Александр РАЛОТ

 

Литературный псевдоним Александра Петренко. Публиковался в журналах «Южная ночь», «Земляки», «Снежный ком», «Великоросс», «Созвучие», «Зарубежные задворки» (ФРГ), «Новый континент» (США); русско-новозеландском Вестнике «Наша гавань»; альманахе «Чайка» и др. Победитель нескольких литературных конкурсов. Член СП России.

 

 

ИСТОРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ

 

НИКОГДА НЕ СДАВАЛИСЬ И ПЛЕННЫХ НЕ БРАЛИ

 

– Ганс, подойди ко мне, – фельдфебель Иорке протянул солдату бинокль. – Глянь туда. Ты же вчера крепче кофе в рот ничего не брал?

Солдат прильнул к окулярам. С высоты, на которой закрепилась рота, было хорошо видно, как в окопах противника низкорослые люди в длинных средневековых одеяниях стучат в бубны. Ветер доносил до окопов низкие, непонятные звуки.

– Рядовой Лееман. В отличие от меня, старого вояки, ты до войны целый год протирал брюки на скамейках берлинского университета.

– Яволь, герр фельдфебель.

– В таком случае ответь мне на вопрос. Как по-твоему, эти русские от безысходности и бессилия уже обращаются за помощью к шаманам? Или мне всё это мерещится? С перепоя.

Произнесённая фраза стала последней в жизни Иорке. Бесшумные стрелы, выпущенные в утреннее небо, описав дугу, отобрали жизни у него и рядового Ганса.

 

* * *

– Майор! Что это за представление устроили твои тувинцы? Для них что? Устава не существует? Вырядились в какие-то балахоны с кисточками, гремели бубнами и горланили чёрт знает что! Песня не песня. Слов нет, только звуки. Как вообще у них это получается?

Командир батальона прятал за спиной недоеденный сухой паёк.

– Горловое пение! Товарищ полковник. Только они так и могут. Национальная особенность.

– А тарабанить в бубен и демаскировать себя перед врагом тоже национальная особенность? За такие дела и под трибунал загреметь можно.

– Осмелюсь доложить! Военная хитрость.

– Что? Какая хитрость?

– Военная, то есть охотничья. Они просят своих богов даровать им удачу в охоте на зверя.

– И что? Получили дарование?

– А то как же. Обязательно. Уничтожили роту врага, целиком. Наши уже обживаются на высотке. Захватили оружие и главное, оперативную карту.

– Это как? Я не слышал ни одного выстрела.

– Осмелюсь доложить, стрелами.

– Чем? Не понял! Повтори!

– Стрелами. Товарищ полковник. Правда, со стальными наконечниками. Кузнец из соседнего села вчера весь день ковал. Шаман в бубен стучал. А лучники в это время фашистов высматривали.

– Спектакль устроили на передовой? С песнями и плясками! Майор, слушай мой приказ! Это средневековье прекратить! Раз и навсегда. Не дай бог, союзники про шамана и стрелы пронюхают. Сраму не оберёшься! Вы бы ещё с дубинами и пиками на фашистские пулемёты пошли.

– Не могу, товарищ полковник.

– Чего ты не можешь?

– Запретить им шаманить не могу.

– Как это не можешь? Ты командир части или дамочка кисельная?

– Они граждане другого государства. Тува де-юре является самостоятельной, суверенной страной.

– При чём здесь какой-то Юра? Толком можешь объяснить?

– Вы, товарищ полковник, я извиняюсь, у нас человек новый. Всех тувинских тонкостей не постигли. Извините за каламбур.

– За что тебя извинять? – перебил подчинённого полковник.

– За тувинцев. Они иностранцы. Не советские. Их республика объявила войну Германии в тот же день, что и мы. Следовательно, добровольцы не совсем солдаты Красной Армии. И я не могу им приказать не следовать своим вековым обычаям.

Он хотел ещё что-то добавить, но в блиндаж вбежал здоровенный хохол-связист.

– Товарищ полковник, дозвольте доложиться командиру нашенскому, то есть я хотел сказать, майору. Дюже новость гарная.

Полковник молча кивнул.

– Араты фрицев выбили из села и шугают аж до самой речки. Просили подмогу не посылать. Гутарят, что сами сладят. Дюже на немчуру злые.

– Сержант! – полковник обратился к связисту. – Передай им, что мне нужен один, но толковый «язык». Желательно офицер. Пусть доставят пленного прямо в штаб.

