Марина АНДРИЕВСКАЯ

 

Марина Андриевская. Литературный псевдоним пианистки, композитора, музыкального журналиста Чистовой Марины Михайловны (Москва). Она член РАО, Международного Союза композиторов-XXI век и Международного Союза писателей XXI века, издатель произведений своего отца – композитора и поэта М.А.Чистова. Проза, статьи и стихи публикуются в международных и российских изданиях: СП Москвы, Московской областной организации СП, евразийском портале «Мегалит», Новокузнецком издательстве «Союз писателей» и др. Номинант премии журнала «Союз писателей». Награждена грамотами Департамента образования г. Москвы, 2-го Всероссийского фестиваля детского литературного творчества и др.

 

 

ДОМ

Рассказ

 

В машине становилось уже зябко. Движок работал на минимуме, и обогрев не помогал. А может быть, от долгого сидения. Быстро смеркалось. Марина закурила уже пятую сигарету, но потом поняла, что дышать и так нечем, открыла окно. Острый морозный воздух ворвался в салон, и окно пришлось закрыть. Значит, надо выйти. Выключила «печку», а то ещё на обратную дорогу бензина не хватит. Но Антон велел ей ждать в машине. Чёрт, сколько можно? Второй час пошёл, а его нет. Сначала это идиотское «Авторадио», потом макияж поплыл, телефоны, как назло, все вне зоны... Снег под ногами скрипел, она потопталась немного, докурила, бросила ещё не погасший окурок, и он заалел красной искрой в сугробе. Походила вокруг машины. Белая дорога впереди и сзади пуста, дома за заборами тёмные, будто и нет никого. Как если всё уже… Бр-р, виртуал какой-то!.. Досиделась! Поёжилась, накинула капюшон, щёлкнула брелком: авто ответило привычным «пип».

Калитка была приоткрыта, а через высокий забор виднелся мезонин старого дома и треугольная крыша над ним. В мезонине горел огонёк. Значит, он там. Марина, наконец, решилась и протиснулась в калитку, которая примёрзла и не открывалась шире. Издали увидела дом: толстые брёвна с пятнами налипшего снега в сумерках казались совсем тёмными, на первом этаже два больших окна, между ними крыльцо; второй этаж был вдвое меньше первого с двумя маленькими круглыми окнами без рам, как два глаза, а обычные, квадратные, располагались сбоку, а не на фронтоне, над ними небольшие окошки мансард; крыша изогнуто нависала впереди, а по бокам намного выступала за стены, как руки, с краёв свисал снег, и весь дом формой походил на сказочного деда-снеговика; большой мезонин со снеговой шапкой наверху торжественно венчал его. «Да, своеобразный домик! Продать будет трудно…» Она не разбиралась в архитектуре, но и так было всё понятно.

Двор был огромный, с соснами и елями, которые беззвучно качались и будто протягивали к ней свои снежные лапы. «Как заколдованные стражи, смотрят, кто идёт, и не пустят, если не захотят…» Марина заторопилась, хотя дорожки не было, только еле виднелись следы Антоновых ботинок. По ним она и пошла, то и дело поскальзываясь и проваливаясь в снег и ругаясь вслух. Прошла мимо старой, осевшей под снегом беседки. У крыльца остановилась. Вблизи разглядела: нет, всё же домик не слабый, хоть и не новый, и участок супер… «Дёшево не отдадим». И она решительно поднялась по снежным ступенькам крыльца, оставив в них маленькие, но глубокие вмятины каблучков…

Через две двери прошла в комнату. Темно и холодно. Вроде гостиная. Большая, с высокими потолками и большими окнами. Угадывалась какая-то мебель и камин, картины и какие-то деревяшки на стенах. За ней комната поменьше и попроще и кухня. Между ними печь. Обе окнами выходили на задний двор. Там за забором виднелся чей-то дом, дальше чернел лес…

Пол везде скрипел, и пахло старостью. Да, надо продавать! На второй этаж вела деревянная почерневшая и кривая лестница без перил. Побоявшись подниматься, закричала:

– Антон, ты там?..

Тишина.

– Антон! Я устала ждать, замёрзла. Сколько можно?! Ты скоро?

– Поднимайся…

Голос был глухой и какой-то чужой.

– Я боюсь! Лестница…

Тишина.

Пришлось собраться с духом и идти. Не ругаться же тут снизу.

Придерживая полы шубки одной рукой, а другой держась за стену, стала подниматься. Ступени скрипели, и на них тоже оставались маленькие кружочки от каблучков. Лестница была до второго этажа. Тёмный коридор с низким потолком, по обоим концам двери. Из круглых окошек виднелся сумеречный сад. На другой стороне такие же, в них глядел лес. Жутковато… Посередине – короткая лестница и тоже без перил, сверху падал луч света…

…В мезонине горела тусклая лампочка. Было сильно накурено и холодно. У окна узкая тахта, над ней детский рисунок ракеты в космосе, на стене две полки с книгами, сморщенными от сырости, тумба-пенал в углу, какой-то мешок сверху, стол, на нём банка с окурками. На полу две большие картонные коробки, одна открытая. Антон сидел на стуле спиной к ней и разбирал какие-то бумаги.

– …Антон!

Молчание.

– Антон!! Я пришла. Когда мы поедем?!

– Не поедем…

– Ты что, с ума сошёл?! Я тут умру!! Мы же договорились! Туда и обратно!

– Не умрёшь. Садись.

Он никогда с ней так не разговаривал. Марина хотела «закатить», но почему-то не стала. Села на краешек тахты. Та даже не прогнулась: затвердела от мороза. Прошло ещё сколько-то времени. За окном почти стемнело. Наконец, Антон оторвался от бумаг, встал. Резко прошёл мимо неё, сбежал по лестнице; хлопнула входная дверь. Марина попыталась увидеть его в окно, приоткрыла форточку, но не увидела, только почувствовала запах дыма от сигареты.

Опять хлопнула дверь, за ней вторая, и зажёгся свет внизу. Антон что-то передвигал, потом раздался его голос:

– Зажигалку дай.

– У тебя нет, что ли?

