Владимир ТИТОВ

 

Родился в 1978 г. в Москве. Окончил факультет почвоведения МГУ. Журналист, литератор. Публиковался в «Литературной газете», журнале «Наука и жизнь», альманахе «Искатель», интернет-газетах «Свободная пресса» и «Особая буква», а также в других сетевых и бумажных СМИ. Автор сборника мистических рассказов и стихов «Тёмная сторона» (2012, в 2014 переиздан в виде электронной книги), а также фантастического романа «Золото колдуна» (2016). Автор сценария и режиссёр короткометражного триллера «Только тело» по одноимённому рассказу Льва Прозорова (2015).

 

 

ПЛЕМЯШКА

Рассказ

 

Звонит телефон. Это не слишком частое событие в жизни Валентины Ивановны. За пределом узкого круга коллег по работе она почти ни с кем не общается, а они-то успевают намозолить друг другу глаза за восемь часов пять дней в неделю. Мужчины у неё нет, женщины – тьфу, да как вы смели такое подумать! – тем более, родственники не балуют вниманием одинокую даму далеко не первой молодости.

И реже других звонит эта… Люся, беспутная младшая сестрица. Вот сейчас она на проводе. Сестрёнка радостно щебечет дежурные вопросы о делах, о здоровье и о личной жизни, и, наконец, переходит к главному.

– Валюша, солнышко, у меня тут такое дело… Можно, я к тебе Женьку сплавлю? Деньков буквально на пять-шесть…

Женька – это пятнадцатилетняя дочка младшей сестрицы, которую та родила непонятно от кого, когда сама была немногим старше, чем её дочь сейчас. «Деньков буквально на пять-шесть» означает, что юная племянница будет гостить у Валентины Ивановны минимум полмесяца.

– Да, конечно, – безвольно отвечает Валентина Ивановна.

– Ой, как классно! Ну тогда жди, будет часа через полтора!

– Люсёна, да как же это… У меня ж не прибрано, не приготовлено ничего!.. –

Валентина Ивановна всплёскивает руками, как будто беседует с Люсей с глазу на глаз.

– Да ладно, сеструха, Женька у меня не привереда. Всё, милая моя, чмоки-поки! Ты меня выручила!

Следующие полтора часа Валентина Ивановна бегает по магазинам, готовит, протирает невидимую пыль в обеих комнатах своей квартиры. Конечно, через полтора часа никто не появляется, но Валентина Ивановна ждёт. Никого нет и через три часа. Обеспокоенная, она звонит Люсе. Сестрёнка поднимает трубку после трёхминутного ожидания, а подняв, говорит раздражённым запыхавшимся голосом, что отправила Женьку уже три с половиной часа назад. И, не прощаясь, отключается.

Валентина Ивановна понимающе вздыхает – не вовремя позвонила! – и садится на кухне ждать.

Бесконечный июльский день уже клонится к вечеру, когда в прихожей раздаётся переливчатый звонок. Валентина Ивановна бежит открывать.

На пороге стоит юное создание ростом метр шестьдесят шесть, веснушчатое, пухлогубое, большеротое, с колечком в носу и серо-зелёными глазами в кайме голубых ресниц. Вместо причёски – малиново-лазурный беспредел. Тонкие руки и длинные голенастые ножищи прихвачены загаром. Существо одето в длинную просторную футболку с мультяшными монстрами, бежевые шорты и сланцы, за плечами – бело-розовый рюкзак.

– Женечка, девочка моя, здравствуй! – улыбается Валентина Ивановна. – Я тебя заждалась! Ну, проходи скорее!

Существо стирает хмурую мину с мордахи.

– Здрасьть, тёть Валь! – она порывисто обнимает и целует тётю. – Ну, так получилось, извини.

Валентина Ивановна тихонько вздыхает. Женька в маму пошла – та уже в двенадцать навострилась глазки строить и задницей крутить. А этой кобылище пятнадцать, и мальчишки за ней ходят табунами. И ровесники, и постарше. Наверняка и сейчас несколько часов прошаталась с какими-то озабоченными прыщавыми гамадрилами.

– Ой, тёть, я такая голоднющая, прям как не знаю чё! Есть чё поесть? Я щас в душик по-бырому, лан? А где моя комнатка? Я ща туда барахлишко снесу… – она стрекочет, глотая лишние согласные и добавляя дополнительные суффиксы.