– Я, конечно, зараз передам. Только они того, в плен никого не берут. Всех на месте решают. И сами завсегда до последнего дерутся. Так у них принято. Извиняюсь, но эти нехристи слово «плен» никак не разумеют. Нету в тувинском языке такого.

В блиндаже на мгновение повисла тишина.

– О це, конечно, добре! – полковник улыбался. – Нечего с этими гадами церемониться. Чем больше истребим фашистов, тем быстрее войну закончим. Но «язык» мне всё же нужен. Майор, позаботься об этом. И ещё. После боя пусть твой политработник проведёт с этими воинами беседу. У нас здесь регулярная армия, как-никак. А это означает единая для всех форма одежды и знаки различия, и всё такое. Халаты с кисточками, амулеты и бубны пусть в повозках возят, а воюют строго по уставу. Хотя, если честно, победителей не судят.

 

* * *

– «Der Schwarze Tod». «Der Schwarze Tod». «Der Schwarze Tod» – чёрная смерть, чёрная смерть, чёрная смерть, – меланхолично переводил молоденький лейтенант слова пленного немецкого офицера.

– Это я уже понял, что дальше? – полковник смотрел в окно на бескрайние поля, сплошь заросшие бурьяном.

– Военнослужащие нашей доблестной армии считают узкоглазых восточных варваров потомками Аттилы, – переведя эти слова, лейтенант непроизвольно ухмыльнулся. – Солдаты вермахта, увидев низкорослых мохнатых лошадей и развевающиеся на ветру пёстрые халаты, потеряли всякую боеспособность. Всадники продолжали движение, даже изрешечённые пулемётными очередями. Страшное зрелище. Настоящий ад наяву.

– Переведи ему, – буркнул полковник. – Это наш ад. Мы их в него не звали. А раз пришли, то пусть ощутят его каждой клеточкой своего тела. Доставьте пленного в СМЕРШ. Пусть там с ним дальше побеседуют. Воины Аттилы. Надо же. Да у нас любой солдат этого самого Аттилу за пояс заткнёт.

 

* * *

– Товарищ командир. В этой папке все материалы по добровольцам, – замполит стоял по стойке смирно. – Вы в нашей части человек новый. Вместо выбывшего из строя назначены. А тут, как назло, бои и день и ночь. Наступление, опять же. Вот и не успел вас ввести в курс дела. Виноват.

Полковник пододвинул к себе документы. Пошарил по карманам, ища очки. Наконец, нашёл. Отпустил подчинённого и склонился над бумагами.

 

* * *

Десять процентов всего населения далёкой республики ушли добровольцами. Государственный банк Тувы передал Советскому Союзу практически весь свой золотой запас. Для нужд Красной Армии выращено и отправлено пятьдесят тысяч коней и семьсот пятьдесят тысяч голов скота. Изготовили более пятидесяти тысяч пар лыж. Четыреста тонн мяса.

Красные от постоянного недосыпа глаза полковника слезились.

– Der Schwarze Tod, – повторил он про себя запомнившуюся фразу. – Как жаль, что эти люди не входят в состав братской семьи советских народов. Нам такие Атиллы ой как нужны.

 

* * *

Семнадцатого августа тысяча девятьсот сорок четвертого года сессия Малого Хурала Народной Республики Тува приняла решение о присоединении республики к Советскому Союзу на правах автономной области Российской Федерации. (1)

 

 

* * *

Спустя семьдесят лет внук-тинейджер решительно отобрал у меня газету.

– Дед. Ты ведь у меня всё знаешь? Понимаешь. Училка задала доклад про какую-то Туву. Помоги мне её на карте отыскать. Где она вообще находится?

Я подвел своего потомка к огромной карте Российской Федерации, висящей на стене.

– Существует такая байка. Говорят, когда Гитлеру сообщили о том, что Тувинская Народная Республика объявила войну Германии, он даже не счёл нужным отыскать её на карте. А зря. Тысяча девятьсот двенадцать жителей этой республики отдали жизнь в борьбе с фашистскими захватчиками. Сражались храбро. Потому имена и фамилии некоторых из них носят улицы городов и населённых пунктов нашей страны. Улица в честь всех тувинских добровольцев есть в городе Кызыле, – я показал на карте, где расположена столица республики. – Напиши обо всём этом в докладе. Подвиг малочисленного народа нам забывать никак нельзя! Из малых побед, в конце концов, свершилась одна – наша общая огромная Победа!

