Юлия ТИМУР

 

Рассказы публиковались на международных порталах «Континент» и «Эксперимент», в журнале «Медведь». Живет в Турции. В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

 

ВЕРНИ ДОБРО, МОРЕ!

Рассказ

 

Верни добро, море!

 

Густое облако тумана –

И пароход уходит вдаль.

Он держит путь в чужие страны.

Моя печаль как нить тонка.

Как волосок тончайший пряжи

Вдруг оборвется –

Сердца стон!

Вернись, корабль,

Ты мне так важен –

Но уплывает он как сон...

 

– Ферид! Куда собрался с утра пораньше? Зачем чистый костюм надел? А ну, снимай! – кричит бабка Салиха. – Кому сказала, снимай, перепачкаешься весь – стирай этот костюм и тебя отмывай потом! Вернись, не догоню ведь чертенка, со своей больной ногой.

Ферид уже успел выскочить на улицу и слышит грозные крики бабки за дверью. А потом и голос соседки вдогонку:

– Салиха, зачем опять с внуком воюешь? Пусть идет себе с миром, он, похоже, в порт собрался! Каждое утро туда ходит.

«Все знает эта тетушка Нильгюн! Как полицейский настоящий. Когда только она за всеми следить успевает?» – на ходу думает Ферид и прибавляет шаг, быстрей от дома, туда, где только он и море, и чайки, и пароходы, его мечты и мысли. Вот, например, он никак не может понять, что имеет в виду его бабка, когда говорит: «делай добро – бросай в море». Как это, зачем в море бросать? Чтобы добра было больше, что ли? Ведь вода в его жизни добро только забирала...

 

Ферид семь лет живет у бабки. А родители? Родители пропали без вести в результате наводнения, поток водный их уволок. Бабка вспоминала, что зима в тот год стояла засушливая, а весна, как на грех, выдалась с дождями, ливнями . И смыла вода семейное счастье Ферида. Отца сразу высокая вода унесла, а мать зацепилась за бревно, да неудачно: нога застряла в кроне обвалившегося дерева. Так и пропала она, захлебнулась, утонула. Сына, Ферида, мать успела на крышу дома положить, сама же не удержалась и сорвалась с мокрой черепицы, попала в водоворот.

Так и лежал Ферид на крыше, пока соседи не нашли. Не кричал, не плакал: смотрел большими испуганными глазами. С тех пор Ферид живет с бабкой, а старший брат учится в большом городе, далеко, там и живет. Ему в тот злополучный год повезло – он гостил у брата отца и о гибели родителей узнал там же.

Родителей искали всем поселком три дня, да так и не нашли: канули, как и не было их...

От родителей осталась у Ферида только фотография. Стоит она на комоде в доме бабки. Там мама и папа такие красивые! Улыбаются ему, Фериду. Когда дома никого нет, Ферид с ними разговаривает, рассказывает о делах в школе, что учится неважно, но когда вырастет обязательно станет капитаном корабля, большого, такого, что в порт к ним заходит. А зачем капитану математика? Ему надо уметь у штурвала корабля стоять и команды отдавать матросам! А уж это – то Ферид сумеет. Голос у него звонкий, руки крепкие! Он летом дяде в порту работать помогает: моет палубы на небольших суденышках, подносит – уносит провиант, убирает мусор.

Говорит о том, что не ладят они с бабкой, но она хорошая, просто устает сильно, и нога у нее болит, и некогда ей с внуком возиться: ей то готовить надо, то в магазин за покупками сходить, то в доме чистоту навести, да и хворает она часто. Ферид, конечно, помогает бабке по хозяйству, ну да разве с ней поиграть можно или по душам поговорить? Что она понимает в делах мальчишеских? Не расскажешь ей, почему дерешься с соседским мальчиком Юсуфом, не поймет она, что он – противный и смеется над его, Феридовым, костюмом, а у самого и отец, и мать, и даже две сестры есть, и что отец купил Юсуфу велосипед, а тот даже не дал Фериду прокатиться, и он от злости врезал ему по носу, и кровь у Юсуфа потекла. А бабка потом ругала Ферида, что он злой и плохой, что чужого брать нельзя, а тем более драться! И как ей объяснить, что вот ему, Фериду, велосипед никто не купит, и пойти на футбол с ним после школы никто не может, и погладить его по голове, когда он упадет и разобьёт коленку, тоже некому? Вот обо всём об этом и рассказывает Ферид отцу с мамой, стоя перед их фотографией, когда дома никого нет. А потом берёт фото и целует, прижимает к лицу и шепчет маме в ухо, как он ее любит и папу, конечно тоже.