– Дай, сказал!

Марина с ужасом опять стала спускаться, зацепилась каблуком за ступеньку, чуть не упала, он даже головы не поднял. «Зараза!..» – ругнулась про себя, медленно подошла и протянула зажигалку. В камине – зола и отсыревшие дрова. Они никак не загорались. В люстре светила только одна лампочка.

– Пойди на кухню, может, там спички есть.

– Где?..

Молчание.

В ящике кухонного стола действительно лежал коробок. Полупустой и тоже отсыревший. Принесла.

– Бесполезно, по-моему…

Антон пошёл в какую-то каморку, или кладовку, принёс охапку старых газет, высыпал на пол, взял несколько, на растопку. Рвал, бросал в камин; один обрывок, наконец, загорелся. Блики огня запрыгали по комнате. Марина сидела на стуле и смотрела, как он разжигает. Вот уже и дрова загорелись. Сразу стало теплее. Она сняла шубку и вертелась, не зная, куда повесить. Углядела какой-то шкаф: на вешалках немного одежды, нашла свободную вешалку, повесила. Антон бросил свою куртку на кресло и опять выскочил на улицу. Его не было минут пять, потом он пришёл весь в снегу с поленьями и охапкой сучьев и веток. Отряхнулся, часть вывалил у камина, два полена подбросил в огонь.

– Теперь печь. Помоги!

Открыл заслонку, сунул газету, потом маленькую веточку, поджёг. Покидал ещё; Марина подавала. Закрыл. Постояли так, пока внутри приятно не затрещало. Антон открыл, кинул полено… через минуту печь тихо загудела. Открыл опять и сунул туда ещё пару полешек.

– Ну, теперь не замёрзнем!

Голос был уже не такой грубый. Даже довольный.

– Только следить надо, подкладывать, чтоб не погасло.

Он снял мокрый свитер и повесил на верёвку. Марина молчала.

– Через полчаса посмотрю наверху, если не прогреется, будем спать внизу. Так легче следить за теплом.

– Я не пойду наверх.

– На втором две комнаты. Есть будешь?

На кухне был чай, кофе, твёрдые как камень сухари, засахаренный мёд в баночке, сахар, соль. Полбутылки замёрзшего подсолнечного масла в старом пустом холодильнике, рис и пшено. И водка. На дне четырёхгранной бутыли толстого тёмного стекла какие-то корешки, травки, ягоды. Над железной раковиной мыльница с кусочком заскорузлого мыла. Под потолком мигала одинокая лампочка. Антон вынул откуда-то свечу в стеклянной банке, поджёг зажигалкой, поставил на стол.

– Ты что будешь?

– Ничего…

– Как хочешь… Воду вскипяти. В кастрюле – для риса, и в чайнике. И ещё для мытья. Плита – газовая, – сказал он, поворачивая кран на тонкой со следами ржавчины трубе у стены, и улыбнулся первый раз за вечер.

– А вода?..

Антон надел куртку, взял ведро и вышел. Марина не ожидала, но газ зажёгся, причём все конфорки, и села ждать. Из пакетов с крупой пахло тоже чем-то старым. Кастрюли были простые, алюминиевые, а чайник эмалированный, со стёртыми местами весёлыми цветочками по бокам. Вернулся Антон с полным ведром снега. «Не бойся, здесь чистый!» Пока растапливал и засыпал крупу, она отогрелась, и как всякая, пусть и избалованная, но любопытная женщина, стала открывать дверцы шкафчиков, смотреть, что где, и вынимать посуду. Воды не хватило, и Антон пошёл опять, чуть не стукнувшись головой о низкую притолоку. «Вырос, однако…» – бросил на ходу. Когда пришёл, на столе стояли чашки и тарелки. «Молодец!» Марина не стала показывать, что рада похвале, и надула губки:

– Грязное всё!

Антон только хмыкнул. Зачерпнул ковшом из кастрюли горячую воду, налил в миску, поставил в раковину. Помыл всё с мылом.

– Руки дай!

– Зачем?..

– Полотенце вот – другого нет. Да, туалет… Один на улице, другой…

Другой был в доме, в пристройке за маленькой комнатой, обычный, без городских «удобств», но аккуратный, рядом душ. Марина открыла дверь, поморщилась брезгливо. Но не идти же в холод!

…Она ела и кашу, и пила чай с сухарями и мёдом. А он кофе. Который задеревенел, и пришлось налить кипяток прямо в банку. В конце заставил её выпить водки. И ушёл завозить машину во двор. Это было непросто, потому что ворота тоже примёрзли.

Потом он нёс её на руках в комнату на втором этаже, но она этого не чувствовала, потому что спала. Долго…

…Солнце пробивалось сквозь оранжевые занавески и не давало спать. Ещё не открыв глаза, Марина почувствовала тепло, и что она дома. Потянулась счастливо. Кровать скрипнула, и она резко села. Нет, не дома. В комнате было светло и уютно. На занавесках – большие птицы с разноцветными хвостами; стены не оклеены, а покрашены в персиковый, слегка поблёкший от времени цвет; наверху абажур с лампочкой; половицы коричневые, тоже крашенные. Антон положил её прямо в свитере и джинсах, и одеяло было толстое, стёганое. Чтоб не замёрзла. У кровати стул с её сумочкой, на коврике тапочки. И зелёный масляный обогреватель. Где-то она такой видела, у бабушки, что ли… Прямо – жёлтый двустворчатый шкаф, видимо, советских времён. На стене, где дверь, деревянная коричневая вешалка и акварелька в покрытой светлым лаком деревянной рамке. На картинке – тоже птица, оранжевая, с ярким хвостом и устремлёнными какими-то не птичьими глазами к солнцу, которое было нарисовано простым жёлтым кругом с лучиками, так, как дети рисуют. Справа небольшое овальное зеркало над старым трюмо. Значит, здесь жила женщина… Марина встала, вынула вилку обогревателя из розетки, отодвинула его к стене. Прошмыгала в тапочках, которые были слегка маловаты, к шкафу. Тонко скрипнула дверца: внутри две юбки, платье, пальто, отдельно блуза и кофточка… Прошмыгала к зеркалу. Кошмар! Волосы взъерошены, ресницы слиплись, и на лице следы туши. Полезла в сумку, слава богу, молочко взяла. Всё смыла, кое-как причесалась и заколола на затылке «крабом». Взяла косметичку: из зеркала на неё смотрела какая-то другая девушка… Передумала и убрала косметику в сумку. Подошла к окну, раздвинула занавески.

