Роман СЕНЧИН

 

Роман Сенчин – русский писатель, литературный критик. Автор романов «Лед под ногами», «Елтышевы», «Зона затопления», «Дождь в Париже», сборников повестей и рассказов.  Лауреат Премии правительства РФ, премии «Большая книга», финалист премий «Русский Букер», «Русский Букер десятилетия», «Ясная поляна», «Большая книга», «Национальный бестселлер».

 

 

Роман СЕНЧИН:

«ЛИТЕРАТОРА ДО СИХ ПОР ВОСПРИНИМАЮТ КАК ЗАСТУПНИКА»

 

Мы встретились с Романом Сенчиным в Москве, куда он приехал из Екатеринбурга для встречи с читателями в библиотеке им. Н.А. Некрасова. Писатель жил в гостинице в условиях довольно аскетичных. На этом символичном фоне мы поговорили о важном: зачем писать, для кого писать, как и где жить, во что верить. Ну и, конечно, о критике. Куда же без нее, родимой.

Анна Жучкова

 

  

Роман СЕНЧИН: Видишь, в какой келье приходится жить. Даже письменного стола нет. Постоянно езжу.

Анна ЖУЧКОВА: Зачем?

Р. С. (грустно): Не знаю. А что делать?

А. Ж.: Писать?

Р. С. (убито): Писать постоянно невозможно…

А. Ж.: Когда ты писал «Елтышевых», то говорил, что твои романы – это, «по сути, длинные рассказы» (1). Сейчас тоже так?

Р. С.: Большинство романов современных – это развернутые рассказы. Все они однолинейные, охватываютмаленькие временные интервалы. Люди тоже не богатыри. Плывут по течению, не справляются с обстоятельствами. Проваливаются во всякие беды и не могут из-под них выкарабкаться.

А. Ж.: В «Елтышевых» есть устойчивое ощущение, что герои сами «виноваты». Отец семейства, мент, уже в первой же сцене мучает людей. И ему это нравится. Он не раскаивается в жестокости, лишь в том, что о ней узнали. Дальше уровень жестокости нарастает, что закономерно. Но ни в одной статье я не встречала такой трактовки. Везде трактовка внешняя: исторический перелом, враждебный социум, среда заела.

Р. С.: И они виноваты, и судьба виновата, и социальная обстановка.

А. Ж.: Почему в «Дожде в Париже» ты возвращаешься к прежнему, достаточно инфантильному автогерою: одна любовь не сложилась, другая не сложилась, он поехал в Париж, потому что ему мама о Париже рассказывала… как будто и не повзрослел за свои сорок-пятьдесят лет.

Р. С.: А что, мало сейчас пятидесятилетних юношей, что ли?

А. Ж.: Много! Но в Елтышевых были и другие герои.

Р. С.: В «Елтышевых» Артем, старший сын, мой сверстник, по психотипу схож со мной. Но и другие персонажи частицы меня. Я же не могу влезть на сто процентов  в другого человека. Все равно наделяю… А писатели одной темы, одного героя мне любопытны. Когда писатель многостаночник – это не очень интересно. Мой же герой, живет, взрослеет, теперь уже стариться начинает. Когда-то ему было девятнадцать лет, теперь ему под полтос уже. Мне интересно смотреть на такое движение. Все равно же сам себе интереснее всего. Особенно это видно у нашего поколения. Мы все пишем, в общем-то, о самих себе. Шаргунов, Рубанов, Прилепин, Гуцко, Кочергин…

А. Ж.: Если бы ты был актером, кого бы хотел сыграть?

Р. С.: Гамлета. Мой типаж: убогенький человек, который решает показать силу, отомстить за обиды: мать плохая, отчим плохой. Офелия какая-то… не очень его устраивает.

А. Ж.: Не устраивает его Офелия. Интересная трактовка. А как же «распалась связь времен»? Белинский говорил, что «литература должна быть выражением внутренней жизни народа» в свою эпоху.

Р. С.: Ну, я пытаюсь для всего народа писать. Выражать какие-то чаяния, проблемы.

А. Ж.: А как ты их узнаешь?

Р. С.: Из жизни окружающих. Из своей жизни. Так как я типаж этой жизни, то от себя. Иногда из газет, из интернета. У меня много реальных случаев. «Квартирантка с двумя детьми», например. Я сюжеты не выдумываю. Ни одного прям выдуманного. Даже рассказ «Шанс» – и то основан на событии.

А. Ж.: Под холодильником был портал в прошлое?

Р. С.: Говорят, что был. Одна девушка там побывала, а другие не захотели вернуться в прошлое и опять пережить его.

А. Ж.: Ты меня троллишь. Кто такое мог рассказывать?

Р. С.: В Екатеринбурге рассказывали. Может, девушка это все выдумала, но она убежденно об этом говорила.

А. Ж.: У вас там в Екатеринбурге сплошная магия.

Р. С.: Да, город какой-то странноватый. Люди странноватые. Пишут странноватую прозу. Я тоже немножко стал… странноватым.

А. Ж.: Что бы ты пожелал нам всем?