А еще у Ферида есть тетя: мамина сестра Алия. Только приезжает она редко. Семья у нее большая: пятеро детей. Вот уж она любит парнишку! И целует, и обнимает, и всё – всё разрешает, правда! А сколько сладкого привозит с собой и какие пирожки печёт специально для него! И глаза у нее, как у мамы на той фотографии... Бывает, когда она смотрит на Ферида долгим и пристальным взглядом, лицо ее делается таким нежным и грустным, что у Ферида что– то внутри сжимается и хочется ему смотреть на тетю Алию бесконечно. А потом она берет его за щеку, нагибается к парнишке и говорит: «Глаза-то у тебя, сынок, точь-в-точь как у моей сестры бедной». У Ферида от этих слов все внутри переворачивается и в носу щиплет и глазам становится больно.

Но тетя Алия редко приезжает. У нее дел много. И некогда ей.

 

У Ферида есть друг. Дядя Сулейман. Он рыбак, и когда Ферид не спешит в порт, он любит посидеть на причале с дядей Сулейманом. А познакомились они с ним как-то вдруг. Пришел Ферид поглазеть на большой корабль, да тот уже отдал швартовы и отправился в далекое плавание. Он было развернулся, чтобы пойти домой, да тут и увидел Сулеймана, рыбачившего неподалеку. Привлек мальчишку этот взрослый дядя своей странной шапкой с огромными, как у гриба шляпка, полями, почти скрывающими лицо, и могучими плечами спортсмена. Он остановился рядом с рыбаком и стал следить за поплавком. Но то ли погода была не подходящей, то ли рыба, наевшись, отправилась в открытое море и никак не соблазнялась наживкой на крючке, поплавок, словно заколдованный, смирно «стоял» на поверхности воды. Прошло некоторое время, возможно, пять минут или двадцать, и рыбак точно так же, как поплавок, почти не двигался.

– Дядя, вы не заснули? – вежливо спросил Ферид.

– А что, клюёт? – раздался бодрый голос из– под полей огромной шляпы.

– Нет, не клюёт, – вздохнул Ферид. – А вы так весь день и будете сидеть? Не скучно вам?

– Тебя как зовут, паренек? – улыбнулось лицо, появившееся из-под шляпы.

– Меня – Ферид. А что?

– Хочешь поудить? – протянул ему удочку незнакомец.

– Конечно, хочу, – Ферид быстро взял удочку и, как завороженный, вперил взгляд в поплавок и быстро зашептал себе что-то под нос.

– Эй, ты чего там шепчешь? – поинтересовался незнакомец.

– Рыбу зову! – совершенно серьезно ответил Ферид, и в тот же момент поплавок дернулся.

– Подсекай! – закричал мужчина, и они вместе потянули за удочку.

– Ну ты молодец, – немного позже говорил Сулейман, а незнакомца звали именно так, – ставриду поймали. Кстати, что ты там шептал-то? Поделись тайной!

– Не-а, – покачал головой Ферид, – вы лучше в следующий раз мне удочку тоже дайте! Я вам столько рыбы наловлю, удивитесь.

– Ну хорошо, приходи! Вместе половим. Меня дядя Сулейман зовут. Спросишь, тебе покажут, где я рыбачу.

Так они и поладили и еще много рыбы наловили. И приходил Ферид к Сулейману часто, да только о чем шептал, когда рыбу поймал, ему не сказал.

«А что говорить-то? Я про отца вспомнил, его же вода унесла. А коль моё добро вода забрала, пусть, хоть рыбой накормит! Я так и сказал: отдай рыбку, вода! Об этом разве расскажешь Сулейману?» – подумал мальчик.

 

– Ферид, сегодня на ужин ничего нет! Сходи к своему Сулейману, может, он тебе рыбки даст свежей. У него всегда есть! – бабка смотрит строго на Ферида.

– Не проблема, скоро принесу, – уже на бегу отвечает Ферид. И убежал, довольный возможностью увидеться с другом и помочь бабке.

 

Сулейман дал мальчишке рыбы целый пакет. И Ферид, спеша домой, помчался обратно.

У дома ребята катались на велосипедах. Ферид даже слюну сглотнул – так ему хотелось помчаться вперед на двухколесном друге.