Небо было почти чистое с редкими сероватыми облаками, и солнце светило сквозь высокие деревья. Внизу у забора стоял Антон, опершись огромной варежкой на большую деревянную лопату, и разговаривал с каким-то мужиком с соседнего участка. Мужик был в старом ватнике, валенках и ушанке набекрень. Он был небрит и дымил сигаретой. Потом вдруг показал пальцем в её сторону и заулыбался. Антон повернулся и помахал ей варежкой. Марина тоже улыбнулась, потом села на кровать. Ну что ж, надо спускаться и решать… Взяла сумку и вышла.

В коридоре было светлее, чем вчера; в середине стены слева печная кирпичная труба уходила в потолок. Потрогала: тепло. Лучи круглых окошек перекрещивались, и в них плавали пылинки. Лестница уже не казалась такой страшной, хотя в маленьких тапочках, правда, было не очень удобно. Кое-как спустилась. Прошла на кухню. Печь тихо гудела, рядом стояли её сапожки, а на столе была навалена куча продуктов: кофе, нарезки колбасы и сыра, молоко, хлеб, печенье, йогурты, сок, шоколад и ещё рулон туалетной... Работал холодильник, в нём – пельмени и сосиски. Марина ещё не совсем проснулась, чтобы оценить ситуацию. Вошёл румяный от мороза Антон. Чмокнул холодными губами в щёку.

– Проснулась? Не замёрзла? А я уже дорожку почистил и в магазин смотал. Давай, чайник ставь! Жрать охота!

«Уже набрался словечек от этого… местного…» Она только сейчас заметила круглые часы на стене, которые тихо тикали и показывали 11.45.

– Реальное время! – сказал Антон и улыбнулся опять. – Батарею вставил.

У неё внутри вдруг что-то ёкнуло, и непонятно отчего в глаза накатило… Она отвернулась, стала быстро хозяйничать…

После завтрака тихо сидели за столом. Курили молча. Антон был серьёзный и усталый.

– Мне надо сейчас поспать. Давай после поговорим. Я лягу здесь, внизу.

И он ушёл в маленькую комнату, оставив её одну.

Марина посидела немного, потом встала и пошла в гостиную. «Дом посмотрю, пока светло».

…В камине тихо потрескивали дрова. Он был самодельный: сложен из камней с железной рамой по периметру и деревянной столешницей сверху, на ней деревянный подсвечник. Мебель и вообще всё было старинное, но простое и не старое, и ничего лишнего. Диван с высокой деревянной спинкой, шкаф, где висела её шубка, горка с посудой, кресло-качалка на выцветшем ковре – тоже, конечно, деревянная. Покачалась немного…Хорошо, покойно, уютно. Круглый стол со скатертью, пара стульев, обои в полоску. Люстра – красивая, стеклянная, но пыльная. Или хрусталь? Её надо оставить… Три большие акварели с пейзажами висели по одной на стене, так, что солнце по очереди освещало их, между ними – то, что она вчера вечером приняла за какие-то деревяшки, – необычные изделия разных размеров, форм и оттенков дерева. В общем, интерьер ей понравился, хотя был совсем не современный. «Да, на любителя… выкинут, скорее всего…» Жалко…Поднялась на второй этаж. Прошла по коридору до конца. Дверь приоткрыта. Темновато, но похоже на кабинет-спальню. Больше, чем та, в которой она спала. Окно занавешено. Массивный старый письменный стол с настольной лампой, мраморной пепельницей и часами. Всё ретро. Теперь это в цене. Квадратный тяжёлый стул, диван-кровать под тёмным покрывалом, шкаф до потолка с книгами за стеклом. Стала читать названия: научные тома, собрания сочинений. Сквозь запылившиеся стёкла не разглядеть. Отодвинула одно, прошлась ноготками по корешкам… Да, библиотека! В шкафу для одежды пиджаки с брюками, рубашки. Снова деревянные фигурки на стенах. На столе – портрет молодой женщины в круглой деревянной рамке. Перед ним деревянная изящная вазочка с остатками лака, в ней – чудом сохранившиеся стебельки ландышей…. Выдвинула ящик, в нём альбомы старых фото. Полистала. Убрала. Вышла, осторожно прикрыв дверь. Рядом – ещё дверь, заперта. Прошла в «свою» комнату. Солнце уже переходило на другую сторону, туда, где кабинет. Взглянула в зеркало, поправила заколку, вышла… Дверка рядом не заперта. Наверх – крутая лестница в узком проёме, упасть некуда. Поднялась. Светло: из окна ещё падают солнечные лучи. В маленькой мансарде – мастерская. Несколько картин и картинок без рамок, посередине мольберт с чем-то, накрытым серой тканью, кисти в банках и прочее. Запах краски так и не выветрился. У стены на полу квадратное зеркало тоже без рамы, в углу на стуле какие-то платья. Подошла…

– Не трогай, пожалуйста! – Антон стоял на верхней ступеньке, заспанный, взъерошенный, засунув руки в карманы джинсов. – Пошли вниз. Поговорить надо.

Сели на кухне, Антон опять пил кофе, она чай.

– …Это мама рисовала… до болезни. Автопортрет не успела дописать… Ей в городе нельзя было, поэтому жили здесь. Она была жаворонок, и комната на восток, а отец сова. Поэтому по разные стороны… В его мансарде своя мастерская: инструменты, дерево, коряги разные, ветки… собирал в лесу, потом делал из них вот... – он кивнул в сторону гостиной. Помолчал. Потом нахмурился:

– В общем, я решил не продавать! Я понимаю, что тебе это всё: украшения, старьё и прочее… не хайтек, короче.