Р. С.: Чтобы жили осмысленно.

А. Ж.: ЗОЖ, зарядка?

Р. С.: Не-не, это эгоизм. А вот жизнь планеты сделать получше. Жизнь общества. Если бы я знал рецепты, я бы пошел в политики. В психологи.

А. Ж.: А не думал пойти в политики? Ты ведь Сергею Шаргунову помогаешь в чем-то?

Р. С.: Он не только политикой занимается. Помогает людям. Выручает в сложных ситуациях. Мы тоже с Ярославой (Прим. ред. – Ярослава Пулинович, драматург, супруга Романа Сенчина) иногда подкидываем ему проблемы людей, он их решает.

А. Ж.: Как называется твоя должность при нем?

Р. С.: Помощник депутата на общественных началах. Я хожу по жизни и вижу недостатки. Иногда Шаргунову о них сообщаю.

А. Ж.: Как ходишь по жизни? Просто наблюдаешь?

Р. С.: Есть знакомые. Знакомые знакомых. Цепь общения довольно широкая. Есть поездки в разные города. После встреч подходят люди, рассказывают о своих проблемах. Бывает пятнадцать минут, бывает часа два. Литератора до сих пор воспринимают как заступника.Я обычно иду курить, люди идут за мной. Потом возвращаемся в библиотеку, разговариваем. И во время встречи тоже. Я лекции не читаю обычно, а разговариваю: вопрос – ответ.

А. Ж.: А как истории становятся сюжетами? Ты их записываешь?

Р. С.: Нет. Те, которые забылись, значит, не стоят того. А вот рассказ про елку год мне не давал покоя. Наконец заставил, чтобы я его написал. У одной старушки росла елка в палисаднике…

А. Ж.: Они ее с мужем посадили, когда были молодыми. А теперь от семьи только елка и осталась. Как-то под Новый год старушка вернулась из города, а елки нет: местные власти срубили и на центральной площади поставили…«Елка» – сильный рассказ, очень.

Р. С.: Ну, моя мама имеет претензию, потому что в концовке старушка ожесточилась. Она говорит, что надо было наоборот, чтобы она растрогалась заботе детей.

А. Ж.: У меня была такая мысль. Но дети принесли ей искусственную елку, а искусственной невозможно растрогаться.

Р. С.: Дети принесли елку уже потом, когда она им стала не нужна. Не в Новый год.

А. Ж.: Точно! А что дает жизнь твоим произведениям? Реальная история, характеры персонажей?

Р. С.: Наверное, язык.

А. Ж.: Что бы ты мог себе пожелать?

Р. С.: Чтобы писалось, наверное. Чтобы были сюжеты. Может, какие-нибудь посветлее сюжеты, получше. Сейчас написал рассказ про любовь, но что-то он несчастливый.

Чтобы деньги были в количестве, за которое не стыдно перед близкими. Не хочу быть богатым.

Хочу жить в деревне. Но когда живешь в деревне долго, несколько месяцев, то начинается тоска и некоторые психические отклонения.

А. Ж.: А какой выход?

Р. С.: Чтобы там тоже была насыщенная жизнь. Если есть в деревне люди, которые что-то изобретают, взбалмошные, которым приходят разные идеи, их нужно беречь и с ними общаться. Есть праведники, а есть чудаковатые люди. Не чудики, а такие, затейники. Они должны быть наравне с праведниками.

А. Ж.: Здорово. А у меня эти два типа объединяются. Мне кажется, если человек по-шукшински чудик, то он и праведник.

Р. С.: Я у Шукшина насчитал всего 12 или 14 чудиков. Этот термин – «чудики» – придумал ныне покойный Лев Аннинский, чтобы защитить Шукшина от нападок цензуры. Чтобы цензура читала и говорила: а, это который про чудиков пишет. Шукшин же не сталкивался особо с цензурой. А его рассказысовершенно антигосударственные. Например, Алеша Бесконвойный. Человек не работает по субботам, хотя раньше суббота была рабочая. Его заставляли– он решил повеситься. Вытащили из петли и оставили в покое. И всю субботу он топит баню. Название «бесконвойный» и то показательное.

А. Ж.: Как ты познакомился с деревенской жизнью?

Р. С.: Бабушка с дедушкой жили в избе, был большой огород. Родители бабушки, крестьяне, еще до революции пришли в Туву в поисках земли. Заселяли Сибирь, двигались постепенно. Сначала казаки, потом охотники за пушниной, потом староверы и за ними крестьяне. Из-под Рязани за несколько поколений через Тобольск дошли до Тувы.

А. Ж.: Значит, у тебя в роду крестьяне.

Р. С.: У бабушки да. Родители были актерами, познакомились в Минусинском драматическом театре.А потом переехали в деревню и с тех пор живут в деревенском домике. Я стараюсь в последние годы чаще к ним ездить. Раза три в год. Весной и осенью дней на десять, а летом на месяц-полтора. У меня там маленький домик, времянка. Мне там хорошо пишется. Интернета нет. Город – совершенно ненормальная сфера жизни. Особенно для мужчин. Где сейчас настоящие мужчины? Мужчины-труженики, мужчины-добытчики. В городской жизни нормальный мужчина не возможен. Можно лишь изображать из себя брутального, но, по сути, ненастоящего мужика.