– Эй, Феро (сокращенно от Ферид), – раздался голос Юсуфа, – хочешь прокатиться?

У Ферида от неожиданного предложения соседа перехватило в горле, и он в ответ смог только утвердительно покачать головой.

– Вижу, хочешь, – смеется Юсуф, – тогда давай так: ты мне отдашь всю рыбу, что несешь в пакете, а я тебе дам прокатиться. Идёт?

Ферид тут же забыл о своем обещании бабушке принести рыбу к ужину.

– Идет, – сухим от волнения голосом проговорил мальчик и закашлялся.

Ну вот он, долгожданный миг! Фериду кажется, что он несется на гоночной машине всё вперед и вперед, быстрее и быстрее. Скорость – он чувствует только ее. Он не видит ничего под колесами. Он летит!!!

– Стой, Феро, – кричат ребята, – там бутылки разбитые!

Ферид неловко вывернул руль, пытаясь избежать наезда на стекло, но осколки были разбросаны повсюду. Он только и услышал «пшик»– звук лопнувшей шины.

– Придурок, – налетел на него Юсуф, – не видишь, куда едешь?!

– Извини, Юсуф, я не заметил, – пытается оправдаться Ферид.

– Деревенщина, зачем я только дал тебе велосипед, кто теперь за шину заплатит? Ты же – безотцовщина!

У Ферида от последней фразы зашумело в ушах, он стиснул кулаки и пошёл на Юсуфа:

– А ну, повтори, что ты сказал? Я и сам заработаю на эту шину!

– Где тебе, малахольному! – улыбнулся Юсуф.

Ферид стиснул кулак и ударил прямо в эту улыбку, сильно, сжав всю свою обиду в крепкий недетский кулачок. Кровь хлынула из разбитой губы Юсуфа, и тот, испугавшись, заорал, что есть мочи, да так, что соседка тетушка Нильгюн высунулась из окна:

– Эй, Салиха, твой внук Юсуфа убивает! – заголосила она.

– Вот ведь, пакостник, никакого сладу с ним, – Салиха, опираясь на палку, вышла во двор.

«Убегу! Всё равно они меня не понимают! Убегу», – пронеслось в голове у мальчугана, и он понесся в сторону спасительного порта.

 

Ферид ничего не слышал и не видел вокруг себя – так быстро бежал. Не увидел он и то, как машет ему руками и зовет к себе Сулейман. Слёзы жгучие, солёные, огромными каплями летели из глаз. Злость и обида гнала его вперед, к морю, к воде, которая унесла мать и отца.

 

Какие сегодня волны на море! Небо чернущее! Шторм. И у него, Ферида, шторм на душе. Он слышит голос:

«Сынок!»

Что это? Чей это голос, отца?

– Мамочка! Отдай, море, мою семью! – кричит он и делает шаг в волну.

А вот уже и мамины глаза и рука отца:

– Мама, отец, – повторяет он...

 

Сулейман заподозрил неладное – больно быстро промчался мимо него Ферид. Пытался его подозвать, махал руками, но понял, что бесполезно, и побежал вслед за парнишкой.

«Куда это он? На море такие волны. Смоют и унесут бедолагу», – только об этом и успел подумать и крикнул:

«Сынок!»

Но волна уже накрыла мальчугана.

Не раздумывая, Сулейман бросился в море. Сулейман – хороший пловец, и сегодня ему повезло.

 

– Мама, это ты? – открыл глаза Ферид.

– Слава Аллаху, пришёл в себя, сыночек, – заплакала Алия. – Это я – тетя Алия.

– Тетя, ты приехала?

– Да, родной, я приехала забрать тебя к себе. Бабушка совсем старая и больная, у нас тебе будет лучше. И брат твой учится в нашем городе.

– Тётя, а у тебя мамины глаза, вот я и подумал... Поехали сейчас! – приподнялся на кровати Ферид. – Я буду тебе помогать. Ты не волнуйся. Тебе со мной тяжело не будет. Только фотографию мамы и отца не забудь положить в мои вещи.

– Ферид, мальчик, я уже всё положила. Ты выздоравливай, а потом мы уедем! – заплакала Алия.

– Не плачь, тётя! Теперь у тебя в доме будет еще один мужчина!

– И добра будет больше, – подумав, добавил он.

 

 

НОВОГОДНИЙ МАНДАРИН

Рассказ

 

– Сашка, ты меня не слушаешь!

Сашка сидит, повернувшись к стене лицом, и молчит.