– Почему? Красиво…

– Да ладно, что я, тебя не знаю! Ты ж хотела купить где-то там, в «тёплых цивилизованных странах», как ты говорила… «современно и круто»… Но денег за дом, как понимаешь, не хватит по-любому. Но причина всё равно не в этом…

Антон замолчал, закурил.

– Я бы хотел, чтоб ты поняла. Я сам только вчера понял… Если не поймёшь – разбежимся.

Он говорил жёстко, отрывисто, не глядя на неё. Повисла пауза.

– Ты меня не любишь?.. – Марина сама не ожидала такого своего вопроса. Антон был другой. Это пугало и вместе с тем приятно волновало.

Пауза.

– Люблю. Ты знаешь. Но если двое хотят строить жизнь, то строят вместе. И одну. Можно ещё про уважение говорить и ещё много про что. Но не буду. Это и так понятно. Хотя почему не буду? Здесь мой дом, мои корни, моя память. И здесь мне хорошо. У тебя есть такое? Нет. Если б было, я был бы только рад. Спросить, любишь ли ты меня? Знаешь, иногда возникают такие сомнения. Поэтому и сказал. Тебе решать. Здесь можно сделать так, что дом оживёт и будет всегда тёплым и родным. Для нас и наших детей. В будущем. Если оно, конечно, будет.

– А… как же… я не смогу, здесь столько надо… ремонтировать! – она жала маникюрные длинные ногти на пальцах, как делала всегда при волнении, и не замечала, что отковыривает лак. Потом схватила сигарету. – Я хотела дом на юге! Я мёрзну всё время!

Антон прервал её:

– А мы и поедем! При чём тут это?

– Но ты же мне ничего не рассказывал?! И потом террасы и балкона нет, ты знаешь, я люблю, чтобы… и бассейн... – она запнулась. – И... и я хочу быть с тобой! Неужели ты сомневался?! – Марина не знала, что говорить, чувствовала, что как-то глупо выходит, от этого опустила голову. Но видно было, что она тоже стала какая-то другая, живая, глаза блестели, в голосе появилась теплота, она разволновалась и никак не могла потушить сигарету. Антон вынул из её пальцев окурок, потушил.

– С куревом завязывай! – взял её руку в свои большие ладони, посмотрел в глаза, каре-зелёные, с искорками внутри. («Как у мамы…») – И не мазюкайся сильно, так лучше! – Сидели ещё и смотрели друг на друга.

– Расскажу, если хочешь. Но не сразу. Вчера только в бумагах копался, читал, вспоминал… Пойдём, погуляем пока. Потом пообедаем. Ещё время есть до вечера. Не хочется в темноте уезжать.

И они пошли. Она – в валенках, которые Антон принёс из кладовки. Ходили по двору, вокруг дома, говорили о чём-то. Он показывал ей вверх на небо, деревья, на окна, крышу, беседку, на сарай за домом, на лес за забором и невидимую отсюда реку за ним; дымок из печной трубы легко уплывал в облака…

 

 

МИРАЖ

Рассказ

 

– Я не знаю, что сказать…

Психолог смотрел на девушку с плохо скрываемой усталостью и скукой. Он давно понял типаж и просто выполнял свою работу. Скрестил руки на груди, вздохнул:

– Ну, давайте ещё раз. Представьте, что вы на улице, задумались… что побудило вас поехать к нему?

– … я не помню…

– Хорошо. Идём дальше. Адрес вы знали. Вот вы у дома, как вы попали в подъезд?

– …кто-то выходил… наверное…

– Очень хорошо! Поднялись на лифте. Подошли к двери. Что вы чувствовали?

–  Ничего…

– Замечательно! Позвонили…

– Нет!.. постучала…

– ?.. Почему?

– …не помню…

Только вдруг оживившийся специалист выдохнул и почесал пальцем щёку, но элегантно так, слегка. Ему очень хотелось прекратить этот бессмысленный сеанс, потому что копать и докапываться желания не было. Но заключение надо написать. И внутри эти гады «нашёптывали», что может быть интересно… Поэтому он покашлял и нажал:

– Вы всё время уходите от ответа. Не помните… Но я вам не верю. И мне надо понять, почему вы это сделали.

Девушка подняла голову, в глазах сверкнуло что-то, потом опустила и опять замкнулась. Тихо ответила:

– …и не поймёте.

Доцент вытянул ноги, сложил крестом: правый ботинок над левым. Размер небольшой, и обувь выглядела красиво. Выпятил губы, потом растянул в кривой улыбке. Глаза отливали сталью, а голос был мягкий:

– Нет ничего проще. Вы его любили и ревновали!

– Нет!

– Очень хорошо. Уже яснее. Нет, что?

– Всё!

Специалист решил заканчивать. Уже час возится с ней, а без толку. «Ну, ты сама меня вынудила!..» Он сел на край кресла, в упор глядя на девушку:

– Смотрите на меня! Только мой голос… Расслабьтесь… Вам нужно отдохнуть. Закройте глаза... Так, хорошо… Вспомните время, когда вы жили с мужем. Вы были счастливы?

– …

– Отвечайте!

– … наверное…

– Почему вы развелись?

–… он другой…

Чёрт знает что! Детский сад какой-то.

– Он стал другой?

– …он… был… другой.

Понятно. С вашими тонкими запросами, где ж вам, бабонькам, угодить!

– Он подавлял вас?

Молодая женщина задышала шумно, и ему пришлось пассировать. Не любите, значит, волевое мужское начало. Хорошо. Продолжаем:

– Бил?

– … нет… один раз…

– За что?

Девушка заволновалась, но он не стал останавливать.

– … я дала пощёчину!.. а он… ударил меня…

– И вы захотели ему отомстить?

– Нет!

– Хорошо. Вы не видели его месяц после развода. Зачем вы пошли к нему в тот день? Вспоминайте! Вот вы дома… Что вы делаете?

– …смотрю телевизор…

– Что вы смотрите?

Девушка закрутила головой. Он опять пассировал.

– Успокаиваемся… Какую передачу вы смотрите?

– …фильм…

– Какой?

– …Мираж…

– Он вас волнует? Чем?

