра  хлопает входной дверью, дед с трудом идет за ним.

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Юра бродит с палкой в руке, бьет ей по всему, что попадается на пути. Мелькает чья-то тень. Юра оглядывается на нее, пятится прочь. Но с той стону, куда он пятится, снова мелькает тень. Юра мечется, замирает у качелей. Тень снова пронеслась и исчезла. Юра затаился, сгорбился, прислушивается. Никого. Он садится на землю, подобрав под себя ноги. Закрывает глаза. И заваливается на бок.

Слышны шаги. Появляется человек в драной шубе с пустыми санками. Подходит к Юре, сажает его на санки и увозит прочь.

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Юра лежит на полу.  В комнате темно, лишь в середине яркий свет костра. Над костром висит котел, вокруг костра ходит человек в шубе, что-то помешивает в котле. Наконец, человек в шубе берет с пола мешок с костями, высыпает в котел. От громыхания костей просыпается Юра. Юра принимает сидячее положение, осоловело озирается.

Юра дрожит, он ищет что-то, чем можно укрыться. Находит какой-то мешок, накидывает на плечи, видит, что лежит еще один. Юра берет второй мешок, вытряхивает его, из мешка выпадают несколько пар детских кожаных ботиночек, среди которых лежит красный ботинок со съежившейся от холода кожей. Это ботиночек Зои.

Юра поднимает ботиночек, смотрит на него, потом смотрит на человека в шубе.

ЮРА. (шепотом, увидев человека в шубе) Людоед…

Человек в шубе поводит головой, как будто услышал Юру, но не поворачивается. И продолжает мешать что-то в котле.

Юра озирается, видит дверь. Он начинает ползти по направлению к двери, но не спускает глаз с Людоеда.

ГОЛОС ЛЮДОЕДА. Я все вижу. Иди сюда.

Собрав остатки сил, Юра вскакивает, распахивает дверь и закрывает ее с другой стороны, повернув дверную защелку. Юра оседает на пол у двери.

Людоед медленно  идет к двери, дергает ее легко, пробует, закрыта ли она. Дверь не поддается. 

ГОЛОС ЛЮДОЕДА. (спокойно) Открой.

Юра дрожит, сидя у двери.

ГОЛОС ЛЮДОЕДА. (ласково, уговаривая) Открой, не глупи. Тебе все равно некуда идти. А я дам тебе поесть.

Юра, не переставая дрожать, обводит взглядом вещи в комнате, вокруг себя. Какой-то табурет без ножки, спинка железной кровати, сундук, поломанные части мебели, оконные рамы без стекол. Юра подходит к горе этих вещей и начинает заставлять ими дверь. А после забивается в угол и ждет.

ГОЛОС ЛЮДОЕДА. Ну чего ты испугался? Дай мне войти, ты же голодный. (резко) Открывай! Ну!

ЮРА. (шепотом) Я маленький, я не справлюсь… Я маленький, я не справлюсь…

Юра вжимается в стену. Людоед несколько раз с силой дергает дверь. Кажется, она вот-вот поддастся. Как вдруг атака прекращается.

ГОЛОС ЛЮДОЕДА. Ну как хочешь.

Шорох с той стороны двери затихает. Как вдруг людоед начинает трясти дверь, как будто выламывать ее с огромной, страшной силой.

ЮРА. Мамочка, спаси меня... Ты же здесь, я знаю. Помоги, мне страшно, мамочка.

А с той стороны двери людоед уже просовывает огромную  руку  и, отодвинув в сторону стул, спинку от кровати, распахивает дверь. Юра закрывает голову руками.

ЮРА. Мама, мамочка, помоги...  

ТЕМНОТА

 

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

В темноте слышны голоса.

ГОЛОС ДЕДА. Юрочка, успокойся. Все хорошо. Ты что, ты боишься меня? Зачем штору сорвал, нам же затемняться скоро.

Всхлип Юры.

ГОЛОС ДЕДА.  И что ты себе, дурак, напридумывал. Людоеда какого-то. (пауза) Пошли, надо поесть. Нужны силы.

 

КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ

Юра сидит за столом в большой гостиной. Еще недавно она была для Юры логовом Людоеда. Мальчик наблюдает за суетливыми движениями деда, который что-то варит в кастрюле на буржуйке. Дед снимает кастрюлю, несет ее к столу, ставит на середину.

ДЕД. Вот, Юрочка. Вот, поешь. Это же кожа, свиная, должна быть мягкой, я ее долго варил.