– Я сегодня гуляла в парке с дедушкой.

– И что? – вяло спрашивает он.

– Ну, это тот парк, что рядом с рынком. Там еще качели!

– Ты качалась?

– Ага!

– И не страшно было упасть?

– Не-а! – бодро отвечаю я, а потом вспоминаю, как вцепилась руками в веревки, на которых висят качели, и, зажмурив глаза, ждала, пока дедушка их остановит. –Вообще-то, немного страшно, – сознаюсь я.

– А потом что? – заинтересовавшись, спрашивает Сашка.

– А потом пошёл снег, и мы с дедушкой отправились домой.

– И всё? – разочарованно вздыхает.

– Саш, в снежки я не играла, у меня же горло может заболеть.

– А какая связь-то?

– Какая-какая, будешь бегать, вспотеешь, потом ветром продует и опять горло красным будет. Так мама говорит

– Бегать... –повторяет Сашка

 

Сашка – мой сосед по коммунальной квартире. У нас она большая, трехкомнатная. Самая большая комната у Сашки с мамой Ниной. Мне она кажется огромной, даже бегать можно, что мы и делаем, когда играем в прятки. Сашка водит, а я прячусь.

В маленькой комнате напротив живет дядя Вася со своей женой, он много и надрывно кашляет, так, что все соседи слышат: у него силикоз. Страшное и непонятное слово. Мама сказала, это когда в легких много грязи и трудно дышать. Дядя Вася работал на шахте, и эта грязь у него в легких застряла.

Наша комната тоже большая, и папа разделил ее шкафом на две: за шкафом живу я, в своем маленьком детском уголке, с кроватью и столиком-партой.

Сашка ездит на коляске. У него что-то с ногами. Они у него худенькие-худенькие. Да и сам он худощав. А вдоль груди у Сашки огромный шов. Иногда он дает его потрогать и я, оцепенев от значимости момента, боязливо трогаю его указательным пальцем.

– Видишь? – гордо говорит он.

– Ага, – полуоткрыв рот, признаюсь я, – а откуда он у тебя? – не могу справиться со своим любопытством.

– Меня зашивали, – на этом заканчивает свои объяснения мой друг.

Иногда по ночам Сашка плачет, потом его плач переходит в стон и резко обрывается. Мне становится страшно, и я из своего угла иду к родителям . Мама не спит тоже. Она обнимает меня и с горечью произносит: – Бедный ребёнок...

– А почему он так плачет? – задаю я вопрос маме, который не могу задать Сашке – сильному и уверенному днём, почему-то мне стыдно это сделать.

Мама печально смотрит на меня:

– Бывает, что дети рождаются особенными, и им гораздо тяжелее жить, чем совершенно здоровым. Нет, они такие же, им хочется играть, веселиться, шалить и хулиганить. Но им это сложно делать.

– Да, – соглашаюсь я, – Сашке и на улицу-то с коляской не выйти, у нас третий этаж, попробуй спустись!

– Мам, а он выздоровеет? Может, ему кушать нужно, как мне, больше?

Мама вздыхает – она меня никогда не обманывает, и я вижу, что ей тяжело говорить.

– Не знаю, – наконец произносит она, – но медицина не стоит на месте, и со временем всё может измениться.

– Вот как и мне, гланды если вырежут, я болеть перестану. Да? – требую конкретики я.

– Ну, почти так. Только гланды тебе вырезать не будем.

– Понятно, значит, я тоже все время буду болеть, и мороженое мне можно будет есть только теплым, – обреченно вздыхаю я. Я уже слышала, что когда гланды вырежут, сразу можно порцию мороженого съесть, холодного с трескающимся шоколадом, и глотать его целыми кусками! А не как сейчас, из сливочно-молочной лужицы растаявшего мороженого извлекать такой же подтаявший шоколад. Мечта рухнула, и я вяло ползу в свой застенный уголок, чтобы, пережив и это горе, забыться сказочным сном.

У нас сегодня с Сашкой двойной праздник: суббота! Это значит, что он идет гулять во двор, а у меня – вечернее купание, точнее, наша очередь мыться, нашей комнаты.

После обеда тетя Нина берет одетого по-зимнему Сашку на руки: крепко прижимает сына к себе, его большие счастливые глаза смотрят на меня через плечо матери: – Ты идешь? – спрашивает он меня. – В снежки поиграем!