– …они гибнут… он и она…

Женщина застонала, он пассировал, успокоил. Потом продолжил:

– Вам их жалко?

–…да…

– Вы досмотрели фильм до конца?

–…нет…

– Почему?

–…я не смогла… я должна была его увидеть!

– Зачем? Вы продолжали любить и беспокоились о нём?

–…нет… раньше… я хотела любить!

– То есть вы соскучились и решили пойти к нему?

–…нет…

Чёрт! Ну, сейчас ты у меня заговоришь:

– Вы пошли, чтобы убить его?!..

– Нет!!

Девушка закричала, и сеанс пришлось-таки прекратить. Через минуту, когда он вывел её из транса, стало ясно, что сегодня ничего не получится: она устала, была бледна, взгляд бессмысленный, ни о чём…

Доцент нажал кнопку под столом. Медбрат в зелёном открыл дверь и увёл…

 

…..

Месяц прошёл в обычных делах: кафедра, консультации, частная практика, домашние разборки. Заключение по последнему случаю он написал коротко и кое-как. Подписал, отдал. Потом дома доделал, формально обосновав и усугубив диагноз, что ужесточало и удлиняло её пребывание в стационаре. Отослал по электронке.

Неожиданно позвонил её лечащий и попросил приехать. Сослаться на занятость не удалось: это был его однокашник, а теперь завотделением, который не раз помогал ему писать курсовые.

… В кабинете на столе под конец рабочего дня бардак; хозяин закрывал открытые в мониторе документы, шутя и извиняясь, убирал бумаги. Доцент пил растворимый кофе, заваренный здесь же из электрочайника. Поставил кружку на освободившееся место, вытер платком губы, убрал его в карман брюк, привычно закинул ногу на ногу и расслабился.

– Ну что у тебя, проблемы с ней?

– Подожди, сейчас…

Он, наконец, сел, взял телефон, стал в нём что-то искать.

– Дело в том, что я выписал её…неделю назад…

– ?..

– Прости, наш психолог подписал, я знал, что ты будешь против. Конечно под наблюдение! Но... с другим диагнозом. В связи с улучшением состояния и новыми фактами.

– Неужели?..

– Понимаешь, поведение её последнее время было вполне адекватным. Нет, не на фоне. Не пила…Да, под язык...Ты прав, оплошали… Представляю, чтобы было, если б пила… Гм.. Короче, пришла через неделю после твоей беседы с ней и попросила поговорить. Положительная динамика, и я искренне обрадовался. Конечно, ты не зря нажал! Что? «Осчастливила», да… Я записал её на диктофон… Не знала. Я потом сказал. Представь, спокойно. Даже пошутила, чтоб тебе дать послушать!.. – врач говорил всё более эмоционально и жестикулировал гелиевой ручкой. – И теперь я уверен, что это был чистый стресс, очень сильный, да, нервный срыв с имитацией суицида в состоянии аффекта и с временной амнезией, но не более! Посттравматический и постразводный синдром, безусловно. Как я с самого начала и написал. Бытовой семейный скандал, если хочешь, каких сотни вокруг. А он унижал и применял к ней насилие, – ты же не будешь отрицать? – частично это зафиксировано в вашем сеансе. На учёте не стояла, срыв первый. Конечно, конечно, помню, скрытые «наши пациенты»! Ты про это дипломную писал!.. Да не за что… Но я и тогда, и сейчас не поддерживаю твою… позицию. А случай действительно интересный, «лирико-драматический», как наш декан говорил, ну тот, который арии из опер пел!.. – он широко улыбнулся. – И девушка умная. Будущий психолог, кстати! Случайно не на твоей кафедре училась?.. ха-ха! – Потом сказал серьёзно: – Я обязан был поставить тебя в известность, чтобы ты не думал, так сказать, что я… Хотя ты вправе думать и можешь ругать меня как обычно за жалость и непрофессионализм. Но доколь мы будем жизнь портить хорошим людям, только потому, что они другие?!..

«Однокашник» разволновался и закурил.

Доцент по привычке выпятил губы и растянул в кривую улыбку. Мало мы таких разговоров слышали? Во всём мире трещат про эту псевдотеорию и новый психотип. Абсолютно не научный подход. Да и теориям этим, сколько лет уже? Никак не успокоятся. А правда одна: есть норма, а есть отклонение. Но вслух сказал: «Ну, давай, включай свою…другую, помню, она тоже что-то такое говорила…» Спорить не было желания, а послушать интересно. Причину он ведь тогда так и не выяснил!

Звук был выведен на максимум, но пришлось напрячься, потому что говорила она негромко.

« –…Спасибо, что согласились меня принять и выслушать!

– Ну, я же ваш врач! Поэтому я вполне располагаю временем. Вы что-то вспомнили?

– Почти всё…

– Вы хотите сами говорить, или мне задавать вопросы?

– Мне их столько уже задавали!.. Теперь я сама. (Она вроде улыбнулась.) Я понимаю, что меня вряд ли отпустят скоро, и диагноз вы уже написали, это тоже понятно… Вы знаете, я училась на психолога… не доучилась… но доучусь! А вы хороший человек. Я сразу поняла. Как в кино: добрый следователь и злой… Это работает, и нас учили…

– А кто злой?

– Профессор. Психолог, или психиатр, не знаю… который последний раз со мной говорил и применил гипноз…

– Доцент…

– Неважно… Всё в вашей системе расписано, разложено. По полочкам, медицинским картам… А в жизни всё сложнее. Простите, я не буду отвлекаться. Сейчас…

Она покашляла, потому что голос слегка садился.

– Меня просили ответить на вопрос, зачем я поехала к своему бывшему мужу и устроила там… эту… ситуацию… В связи с чем он вызвал вашу скорую помощь. Сразу скажу, что я наверное сделала бы так же на его месте. Он имел право… да, имел… Он нормальный.

– А вы?

– Я – тоже нормальная. Во всяком случае, я теперь буду к этому стремиться. Но это не значит, что я изменю своим принципам. Это не простой процесс, я знаю и понимаю…

– Простите, что перебиваю, но в последнем разговоре с нашим специалистом вы сказали, что ваш муж – другой?..