 

 

КОСИЧКА ПОДВЕЛА

 

‒ Ваше благородие. Туточки казачки наши возле дуба, что на нейтральной полосе, письмецо подобрали. Занятное. Не изволите ознакомиться?

‒ Подъесаул. Ты в своем уме? Какие казачки? Какой дуб? Что ты мелешь? Признавайся! Бражничал вчера?

‒ Никак нет! А казачки те из разъезда первого полка. Хлопцы справные. Шутковать никак не будут. Надо бы по инстанции бумагу передать. Ибо на конверте написано: «В действующую в Маньчжурии русскую армию от японского штаба». По-нашенски, не ихними басурманскими иероглихами. К конверту еще и письмецо для китайцев прикреплено было. Наш маркитант, по-местному маленько кумекает. Вот сподобился перевести.

Военачальник с явной неохотой взял конверт и бумагу и углубился в чтение. С каждой минутой выражение его лица принимало всё более озабоченный вид.

 

* * *

‒ «Китайскому населению под страхом сурового наказания пакет не трогать. И по возможности передать русским. В ближайший, расквартированный полк». Остальные иероглифы мне незнакомы. Маркитант...

‒ Подъесаул, ты сколько лет служишь? ‒ командующий поднялся из-за массивного стола и, не мигая, смотрел на подчинённого.

‒ Годов восемь. Никак не менее.

‒ А я много более твоего. И ни разу! Слышишь! Ни разу не было случая, чтобы неприятель. То есть я хотел сказать – враг. Депеши нам правдивые подбрасывал. Да ещё таким экстравагантным способом. А вдруг пакет этот ядом пропитан? Вот сейчас я его вскрою и всё. Нет у вас более командующего.

‒ Дозвольте возразить, ваше благородие. Нету там никакого яда. Ей-богу! Потому как, я так кумекаю, что конверт мог и простой наш солдатик вскрыть. По любопытству природному. И тогда бы помер служивый. Японцам от того пользы не много. Солдатушек наших в кажной атаке по сотне, а то и по более убивают. Зачем же им такой изуверский способ ради одной загубленной христианской души применять? Хотите я сам, прямо сейчас, туточки, письмецо басурманское вскрою. Без всякого страха.

‒ Ладно. Убедил. Ступай.

Лишь после того, как за казаком закрылась дверь, хозяин кабинета надел лайковые перчатки и, соблюдая меры предосторожности, вскрыл конверт.

 

* * *

«Русский солдат по фамилии Рябов, по имени Василий, приписанный к Чембарскому полку, рождённый в губернии Пензенской. В крестьянской, китайской одежде. Обнаружен военнослужащими доблестной японской армии, около передовой линии. На приказы офицера, отданные по-китайски, никак не реагировал. Пытался мычать словно глухонемой. Его схватили за косичку на голове, и та немедленно оторвалась.

Русский шпион был приговорен к смертной казни. Кроме имени и фамилии, а также полка, в котором служил, ваш доблестный солдат ничего не сообщил. Убит ружейными выстрелами. Доводя свершившийся факт до сведения русской армии, японская высказывает искреннее уважение. Прекрасно если у достойного противника много таких воинов, как русский солдат, по фамилии Рябов. Подпись: Офицер штаба японской армии. С глубоким почтением».

‒ Вестовой! Командира полка ко мне. Немедленно!

 

* * *

‒ Ваше благородие, солдат лично сам. То есть я хотел сказать, добровольно вызвался отправиться за линию фронта. С целью разведывания местоположения войск противника. Василий у нас слыл душой компании. Смешил солдат и командиров. Великолепно копировал мимику, жесты и манеры японских самураев. В этом деле равных ему в полку не было. Задание выполнил успешно. Прошел через всю линию их окопов. Возвращался в расположение части. Наткнулся на разъезд японский. В письме всё правдиво изложено. Перебежчик от них рассказывал, что солдата нашего сильно били. Однако при этом обещали сохранить жизнь. И даже переправить на японские острова. Подальше от войны. Василий молчал.

Перед казнью на вопрос переводчика: «Что русский шпион желает сказать, глядя в глаза смерти?» ‒ ответил коротко: «Завсегда готов помереть за Отечество. Прошу об одном. Сообщите нашим всё, как было!» Некоторые японцы, присутствующие при этом, не могли сдержать слез.

 

* * *

‒ Полковник, отпишите. Нет. Не надо. Я сам, лично, сообщу о подвиге этого Рябова ‒ пензенскому губернатору.