Я иду за ними с папой. Отец несет на руках Сашкину коляску. Он мог бы и Сашку вынести, но тот не дается: разрешает нести себя только маме.

Во дворе уже гуляют ребята, но мы с Сашкой не спешим к ним присоединиться. Димка – наш дворовый заводила, забрасывает Сашку снежками, он не успевает уворачиваться от его бросков на коляске и оказывается засыпанным снегом. Я варежкой вытираю его мокрое лицо и вытаскиваю снег из-под шарфа.

– Перестань! – кричу я и получаю снежком по голове.

Димка смеется и убегает.

Мне больно и немного обидно. Я строю план, как в следующий раз забросаю Димку снегом, отомщу обязательно! Таких планов у меня много. Но Димке всегда удается избежать моей мести.

– Давай пойдем за ворота, – предлагаю я Сашке, – там спокойней!

И я увожу коляску за угол дома, ближе к саду, дети не любят это место: на сад выходят окна сварливой бабы Любы, а она не выносит детских криков, шума и тут же может закатить скандал. Между собой мы называем ее Бабой Ягой. Но мы с Сашкой гуляем тихо, и баба Люба нам не страшна!

Снег мягко кружится и падает на землю. Вечереет, в декабре мгла сгущается быстро, и уже в четыре часа наш двор, кажется, полностью погрузился в ночь. Загораются фонари, и в свете фонарей снежинки кажутся блестящими мошками, суетливо летящими на свет. Сашка открывает рот и высовывает язык. Снежинки медленно танцуя, пропадают, растворяются у него на языке. Я тоже хочу попробовать эту блестящую красоту на вкус, но не решаюсь: мое красное воспаленное горло, как дамоклов меч, весит над моей головой, не оставляя места детской бесшабашности.

– Вкусно? – выдавливаю я из себя.

– Очень! – дразнит меня Сашка

– А холодно? – с затаенной надеждой на индульгенцию от себя самой спрашиваю.

– Да ты что? Какой холодно? Даже горячо, попробуй, как язык колет! – искушает он.

И я широко раскрываю рот и ловлю эти падающие сверкающие пылинки звезд своим обнаглевшим от неожиданного счастья языком.

– Эй, хватит! – кричит мой друг. – А то и вправду заболеешь! Давай лучше снежную бабу слепим!

– Давай! – весело соглашаюсь я. И начинаю катать снежные шары. Сашка меня страшно критикует: то шарик кривой и неровный – разве бывают такие бабы?! – то слишком маленький, и бабка моя совсем не бабка, а так, малохольная бабулька. Варежки у меня промокли и местами обледенели. Я смотрю на творенье рук своих и остаюсь вполне довольной результатом: два шара почти одинакового размера ловко стоят друг на дружке, а сверху – шар поменьше – голова с черноземными глазами и кривенькой ухмылкой-палочкой.

– А нос где? – не унимается Сашка

– Дома остался. – смеюсь я и краем глаза вижу, как Сашка, поковырявшись в кармане, извлекает морковку.

– На и закончи творение, – милостиво разрешает он.

Снежная баба с ярко-оранжевым носом выглядит вполне симпатично.

– Эх, жаль, мандаринов в этом году нет, – неожиданно вздыхает Сашка.

– Ты что, их очень любишь?

– Есть мне нельзя – у меня аллергия. А вот из их шкурки можно фигурки на ёлку вырезать! Да какие завиточки и крючочки!

– А если я достану, ты меня научишь? – спрашиваю я.

– Да где ж их достать? Вон мамке и заказ уже на работе выдали: конфеты, шпроты, а мандаринов нет.

– А нам завтра бабушка принесет гостинцев. Она в магазине работает. Если будут мандарины, я тебе принесу! И украсим елку вместе.

– Не, у нас и елки не будет, – вздыхает он.

– У нас тоже! Но дедушка в лесу веток еловых обещал набрать.

Тут мы замолкаем: из-под арки появились мама Сашки и мой папа.

– Ну, вы и заигрались! Быстро домой, пока окончательно льдом не покрылись! А некоторым уже и мыться пора.

Последнее замечание адресовано мне. Квартира встречает нас духотой, из кухни валят клубы пара. Да-да, моюсь я на кухне! Ванной у нас нет, а в баню я ходить не люблю. В бане у меня всегда присутствует ощущение брезгливости от близости чужих неприкрытых тел с отвисшими животами и грудями. Глядя на них, я с ужасом думаю, что когда-нибудь ЭТО у меня тоже вырастет! И что с этим делать?! Как жить? Как бегать и играть с мальчишками???