– Это в другом смысле. (Голос стал твёрже и громче.) Мы жили очень хорошо два года. И я думала, что люблю его. Но на самом деле это было моё заблуждение. Мираж! Вот и название такое же… Все хотят счастья. Разными способами. Женщины хотят любить, без этого трудно жить. Они придумывают себе героев. И я придумала. А он был обыкновенный. Нормальный. Но для меня – другой. Вот так, наверное, точнее… Я ни в коей мере не считаю себя какой-то исключительной! Это вопрос морали, скорее. Вы знаете, нормой у нас считается обычная социализация, а ведь она в глубине своей таит такие подводные камни!.. подлость, например, предательство… Можно считать, что я истеричка, взбалмошная, избалованная и тому подобное, и что из-за этого так себя люди не ведут. Да, ужас, кто-то из нас ведь мог действительно погибнуть!! Какая глупость!..

– …Вы, наверное, удивлены, почему я вдруг всё вспомнила и захотела поговорить? Во-первых, ваш доцент оказал… влияние… Но лучше самой, чем кто-то напишет своё мнение. Он ведь написал? Конечно, что я спрашиваю, для этого и беседовал…Сначала плохо было очень, ну вы знаете… А потом… понимаете, будто что-то щёлкнуло внутри. В нашей палате старая женщина лежит… Зачем, кстати, вы её держите?!.. Вот она всё молчала, а потом мне сказала, что я глупая. И жизнь себе порчу из-за ерунды, и всё у меня впереди, и в моих руках… Действительно, из-за чего?! Я же ничего не могу изменить! Ни мир этот, ни людей… Я одно могу – изменить себя. В этой системе надо доказать, что ты имеешь право на существование. Полноценное. Тогда никто не сможет…

– ...Я в тот день утром, воскресенье было… разбирала кухню: я ещё только начала жить в новой квартире. Какие-то предметы под руку попадали и напоминали о том, как мы… Телевизор включён, чтоб отвлекал и не думать о прошлом. Новости надоели, и я переключила на сериалы, а там опять показывали тот фильм… У меня в голове будто молния пролетела, и я поехала к нему. У вас что-то про это записано? Хорошо. Эту картину я смотрела второй раз в жизни. Первый – когда лежала дома со сломанной ногой летом…До травмы я у мужа в офисе немного поработала…Нет, всё время не лежала, убиралась по дому. Как? Муж «инвалидку» купил, ну, кресло такое, у вас тут тоже стоят… на нём передвигалась или на костылях… Он любил чистоту, а квартира большая, в новостройке, лоджия застеклённая, тоже большая… Помощницу не взял, не хотел посторонних… Готовила ужин, свою дипломную незаконченную мусолила… вяло, потому что с этой травмой мотивация ушла. И уставала… А муж много работал, и дома тоже. Я хотела помочь и предлагала своё участие в его проекте, как мы и думали раньше. Но он обычно в выходные и вечерами постоянно был занят, ходил по квартире с трубкой в руке: переговоры, договоры, то покурить, то кофе, то поесть. Я просто не успевала. И вообще я его темпы и энергетику не догнала бы никогда! И он велел мне «не рыпаться», а лежать и поправляться. Что в другой раз вместе сделаем. Вообще муж был очень сильный по характеру и часто надо мной подтрунивал, называл «инвалидкой», как коляску… Потом стал реже дома бывать. Приходил поздно из офиса или оставался там даже. Я его ждала и телевизор иногда смотрела. И вот однажды как раз этот фильм шёл. Если вы его видели… Не видели? В двух словах: он по английскому криминальному роману снят, про Америку, давно, прибалты поставили… советский «боевик», три серии… там музыка ещё такая… грустная…»

Доцент слушал лениво, но в глазах затаился скрытый интерес. «Ещё кофе?» Врач нажал на паузу, налил. Продолжили…

« –…Я потом узнала, что сначала была другая экранизация, немецкая вроде, я её мельком просмотрела… Скучная какая-то, не трогает совсем, и музыки нет. А латыши здорово сделали… У них настоящая драма получилась. Финал страшнее, чем у Шекспира… вот вы улыбаетесь…Бонни и Клайд? Не знаю, не видела… Но дело даже не в любви…

–…Там, наоборот, девушка сильная, с характером, а он добрый, спокойный, но тоже сильный, бывший спортсмен... Они с компанией украли 3 миллиона долларов. Все хотели быть счастливыми и свободными. И она. Она всё и придумала. Но их выследили. Убегая от погони, они собирались перейти горы и скрыться в Мексике. Но не успели. Эти двое забрались на вершину и вместе спрыгнули вниз… Насмерть…»

Доцент попросил сигарету. Коллега молча поднёс зажигалку, хотя знал, что тот бросил.

« – …Вы думаете, я впечатлительная такая. Да, в то лето-осень с этим переломом, сидя одна дома, я немного расшаталась по нервам…»