Дед вынимает из кастрюли разваренную часть ботинка, начинает разрезать ее на части.

ДЕД. Ешь, ешь, тебе силы нужны, чтобы организм с болезнью боролся.

Юра берет кусок вареной кожи, пробует.

ЮРА. Не хочется что-то.

ДЕД. А ты через немогу, Юрочка. Через немогу. Это ботинки Зои. Ты понимаешь, ей повезло. Потеряла сознание во дворе и все. Как будто уснула, понимаешь? Дворник ее к Неве отвез, а ботиночки  мне отдал. За шубу мою. Ей уже не нужно, а тебя они спасут, это ведь кожа, хорошая. Я видел такие в гастрономе, пять рублей стоили до войны.

ЮРА. Не могу, деда.

Дед садится, сам пробует кусок кожи.

ДЕД. Ну вот видишь, я же могу. И ты сможешь, ты сильный, Юрочка, я знаю. Ну, давай, кусочек… Смотри, я же ем. Вот, я ем. Ем. И еще. Смотри.

Дед начинает запихивать в себя кожу, жевать ее, снова жевать, давиться. Юра бросается к нему.

ЮРА. Деда, не надо, деда.

Он начинает плакать. Дед обнимает внука.

ДЕД. Поплачь, если хочется. Поплачь. Один раз можно. 

ЮРА. Я слабый, дедушка. Слабый.

ДЕД. Ты сильный, Юра. Я знаю тебя дольше всех, Юрочка, мой хороший. (он вдруг озирается) А знаешь что, мы сейчас… У тебя же день рождения. Мы сейчас всех позовем.

Он бросается на пол, собирает разбросанные репродукции из альбома. Начинает выкладывать их на столе.

ДЕД. Ну, давай, Юра, помогай, гости скоро придут.

Юра смотрит на него, не понимая, потом бросается помогать. И вот они уже вдвоем раскладывают на столе плетеные корзины с зелеными гроздьями винограда, персики Виллема ван Алста с желтокрылыми бабочками-капустницами, сидящими на них, блюда китайского фарфора с маслянистыми оливками, копченый окорок и надломленный черничный пирог Питера Класса, фруктовую рапсодию Хэм Яна.

ДЕД. Ну как же? Ты собрал такой стол, а вина нет. Твои гости могут обидеться.

ЮРА. А ты их видишь?

ДЕД. Конечно, вижу. Они всегда с нами.

Дед берет альбом голландцев, разорванный Юрой, пролистывает несколько страниц, находит нужную и с хрустом вырывает ее, несет к столу и кладет на середину – там изображена запыленная бутылка старинного вина.

ДЕД. Ну вот, теперь все как надо. 

ЮРА. А Зоя? Она придет?

Дед замирает и улыбается.

ДЕД. Ну, конечно. Слышишь?

И он оглядывается на дверь. Юра вскакивает, бежит к двери, открывает.

ЮРА. Зойка!

Он пропускает кого-то в комнату.

ЮРА. Проходи, мы уж думали, ты не придешь. Давай свою куртку.

Юра делает вид, что берет у девочки куртку, вешает ее на вешалку, потом показывает на стол.

ЮРА. Давай я тебя познакомлю. Мама, папа, это Зоя. Я ее тоже пригласил. (невидимой Зое) Проходи, проходи. Мы для тебя пирог с черникой испекли. Ты их не стесняйся, это моя семья. Это мама, это папа, это тетя Люба и ее дочка Нэлли, а это Мишка, мой старший брат. Ему еще нет восемнадцати, он нарочно год приписал, чтобы в армию пойти. А это (Юра показывает на Деда) Это мой дедушка, но ты его и так знаешь.

Дед смотрит туда же, где должна находится Зоя.

ДЕД. Здравствуй, Зоя, проходи к нашему столу. (Юре) Помоги даме.

Юра отодвигает стул, как если бы помог Зое сесть. Дед берет лист с бутылкой и начал делать вид, что наливает из нее вино в фужеры. Себе и Юре. Затем поднимает свой фужер, Юра повторяет за дедом и поднимает свой.

ДЕД. С днем рождения, Юра.

Дед ударяет свой фужер о фужер Юры, и кажется, что этот звук звучит по-настоящему. А затем становится темно, и к столу действительно начинают подсаживаться люди. Это и мама, и папа, и тетя Люба с дочкой Нэлли, и Мишка. И Зоя. Они разговаривают, смеются, шутят, живут.

ТЕМНОТА

 

КОНЕЦ