«По-бырому», то есть «по-быстрому», занимает у Женьки минут двадцать. Она распевает, плещется, несколько раз слышится «Ай, блин!» – и звук падения мыла. Несколько минут слышится гудение фена, потом племянница является из ванной в длинной чёрной футболке и босиком.

– Жень, деточка, – говорит Валентина Ивановна. – Ты бы обулась! Холодно же?

– Ты чё, тёть Валь? – прыскает Женька. – Какое «холодно»? Лето на дворе!

Племяшка усаживается на табуретку, поставив одну ногу на сиденье.

– О, борщик мой любимый! Классно! Вообще-то я на диете, но у мамы борща не дождёшься! Приятного аппетита, тёть Валь!

Племяшка наворачивает борщ и котлеты с кашей так, что за ушами трещит. Когда подходит черёд чая с домашней выпечкой, она набивает рот мучным и про диету даже не думает.

– Ну, как дома дела? Как мама… Люся? – спрашивает Валентина Ивановна.

– У мамочки Люси новый хахель, поэтому она меня и сплавила, – говорит Женя. – Чтобы я не путалась под ногами и не мешала ей, молодой и интересной девушке, заниматься личной жизнью.

Валентина Ивановна грустно кивает. У Люсёны то и дело случаются разные увлечения; правда, большинство её приятелей, готовых достать луну с неба, открыть Америку, развестись с опостылевшей женой и делать ЭТО всю ночь без виагры, заметно скисают, узнав, что у их возлюбленной имеется ребёнок.

– А может, ревнует, – беззаботно добавляет племянница. – В прошлом году один ко мне лез – знаешь как? Мамочка Люся с утра в магаз пошла, а то у нас холодильник совсем пустой был, а этот заваливается ко мне – а я только проснулась – труселя снимает, берёт в руку свой… этот… – Женька хихикает, – и говорит – детка, хочешь конфетку? А мне по приколу, я ни разу у взрослых не видела, только в порнухе, стала трогать, а он так покряхтывает… такой смешной!.. А тут мамка идёт – кошелёк забыла, такая растяпа… А этот не услышал, что ключ в замке хрустит, а я услышала, но виду не подала. Мамка такой скандалёжник закатила, бли-и-ин! Этого хотела в милицию сдать, но пожалела, потому что я поклялась, что не было ничего, а ничего и не было, он меня даже не трогал, это я его, так что она ему люлей навешала и в чём был на лестницу выкинула…

– Господи! – вздрагивает Валентина Ивановна. – Люсёна про это ничего не рассказывала!

– А что рассказывать? Ничего ж не было! Мамуля потом ещё меня отшлёпала, потому что решила, будто я к нему сама лезла, а потом сама же со мной ревела… – в голосе Женьки слышится лёгкая грустинка.

– Женечка, – осторожно спрашивает Валентина Ивановна – а вот того дяденьку… мужчину… который сейчас с мамой… ты знаешь?

– Не знаю и знать не хочу, – заявляет племяшка. – Этот «дяденька мужчина» – на месяц, не больше. Все они козлы, только одно им нужно, как получат своё, так начинают свою козлячью натуру показывать.

Валентина Ивановна понимает, что племянница сейчас повторяет то, что множество раз слышала от матери. Тут есть доля истины: Люся обладает талантом привлекать мужчин определённого сорта.

– Ну, может, всё-таки встретится ей хороший человек, – говорит Валентина Ивановна, сама не веря в это. Женька пожимает плечами и мычит что-то неопределённое.

– Лан, тёть Валь, я спатки. Не грузись и меня не грузи, лады? Всё будет океюшки! – она целует в щёку Валентину Ивановну и отправляется в свою комнату.

Ночью Валентина Ивановна встаёт в туалет и на обратном пути заглядывает в комнату юной родственницы. Девочка спит голышом, отбросив скомканное одеяло. Ей жарко – то ли от ночной духоты, то ли от внутреннего неугасимого жара юности. Ротик приоткрыт, на гладкой коже тускло светятся бисеринки пота. Одна рука свесилась с кровати, другую она закинула за голову. Грудки вздымаются в такт дыханию. «Красавица», – с нежностью и грустью думает Валентина Ивановна и тихонько идёт к себе.