А. Ж.: И какая перспектива? У каждого свое хозяйство, государство не нужно, живем родами?

Р. С.: В общем, да. Но государство нужно, наверное.

А. Ж.: Наверное. Но лучше бы не мешало?

Р. С.: Нет, оно защищает от набегов врагов. А люди живут и трудятся. Облагораживают землю. Выращивают скотину.

А. Ж.: Ты веришь в Бога?

Р. С.: В какую-то высшую силу. Я крестился в 1985 году, еще до перестройки. В 13 или 14 лет. Начитался протопопа Аввакума и других книжек. Пошел в церковь. Сначала к староверам. Меня старухи прогнали. Потом пришел в православную церковь. Меня сначала мягко прогнали, а когда я стал ходить туда – крестили. 

А. Ж.: А родители не были против?

Р. С.: Ну, я им потом про это сказал.

А. Ж.: А какая мечта у тебя была в том возрасте? Кем ты хотел быть?

Р. С.: Шофером хотел быть. Ездить по Усинскому тракту на МАЗе или другой большой машине. Но так на права никогда не сдал. Не учился даже. А потом хотел… да никем не хотел. Просто в Питере хотел жить. Поехал в Питер учиться в строительное училище и попал в армию.

А. Ж.: Что значит попал? Ты же знал, что придет возраст и заберут.

Р. С.: Ну, я думал, буду учиться в Питере, замету следы. А когда мне повестку вручили, дали расписаться – уже поздно было. После армии хотел быть музыкантом. Но, так как не научился ни на чем играть, стал петь. Потом наша группа распалась. А я пописывал рассказы, и меня пригласили на творческий конкурс в Литинститут. Сначала думал, что найду тут музыкантов и продолжу заниматься рок-музыкой. Но Москва не рок-музыкальный город. Поэтому я переключился на написание рассказов. Хотел еще стать драматургом. Даже ходил на семинар драматургии, но не сложилось.

А. Ж.: Почему у вас такой успешный курс получился? Ты, Ирина Богатырева, Илья Кочергин, Улья Нова?

Р. С.: Мы с разных курсов, но семинар один – Александра Рекемчука. Он двигал своих студентов. Если видел, что нормальный рассказ, просил прочитать Чупринина или Иванову. На худой конец, в газеты там разные. Наши рассказики печатали, помню, в «Парламентской газете». То есть он не мариновал, а старался, чтобы студенты входили в литературную жизнь.

А. Ж.: Скажи мне напоследок про критику, пожалуйста. Ты часто пишешь, какой она не должна быть, а какой должна?

Р. С.: Чтобы старалась преобразить общество.

А. Ж.: Это писатели делают

Р. С.: В основном критики. Критики трактуют художественные произведения. И влияют на читателя в основном критики. Как было в золотой век критики? Белинский, Писарев, Чернышевский. Добролюбов молодой был, а вот эти трое, действительно, влияли.

А. Ж.: Ты считаешь, они в правильном ключе влияли?

Р. С.: Я считаю, в правильном. Они всё равно эволюции хотели, а не революции. 

А. Ж.: А почему ты такую критику не пишешь?

Р. С.: Да я не критик, я уже устал. Когда я начинал, Мария Ремизова мне сказала, что лучше не надо. Потому что это очень вредная работа. Я поработал лет пятнадцать. Писал довольно активно.

А. Ж.: Однако ты особо никого не ругал.

Р. С.: Со многими друзьями литературными я разошелся. Они стали более холодны ко мне из-за критики. Например, у меня есть статья «Новые реалисты уходят в историю». Ее герои на меня подобиделись. И много таких. Сергея Шаргунова я постоянно ругал.

А. Ж.: Но он не обиделся.

Р. С.: Может, не обиделся. А многие мнительные. Чем сейчас критик Андрей Рудалев мне не нравится: когда он с нами не дружил, то писал про новых реалистов очень злые статьи. Он пришел из религиозной литературы на форум в Липки, увидел нас, почитал нашу прозу, обалдел от этого, в плохом смысле слова, и начал писать очень сердитые статьи. И полезные. А потом со всеми нами подружился и теперь нас расхваливает.

А. Ж.: Есть кто-то из современных писателей, кого ты читаешь и думаешь: ух, как здорово!

Р. С.: Например, Денис Гуцко. В последнем сборнике «Большие и маленькие» некоторые моменты прям высший класс прозы.

А. Ж.: Как ты определяешь свое направление в прозе?

Р. С.: Нормальный реалист.

 

Примечание:

1. Роман Сенчин: «Я тоже сочиняю рассказы, хотя и написал уже довольно приличное количество больших повестей, романов. Но, по сути, это длинные рассказы… Вообще сейчас, по-моему, время рассказа» https://www.facebook.com/groups/239661443260280/permalink/349366875623069/