 

 * * *

Записка командующего попала в российские газеты, и фамилия простого русского солдата прогремела на всю страну.

 

* * *

Поезд, на котором везли останки русского разведчика от дальневосточной Читы до родной Пензы, встречали тысячи простых людей. Держали в руках иконы и цветы.

 

* * *

Из различных уголков огромной страны в село с красивым названием Лебедевка, на помощь в воспитании четырех оставшихся малолетних сирот начали поступать добровольные пожертвования. С низовья матушки Волги, из города Астрахань. Из Башкирии из тамошней Уфы. Из китайского Харбина. Из Средней Азии ‒ Коканда. Из Украины. Присылали пожертвования учителя и ученики. Один рубль пятьдесят копеек отправил неизвестный с инициалами Я. П. Пять рублей ‒ китайский поручик из Мукдена.

Два рубчика (всё, что смогли) вдове солдата. Рассказал своим ученикам. Они-то и собрали означенную сумму, по копеечкам. «Мы, Николай Второй, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский...» Обладатель этих титулов из своих личных средств пожертвовал тысячу рублей на школу и еще тысячу ‒ семье солдата.

 

* * *

Более века прошло с той войны. Прогремели на Земле и ещё более беспощадные сражения. И сейчас идут. Ежедневно, ежечасно. Подобных писем противники более не посылают. Стоит на малой родине солдата-разведчика памятник. Да вот мало кто о нём знает. А жаль.

 

 

ПРАВО ВНЕСТИ В ФАМИЛЬНЫЙ ГЕРБ ИЗОБРАЖЕНИЕ ПИСТОЛЕТА

 

Всё! Решено! Сегодня ни строчки! Прямо сейчас! (Ну или чуточку позже.) Беру тряпку, тащу в свой кабинет пылесос и начинаю беспощадную борьбу со своими «Авгиевыми конюшнями». Что ни говори, а моя половинка права. Пыль – это микробы, бактерии и прочие паразиты. А иммунитет у такого человека, как я, однозначно ослабленный. Сказано-сделано. Материалы из этой папки в макулатуру. Всё уже издано и переиздано. И из вон той – тоже. Только место занимают. Так. А это что? Беру в руки пухлый «Скоросшиватель», на которым фломастером написано «Нессельроде». Помню, о нём я уже писал. И довольно давно. Рассказ назывался «Кисель вроде». А папка до сих пор на столе лежит. Но ведь я отчётливо помню, что в прошлом году уже устраивал в кабинете «шмон», подобный сегодняшнему. Однако сей самодельный фолиант не выкинул. Сохранил. Для чего?

 

* * *

– Решился? Похвально. Только не останавливайся. Прояви, наконец, свою мужскую силу воли и доведи уборку до логического конца. А то я тебя знаю. Опять усядешься в кресло и будешь перекладывать листочки из одной стопки в другую, – это моя супруга заглянула в кабинет для выдачи очередной порции ценных указаний. – Через час жду тебя на кухне. У нас сегодня макароны по-флотски.

Какая же она у меня умница. Не выпуская папки из рук, я нежно целую оторопевшую супругу:

– По-флотски – это же великолепно. Просто замечательно. Обязательно буду. Можно сказать, всенепременно. А сейчас, будь добра, оставь меня одного. Мне тут надо…

– Знаю, что тебе надо, – ворчит жена. – Что-то срочно записать надо. Вот так всегда.

Я хотел было возразить. Но передумал. По-флотски. Флот. Русский. Парусный. Я сохранил папку «Нессельроде» из-за удивительного письма.

 

* * *

Высокопоставленному вельможе писал турецкий офицер. Штурман корабля «Реал-бей».

«…мы погнались за ними, но только догнать могли один бриг. Корабль капитан-паши и наш открыли тогда сильный огонь...»

 

* * *

Бриг капитана-лейтенанта Александра Казарского получил свое название в память об отважном катере, отличившемся в сражениях со шведами. Корабль оснастили восемнадцатью чугунными короткоствольными пушками и двумя переносными орудиями. Корму украсили статей римского бога Меркурия.

С началом очередной Русско-турецкой войны «Меркурий» участвовал в боях за Варну и Анапу. Захватил два вражеских корабля с готовящимся к высадке десантом.

 

* * *

Жена не ушла. Вздохнув, взяла в руки тряпку, стала вытирать пыль с многочисленных полок.

– Послушай, а откуда у нас эта репродукция Айвазовского? Что-то я её раньше не замечала.