Это был всего третий год их супружества. Ей казалось, жизнь летит в каком-то вихре, и надо столько всего сделать, столько планов, которые хотел реализовать её муж. И говорил, что в жизни главное, – дело. И она, его жена, должна ему в этом помогать. Но отдыхать тоже надо. А супруг любил активный отдых. Зимой на лыжах, летом на велосипеде. И ещё теннис большой и плаванье. Всё он умел классно, и был очень спортивный. В бассейн ездил, правда, один. И на море, где они провели отпуск, в глубину затащить её не мог, как ни ругался. Махал рукой и уплывал в даль…На лыжах ходил здорово, почти профессионально. Бежал, не задумываясь, как она там поспевает. Но вокруг было так солнечно, лес такой красивый, снег искрился, лыжня блестела! И она бежала за ним, не сомневаясь ни в чём, изредка только кричала, чтоб остановился и подождал... Дома однажды пришлось вызвать доктора. Районные поликлиники муж не признавал, вызвал платного. Врач сказал, что жена астенической конституции, надо витамины и БАДы всякие, больше отдыхать на воздухе, но не напрягаться, меньше работать и т.п. Муж накричал на него, потому что имел другую точку зрения, и выгнал. Но потом побежал в магазин и в аптеку, день ухаживал и подавал в постель… А самой первой их весной, в мае, чуть несчастья не случилось. Он купил ей велосипед, и они поехали за город. Там на пути были спуски и подъёмы; рулила она неплохо, но не так, как он. С высокой крутой горы вниз дорожка, другой нет… Муж, как всегда, впереди, съехал, не притормозив, с улюлюканьем. Она успела остановиться. И вот он уже внизу, кричит ей. И она поехала… Хорошо, что на тормозе. Вцепилась в руль и только внизу упала. Сердце колотится, в глазах ужас, коленки в грязи... А он смеётся. На велосипед сесть уже не могла. Он поворчал, уехал за машиной. Погрузил всё и домой. Дома она накапала себе валерианы, помазала коленки йодом, как в детстве, и легла спать. Одна… А тот случай… Он назвал её как-то, «инвалидкой» вроде, уже не подтрунивая, а констатируя, какая, мол… Она не выдержала и дала пощёчину. У него была спортивная мгновенная реакция, и поэтому он сразу ответил. Она упала на кровать. Через секунду муж уже стоял на коленях и целовал ей руки, просил прощения…

И вот этот последний раз. Лето, такое щедрое на тепло и красоту природы. Всё говорило, что будет впереди счастье и удача, и что у них замечательная семья. И прав он, что детей пока не хочет. Надо дело делать, успеют!

…Она встала на корт в приподнятом, радостном состоянии, смеялась и будто летала, не контролируя себя и пропуская мяч за мячом. Потом он учил её отрабатывать удар у стенки. У стенки она и упала: подвернула ногу так, что сломала голеностоп. Муж орал, что она идиотка, орал на персонал, что нет у них медсестры… Скорую ждали долго, от болевого шока она потеряла сознание. Очнулась в машине. И вот дома уже третий месяц с гипсом…

…За окном листья падают: жёлтые, бордовые, красиво, а выйти не может… Сидела у окна, пока не стемнело. Сделала все дела и то, что он просил. Вернётся опять поздно и сразу спать. Включила телевизор… Фильм был старый, но снят отлично. И актёры отличные. Прибалтика! Пока шла первая серия, полезла в инет, почитала… сюжет интересный, а конец… Выключить? Спать? Но действие и вся атмосфера увлекали, не отпускали. И музыка. Защемило сердце. Какая девушка! Вспомнила, как они были в Латвии на море, и там была такая девушка, из местных – загорелая, крепкая, красивая… и как муж смотрел на неё на пляже… Она тогда так остро, до боли захотела быть на неё похожа! И вот опять, в этом фильме. Смотрела и завидовала. А какие живые и правдивые характеры! Строго, точно и объёмно, не наши современные дешёвые сериалы.

…Когда они убегали, поднимаясь всё выше в гору, он ни на минуту не отпускал её руки, помогал и поддерживал, потому что она хоть и крепкая была, но вдруг ослабла и кричала, что всё бессмысленно, и у неё больше нет сил. А он втащил её на самый верх. Оба упали в изнеможении, и девушка стала просить прощения у всех, кому причинила горе своей аферой… Над ними летал полицейский вертолёт, и оттуда им кричали и издевались. Он хотел прыгнуть вниз и этим спасти её, уверял, что женщину не казнят. Но она взяла его за руку, и они вместе…

Вдруг вспомнилось всё, потом пронзила острая мысль, как вспышка молнии, и она разрыдалась…Пришёл муж и застал её в слезах; успокоиться она не могла никак. Он хлопнул дверью и закрылся на кухне. Когда вернулся после ужина и душа, она лежала на диване, положив больную ногу на подушку, и смотрела в одну точку. Подошёл, дёрнул, шутя, за хвост закрученных волос на голове. Она не реагировала. Потом сказала:

– Я вдруг точно поняла. Ты бы меня бросил…

– Что? Объясни, я ни черта не понимаю и устал!

– Я смотрела фильм. Они убегали от смерти. Она не могла быстро, но он ей помогал. А потом они вместе прыгнули с горы вниз…

– Зачем?!

– Чтобы вместе. Он пожертвовал ради неё, а она ради него. Ты бы так не смог…

– Ты что, сдурела?! Какие жертвы, какие прыжки?! Если б ты меня слушала и с головой дружила, то не лежала бы сейчас тут и не смотрела разные мелодрамы. И мысли дурацкие бы не лезли. У любого крыша поедет! Валерьянку свою пила?..

Он принёс ей капли. Она выпила молча. Опять потекли слёзы. Он обнял её, покачал, как ребёнка…

«Ну, дитё!.. Чаю хочешь?» Она покрутила головой. Поцеловал её в лоб, пошёл в спальню. «Я лягу, прости, устал, как собака… Завтра поговорим…» И через некоторое время послышалось его мерное глубокое дыхание с подхрапыванием…

Через неделю муж перевёз её к родителям, потому что собирался в командировку. Чтоб они помогали «инвалидке», но чтобы та не смотрела «всякую гадость». А после командировки они вместе уже не жили. Он отвозил её только гипс снимать и деньгами помог. Неделю она ему названивала, пока в трубке не ответил женский голос. Потом неделю лежала. Ничего не ела, всё будто в полудрёме, сутками. Депрессия проходила медленно. «Бедная, глупая моя доченька!..» – говорила мама и гладила по голове. «Это всё ваше бабское воспитание! Надо было меня слушать!..» – сердился отец. Позвали подружек-однокурсниц, тех, которые институт закончили, а она нет – замуж выскочила. «Психологини» кое-как поправили её состояние и стали убеждать заочно учиться. Даже работу нашли – секретарём на телефоне, пока не восстановится после травмы. А мама их пирожками кормила…

Развелись они быстро – муж договорился, как всегда. Так же быстро, через риэлтора фирмы, честно разменял свою квартиру: на двушку себе и однушку ей. Помог с переездом. Мама отпускать не хотела, но отец и подружки уговорили: жизнь наладить можно, только живя отдельно. Новый год всё же у родителей встретила. А потом уехала в свою – вещи разбирать и обустраиваться. Но та рана, видно, сидела глубоко, и её надо было «залечить». А мысли «дурацкие» вырвать...