Утром племянница, не одеваясь, отправляется в ванную. Двадцать минут из ванной доносятся пение, шлепки и дикий визг, когда Женька устраивает себе контрастный душ.

Потом она выходит из ванной во всей красе и заявляется в таком виде на кухню.

– Женька, ну-ка оделась! – Валентина Ивановна пытается изобразить строгость.

– Ой, тёть, да зачем? – мурлычет Женька.

– Ну это ж неприлично!

– Что неприлично! Кто сказал? Мы с мамкой часто по квартире голяком гоняем, если она мужиков не приводит. А чё? Лето, и так жарко!..

– Ко мне могут люди прийти! – Валентина Ивановна пускает в ход последний аргумент.

Это, конечно, ложь во спасение. Никто к ней не придёт. Если не считать Женьку, гости у неё бывают раз в полгода, а то и реже. Женька это знает, но она принимает игру: фыркает, встаёт с табуретки и уходит, демонстративно виляя задницей. Через пару минут она появляется, одетая в футболку на голое тело.

После завтрака Женька отправляется в свою комнату и болтает с кем-то по скайпу. Через три часа она заглядывает к тёте, уже одетая для выхода в свет: в топике и в шортах, больше напоминающих плавки.

– Тёть Валь, я побежала!

– Деточка, ты бы покушала перед выходом! – спохватывается Валентина Ивановна.

– Ой, тёть, я же на диете!

Однако диета не мешает девчонке смолотить пару бутербродов с ветчиной. Закинув пластинку жвачки, она целует тётю в щёку и исчезает. Возвращается она только к вечеру, усталая и довольная, как пионеры после похода. Кажется, от неё слегка пахнет спиртным, но она тщательно маскирует компрометирующий запах ароматной жвачкой.

Так проходят суббота и воскресенье. В понедельник Валентина Ивановна отправляется на работу, оставив спящей племяшке запасной ключ и записку. Возвращается Валентина Ивановна около восьми, но племянницы дома ещё нет. Она является около полуночи с таким счастливым выражением лица, что тётушка поневоле подозревает неладное.

На следующий день Женька, наоборот, оказывается дома достаточно рано. Когда Валентина Ивановна заходит в квартиру, племяшка с кем-то болтает по телефону.

– Женечка, а у тебя мальчик есть… ну, постоянный? – осторожно интересуется Валентина Ивановна за вечерним чаем.

– Тёть Валь, а зачем тебе? Отбить хочешь? – хохочет племянница.

– А возьму да отобью! Какие наши годы! – улыбается тётя.

– Х-ха! – Женька достаёт телефон и показывает фотографию, где она снята голова к голове с каким-то рыжим парнем. Невооружённым глазом видно, что парень лет на пять её старше, а морда у него откровенно хулиганская… хотя, может, он просто хочет казаться страшным, а на самом деле – хороший, добрый мальчик.

– Вот он, мой герой! Отбивай, сколько хочешь – не отобьётся! – гордо заявляет Женька.

– Да верю, верю!

Женька отправляется в комнату, где врубает какую-то идиотскую комедию на ноутбуке, а Валентина Ивановна допивает чай и грустно улыбается своим мыслям. Вот и у младшей сестрёнки дочка совсем большая. И у неё могла бы быть дочка… и сыночек… только их нет и уже не будет. С юных лет она была очень серьёзной девочкой и понимала: сперва – уроки, потом – занятия музыкой, а развлечения – потом. Она впервые поцеловалась с мальчиком, кажется, в выпускном классе. Ваня его звали. Ванечка… Они только целовались и ходили за ручку; Ванечке, конечно, хотелось большего, но Валентина Ивановна – тогда ещё Валя, Валечка – твёрдо знала, что такое девичья честь. Они с Ванечкой строили планы на будущее, их родители были почти уверены, что дети поженятся… да, видно, от судьбы не уйдёшь. Ваня не смог поступить в институт после школы, ушёл в армию, и зарёванная Валя, прощаясь с ним возле военкомата, обещала его дождаться. А дождалась письма, в котором Ванечка рассказывал, что в увольнении познакомился с милой девушкой, и та ждёт от него ребёнка. Валя не плакала. Некогда ей было плакать – ей надо было готовиться к экзамену по начертательной геометрии. Но с того дня что-то в ней сломалось. Первая любовь помаячила и растаяла, а больше она никого так и не полюбила. Она не стала серой мышью-затворницей, по молодости у неё бывали отношения с мужчинами, но до женитьбы так и не дошло. Её кавалеры, может, были бы и не против – она сама не хотела.  Даже самое пронзительное удовольствие не могло растопить тот комочек льда, в которое превратилось её сердце – раз и навсегда.