Поэтому моя мама вечером по субботам, договорившись с соседями, достает эмалированный таз. Ставит чайники-кастрюли на газовую плиту, сдвигает кухонные столы, оставив в центре наш стол, водворяет на него таз, а в таз помещает меня. И льются на меня потоки сверху щедрые горяче-холодной воды, и ору я, когда злое мыло проникает в мой тщательно захлопнутый глаз, ну, как оно туда просочилось? До сих пор непонятно! Только как бы я ни жмурилась, результат встречи глаза с мылом был предопределен. Наконец хрустяще-чистое моё тельце, мама тщательно заворачивает в банное полотенце, и я несусь в нашу комнату, чтобы, посмотрев «Спокойной ночи, малыши», нырнуть в свой уголок и ждать наступления предпраздничного завтра.

Меня будит заливистая трель звонка. Раз, два – считаю я. Два! Значит к нам пришли! Глаза пока еще закрыты и продолжают досматривать ночной сон. Слышу, как мама бежит в коридор и через некоторое время возвращается.

– Вставай! Нам гостинцы!

Мама открывает большой пакет и достает оттуда свертки. Один сверток намокший. Это икра черная и очень полезная. Второй сверток поменьше – икра красная, тоже полезная. Батон колбасы высится над этим полезно-дефицитным изобилием. А на самом дне – яркие веселые мандаринки, наполнившие своим светом нашу комнату, на некоторых шкурка слегка помята невежливым колбасным батоном и источает особый легкий всепробуждающий аромат! Вот он и мои мысли пробудил! Сашка! Будут тебе мандарины!

– Ты куда это собираешься?

– Мам, я ненадолго, только к соседу забегу!

– Стоп. Пока не съешь бутерброд с икрой, никуда не пойдешь!

Икру я люблю не очень. Собственно, как мама говорит, с едой у меня сложные отношения. И почему бы икра должна стать исключением?

– Она полезна! – железобетонный мамин аргумент. – Для роста костей и суставов!

Последнее особенно отражается в моём пробужденном мандаринами мозге, и я осознаю, насколько может быть этот продукт ценен для Сашкиного здоровья.

Тороплюсь, глотаю бутерброд, и, воспользовавшись тем, что мама ушла на кухню, хватаю кусок бумаги, щедро шлепаю в нее икру, черно-красную смесь. Заворачиваю трофей. А в карманы запихиваю мандарины.

– Сашка! – истошно ору я и стучусь в их комнату.

– Ты чего так кричишь? – спрашивает тетя Нина. – Сашка еще спит. Ну, проходи, если тебе так надо. По-моему, ты всех на ноги подняла своим криком.

Говорит, а сама улыбается, видит, что у меня кулек в руках и карманы оттопырены.

– Сашка, ешь! – тычу я ему в нос кулек с икрой. – Это костям помогает!

– Что? – никак не может проснуться он.

– Да ешь же быстрей! Бегать потом будешь! – от счастливого нетерпения я готова весь кулек засунуть Сашке в лицо.

Он подхватывает пальцами икринки, кладет в рот и тщательно разжевывает, как таблетку.

– Ну что? – тороплю я его. – Можешь сам встать?

Сашка чуть подтягивается на руках и пробует поставить ноги на пол. У него не получается.

От досады на мои глаза наворачиваются слёзы.

– Да ты чего, перестань! Сразу не бывает, надо же долго есть! – заверяет он меня.

– Ты только ешь, а я еще потом принесу!

Тут я вспоминаю про мандарины.

– На, гляди, – вываливаю я содержимое карманов на Сашкину кровать. Маленькие солнышки, почувствовав свободу, катятся по покрывалу, падают с кровати на пол, брызжут мандариновым соком, окутывая нас волшебным туманом.

– Здорово! – заворожено смотрит на них Сашка. – А ты уже желание Деду Морозу загадала?

– Нет, – пугаюсь я, – что, опоздала?

– Давай вместе загадаем!

– Давай! – весело соглашаюсь я и зажмуриваюсь, думая, что именно так Деду Морозу мое желание покажется самым настоящим!

Сашка тоже жмурится.

– Ты чего загадала? – спрашивает он.

– Секрет!

– Подумаешь, и я тебе не расскажу, – дуется он.

– Я щенка голубого хочу, – обманываю я его.

– А я – чтобы икры было побольше!

И мы вместе смеемся.