…Она действительно не помнила, как оделась и поехала к нему. Воскресенье, он должен быть дома. Адрес есть, как-нибудь найду… Вышла точно в тумане, «под впечатлением». Внутри только крик: «Я должна посмотреть ему в глаза и спросить!..» На улице шёл лёгкий снежок, было приятно, морозно, светло и спокойно, но она ничего не замечала. Как доехала, тоже не помнила… У двери напряжение выросло, и она стала стучать, будто в душу его… Послышалась брань, и он открыл: в спортивных брюках без майки, с полотенцем на плече. Оторопел от неожиданности. Она быстро прошла в квартиру, в холле остановилась… Впереди большая комната: на ковре гантели, в конце виднелся не застеклённый ещё балкон с приоткрытой дверцей… В висках сильно стучало. Она быстро вышла на него, не сняв куртки. Этаж высокий. Позвала. Он подошёл, но остался на пороге. Странно, высоты бывший муж боялся, это не то, что на велосипеде… А она вдруг– откуда сила взялась! – рванула его к железному парапету и закричала: «Смотри! Ты бы мог прыгнуть со мной?! Говори!!» Он сразу пришёл в себя и стал с ней бороться, потому что она, как кошка вцепилась в него и не отпускала. Оторвался, выругался. Тогда она занесла ногу и попыталась перекинуть. Он обхватил за куртку, еле оторвал и выволок в комнату. Ладони её были в крови. «Твою мать, дура, б…, психопатка!» Ругаясь, он искал верёвку, нашёл и стал привязывать к стулу. Она кричала уже тише и не сопротивлялась. Тяжело дыша, он стоял над ней, нависая, как громадный зверь. «Ты… меня бы… бросил…» – сказала она тихо. Её трясло, лицо было перекошено болью, по нему стекали чёрные слёзы туши… Он схватил мобильник и позвонил…

« –…Я прекрасно понимаю, что это… «засело», и фильм тот больше смотреть не буду. Чтоб не сработал «пусковой механизм». Мне урок. Как мираж какой-то, наваждение… Вот и название они придумали верное! Пройдёт время, потом посмотрю, может быть, но уже со стороны…

– Вы бы прыгнули?..

– Не знаю… Наверное, нет… Но он, думает, что спас меня?

– Есть такое…

– Ну и пусть думает. Хороший поступок!.. – Пауза. – А ваша больница и всё расследование для меня как шоковая терапия. Спасибо! Без таблеток прекрасно помогло. Я ведь их не принимала… почти… Да, под язык прятала. Здесь научили многому, наслушалась и узнала столько всего… о жизни… Больше не хотела бы к вам… Поэтому и пришла поговорить. Скажите, а почему полиция не приезжала? Он ведь написал, что покушение?

– Написал, потом переписал…

– Мама моя, знаю, к вам ходила, подарки носила, просила…

– Очень вкусные пирожки!.. Да, мы говорили с ней. Она мудрая женщина. Ваши родители очень любят вас и беспокоятся.

– Ну и я не глупая! – Девушка рассмеялась. – И я их люблю. Представляю, как напугала… А жизнь – это чудо! Моя соседка пожилая, – отпустите её, пожалуйста!– говорит «нельзя же провести всю жизнь в этих стенах»!

– С ней не так всё просто…

– Может быть. Но она очень умная, а судьба её поломала… Невозможно за всех переживать, сердца не хватит. Но в мире столько неправды и несправедливости! И миражей… Я буду работать и помогать таким, как я, как она, не делать… глупостей… Вы мне верите?..»

Врач выключил диктофон. Посидели молча.

– И что?.. – спросил доцент.

– Да ничего. Я обманул тебя. Моя Татьяна в том ПНД заведует, ты знаешь. Вызвала её на беседу и сняла с учёта… Она этот фильм посмотрела… потом корвалол пила. Ха-ха! Ты тоже посмотри, для докторской пригодится!

– ?!.. Ну, вы, ребята, даёте! – доцент не выдержал.

– А его – я вызывал. Договорились, забрал заявление. Вернее, переписал… Под мою ответственность, естественно. Не под его же… Да не волнуйся! Всё провели как надо. Это у жены первый случай. А ты что подумал? И не боюсь я, что «капнешь». Ты же не капнешь? – он улыбнулся хитро.

Доцент повертел головой с тем же выражением «ну вы даёте», и было непонятно, капнет ли. Но зачем? Ему же и достанется. Без него расследование новое не обойдётся. А оно надо? С другой стороны, репутация и позиция. Ну, дурак однокашник, что ж сделаешь, хоть и курсовые помогал. Идеалист неисправимый. В нашей специальности так нельзя. В общем, надо подождать. А если всплывёт? Последнее время всё и всех проверяют. В конце концов, его пригласили консультировать, он написал, как считал нужным и как есть на самом деле. Девчонке и терапия, и психиатр нужны однозначно. Он таких видел. У него на курсе есть похожая… реактивная… Ответил, чтоб сохранить свой статус:

– Я подумаю. Но в твоей «консерватории» порядок надо явно навести!

Встал решительно. Первый протянул руку для пожатия. В дверях обернулся:

– А зачем ты меня пригласил, кстати? Знаешь что… не проси больше… по этому случаю… Хотя уверен, что придётся. И вообще, не хотел бы тут появляться. Три стационара ждут: консультации, комиссии. Я тебе как однокурснику помог. И получилась эта… история. Будь здоров! – и он вышел.

Заведующий посидел. Выключил компьютер, разложил бумаги опять, закурил. Потом подошёл к окну. Доцент, в дорогом меховом полушубке и шапке протопал к машине, оставляя на белом, последнем в эту зиму снегу маленькие серые следы. Смахнул перчатками с капота снежную крупку, отряхнулся. Открыл дверь… хотел повернуться, замешкался и не стал. Сгорбившись, сел в машину, завёлся и поехал к воротам…