– Как раз о кораблях я и собираюсь написать. А ты мне, мягко скажем, мешаешь.

– Это я тебе мешаю?! Признайся честно: если бы не я, ты бы сегодня не вспомнил об этом бое. Я слушаю! – она решительно опустилась на диван. – Иван Константинович абы о ком картины не рисовал. Что же там произошло?

– Каюсь. Ты, как всегда, права. Не только я, но и многие мои соотечественники либо не помнят, либо вообще не знают о подвиге брига с красивым именем «Меркурий».

 

В один из майских дней отряд русских кораблей заметил вражескую эскадру. Командующему отрядом захотелось поближе разглядеть противника. На фалах его корабля взлетел приказ: «Меркурию» лечь в дрейф». Турки умели читать русские вымпелы. Они прекрасно поняли поднятый сигнал. Вражеские суда подняли на мачтах все паруса. Совсем скоро за кормой брига Казарского вырос лес из мачт. Стадесятипушечный «Селимие» и семидесятипушечный «Реал-бей» поравнялись с «Меркурием». Остальные корабли турецкой эскадры легли в дрейф, издали наблюдая за тем, как будет захвачен либо потоплен небольшой русский кораблик.

Неукоснительно соблюдаемый обычай российского флота предоставлял первое слово младшим чинам: «А чего тут думать? Вступить в бой и драться до последнего снаряда и человека». Матросы поддержали это многоголосым криком «Ура!» Весь состав корабля переоделся в парадные мундиры и форменки. Прочитали молитву Святому Николаю – покровителю русских моряков. Командир положил возле порохового погреба заряженный пистолет. Коротко распорядился: «Последнему оставшемуся в живых выстрелить в бочки. Взорвать бриг, дабы врагу не достался!» Кормовой флаг крепко-накрепко прибили, чтобы никто и ни при каких обстоятельствах его не спустил. Все документы и карты, не мешкая, сожгли.

 

* * *

«Селимие» уже заходил с кормы. На приказ о сдаче команда «Меркурия» ответила яростной стрельбой. Начался неравный бой. Тридцатифунтовое ядро пробило борт брига, убило двух матросов. Александр Казарский вёл корабль так, чтобы большинство турецких ядер не достигало цели. Бриг подошел к турецкому флагману почти вплотную. Теперь русские снаряды ложились точно в цель. Получив пробоины и повреждения, «Селимие» лег в дрейф и вышел из боя. Тем не менее, его прощальный залп повредил одну пушку «Меркурия» и пробил корпус брига ниже ватерлинии. Над «Меркурием» нависла угроза затопления. Невероятными усилиями команды течь удалось кое-как заделать.

Тем временем «Реал-бей» расстреливал русский корабль с другой стороны. Трижды возникал пожар. Но русские моряки продолжали сражаться. От турецких ядер невозможно было увернуться. Оставалось только одно. Сражаться. Стоять до последнего. Наконец удалось снести основные мачты турецкого корабля. Рухнувшие паруса закрыли отверстия для пушек. Обстрел прекратился. В результате «Реал-бей» не смог далее продолжать бой и вышел из сражения.

Повреждённый «Меркурий» медленно шёл к Сизополю. Четверо русских моряков было убиты, шестеро ранены. Капитан был ранен в голову, но, перевязав рану носовым платком, капитанский мостик не покинул.

 

* * *

Супруга открыла скоросшиватель и прочла: «В воздаяние блистательного подвига брига «Меркурий», Государь Император всемилостивейше соизволил: командира капитан-лейтенанта Казарского произвести в капитаны 2 ранга. И сверх того кавалером ордена св. Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знаки отличия военного ордена. Всем вообще, как офицерам, так и нижним чинам, в пожизненный пенсион двойной оклад жалованья по окладу, какой они получали до Настоящего времени. А дабы увековечить в роде сих офицеров память примерной их храбрости и мужественной решимости на очевидную гибель, Государь Император соизволил повелеть, чтобы пистолет, как оружие, избранное ими для взорвания на воздух при невозможности продолжать оборону, был внесен в гербы их». («Морской сборник» № 6 – 1850 г., с. 493-494).

– Непременно напиши об этом. Подвиги наших предков забывать нельзя. Только после обеда. А сейчас идём на кухню. Ты же знаешь, макароны по-флотски лучше есть горячими.

 

Примечание:

1. Республика Тыва с 1991 года – один из субъектов нашей страны. Входит в состав Сибирского Федерального округа.