А сейчас уже и возраст не тот, чтобы обольщать и привлекать, да и рожать поздно. Так и живёт Валентина Ивановна, находя горькое утешение в любовных делах сперва младшей сестрёнки, а потом и племяшки. И, как всё чаще бывает с ней в последнее время, по-крысиному крадётся мысль – а может, она прожила жизнь неправильно? Да, на работе её уважают, деньги водятся, ни в чём себе не отказывает, здоровье в порядке (тьфу-тьфу-тьфу!), квартира просторная, могла бы и приличную машину купить, кабы не боялась садиться за руль… А вот счастья – простого, глупого счастья – нет и никогда не было. А Люська – та с каждым своим увлечением переживает радость и горе. И, отрыдав после того, как очередной похотливый козёл подтверждает свой козлячий статус, вытирает слёзы, охорашивается и снова – вперёд, за приключениями! И не нужен ей никакой «хороший человек», потому что она и так счастлива…

Неспокойно спит этой ночью Валентина Ивановна.

А на следующую ночь приходит беда. Племяшки долго нет дома. Вот уже и полночь минула, а Женька где-то шляется. Валентина Ивановна несколько раз звонит ей, но безуспешно. Наконец, во втором часу она заявляется – но, боже, в каком виде! Зарёванная, с разбитой губой, со сбитыми коленками, со ссадинами на ладонях…

– Женечка! Что такое? Ты… Тебя… – Валентина Ивановна не может выговорить слово «изнасиловали». А в голове бьётся – «надо в милицию… в скорую… что же я Люське скажу…»

Женя мотает головой.

– Нет, нет, тёть Валь… Всё в порядке…

Её самообладания хватает на несколько секунд. Потом она принимается рыдать – страшно, как будто хохочет.

– КОСТИК СУКА!.. – орёт она (и добавляет ещё кое-что). – Тварь! Членосос! С этой курвой! Мразь, губу мне разбила! Я её, суку, ещё не так отпинаю!..

Валентина Ивановна облегчённо вздыхает. Слава-те-господи, ничего страшного – по-настоящему страшного – не случилось.

– Ничего, деточка, – бормочет она. – Это ничего…

– «Ни-чи-во-о!» – злобно рыдает Женька. – А как жить? Если лучший в мире парень оказался таким ублюдком?

«Ты ещё встретишь лучшего в мире парня», – думает Валентина Ивановна. Она раздевает Женьку и моет её под душем, как маленькую, потом обрабатывает ссадины. Племяшка постепенно успокаивается и злобно шипит, когда тётя промокает ей больные места ваткой с перекисью водорода. Она стучит зубами по кружке горячего чая с мёдом, в который Валентина Ивановна подпустила столовую ложку коньяка, и бормочет проклятья в адрес бывшего парня и змеи-разлучницы. Проклятья, в общем, стереотипные: собака женского пола, женщина лёгкого поведения, гей, занимавший пассивное положение в анальном и орально-генитальном контакте, дурно пахнущий женский половой орган и т.д. Она позволяет себя уложить и не отбивается, когда тётя утирает ей слёзы, то и дело сбегающие по веснушчатым щекам.

На следующий день Валентина Ивановна звонит на работу и сообщает, что вынуждена взять отгул за свой счёт. Она остаётся дома и ухаживает за племянницей. Женька бродит по дому, как призрак самой себя, и несколько раз принимается рыдать, но к вечеру успокаивается. Два дня она никуда не выходит и мрачно смотрит фильмы с ноутбука.

Приходит суббота. Женька дрыхнет до одиннадцати, потом отправляется в душ. Сквозь шум воды слышится пение. Валентина Ивановна тихонько улыбается.

– Привет, тёть! – она является на пороге кухни, прикрытая только капельками воды. На веснушчатой мордочке – ни тени уныния.

– Кыш отсюда, маленькая развратница! – Валентина Ивановна шлёпает её полотенцем по заднице. Девочка взвизгивает и отскакивает.

– Не, ну чё сразу «развратница»?

– Чё надо. Одевайся и приходи завтракать.