Журнал «Кольцо А» № 127
Дана КУРСКАЯ
Автор книг стихов «Ничего личного» («Новое время», Москва, 2016) и "Дача показаний" ("Новое время", Москва, 2018). Организатор Международного Ежегодного фестиваля современной поэзии MyFest. Основатель и главный редактор издательства «Стеклограф».
Лауреат Всероссийской поэтической премии "Лицей" 2017 год (второе место) и других литературных премий. Публиковалась в журналах "Знамя", "Интерпоэзия", "Новая Юность", "Волга", "Юность", "Крещатик", "Дети Ра" и др.
МУРАВЬИНАЯ ФЕРМА
* * *
Юлию Гуголеву
Говорят, муравьи создают уют.
В интернете ферму их продают.
Кстати, стоит всего-то семьсот рублёв.
Заведу себе, господи, муравьёв.
Стану их травой или чем кормить –
раз кого-то вздумалось заводить,
то уж будь любезен, заботься о
том, чтобы было ему светло.
Закажу эту ферму себе в четверг.
Пусть они свои тропы проложат вверх,
и у каждого будет особый путь.
Заведу муравьёв для чего-нибудь.
Зря ты улыбаешься надо мной.
Я не представляю, как жить одной.
Я не знаю, как это – без любви.
Так пускай хотя бы уж муравьи.
Вот скажи мне честно, ведь ты мой друг, –
каково творить, не запачкав рук?
Говорят, всё можно, раз мы творцы.
Пусть живут у меня жнецы.
Так красиво зовется порода их.
Вот ответь мне – когда ты кропаешь стих,
то считаешь, сколько в нем спит слоёв,
скольких стоил он муравьёв?
...За окном темнеет, привет луне,
и дождем зарастает мой двор в окне,
а у нас снова налито по сто грамм,
и пути-тропинки куда-то там.
На закуску есть зелена трава.
Пусть ноябрь вступает в свои права,
но храни от острых его краёв
муравьев своих, Господи, муравьёв.
* * *
Рябит метель, и лучше наливать,
чем вместе лезть под это одеяло.
Все говорят – нет правды без ноль пять.
Но правды нет и с литром – проверяла.
Едва потяжелеет голова,
за ней душа потяжелеет следом.
И станут льдом пролитые слова,
и будут похоронены под снегом.
Вот потому на всяческой войне
ты без сто грамм меня не исповедуй,
когда через метель придешь ко мне
поздравить с незаслуженной победой.
* * *
За высоким забором не видно, кто здесь живет.
За широкой улыбкой не видно, кто похоронен.
И накроет подснежник внезапно своей ладонью
тот, кто знает – начнется гроза вот-вот.
Прошлой полночью здесь закипал металл,
и оставшись без веса, совести или роста,
всё казалось тебе, что ты поднималась в воздух,
не касаясь руками того, кто тебя летал.
Поутру на лужайке выжженные круги,
расплескался туман, и дрожат на деревьях листики.
Что случилось в Иствике – пусть остается в Иствике.
Начинает темнеть. Не думай о нем. Беги.
* * *
У телевизора лежали мы с тобой
И наблюдали сложную картину -
Вершилось то, что я звала судьбой.
Там шел футбольный долгожданный бой,
где Франция играла с Аргентиной.
Еще арбитр не вставил в рот свистка,
Уже трибуны завопили в трансе.
Победа неясна была пока,
Но я сказала с видом знатока:
«У этих отношений нету шанса.
Как Франция не сможет победить,
Так нам с тобой недолго длить рутину.
Не будем слабым выдавать кредит» –
Так я сказала – грустный эрудит – ,
Болея всей душой за Аргентину.
А где-то в виртуальном далеке
Болельшики завыли в эйфории.
Я носом громко шмыгнула в тоске,
И ты меня погладил по руке,
Пока по полю несся Ди Мария.
Ты прошептал над ухом: «Ну не плачь.
Я будто Маркос Рохо безоружен.
У аргентинцев много неудач,
Но даже самый безнадежный матч
Зачем-то в этом мире тоже нужен.
И если нам победы не дано,
Возможно мы придуманы для блицев.
Так пусть такое зыбкое оно,
Короткое такое пусть оно,
Но пусть оно еще зачем-то длится».
...По полю кто-то снова несся вскачь.
В экстазе дико публика орала.
Ты объяснял мне принцип передач.
Луна сияла как футбольный мяч.
И, кстати, Аргентина проиграла.
* * *
Андрею Явному
Утром звонишь, говоришь «Я такой же!
То есть проблемы, секреты и прочее,
страшные тайны и истинное лицо.
Ты заезжай ко мне в восемь, не позже.
Я всё подготовлю, займемся нашим концом.
На улице март, значит самое время.
Ты там давай попрощайся со всеми.
Таксисту скажи, что не надо обратно.
Объясни ему – довезет бесплатно.
Бутылку не надо, я сам куплю.
Доверься мне, все будет как я люблю.
Ты не волнуйся, мы выпьем много,
послушаем «не для меня придет весна»,
почитаем вслух Степанову и Цветкова.
Я почувствую, когда ты будешь готова,
когда Вязмитинова станет тебе ясна.
Провожать нас выйдут соседи и Вера Ивановна.
Они будут смотреть на нас по-другому и заново,
Будут записывать наш с тобой разговор.
Больше не думай о боли, не нужно.
Наш бенефис начинается, ну же.
И вот мы выходим с тобой во двор.
Ты посмотришь на эту землю, что мы любили,
я галантно открою дверцу автомобиля,
ты сядешь назад, а я спереди сяду.
Верь мне, я сделаю всё как надо.
Больше не будет против и за
Больше не будет синеть бирюза
Больше не будет Юрий Лоза
Больше не будет обиженных толп
ты закроешь ладонями мне глаза
и мы въедем в столб!»
…а под утро я у тебя на кухне,
где окурки в пепельнице потухли,
где остыла водка в холодной чашке,
напишу записку «Зови почаще!»
И поеду в такси домой, представляя строго,
как ты спишь на втором этаже под портретом бога,
и витают звездочки надо лбом.
Я смотрю на дорогу,
где пыль поднялась столбом.
* * *
Уже ловила взгляд твой томным взглядом,
уже двусмысленный тебе слагала стих.
но мы с тобой пока не спали рядом,
и вроде предпосылок никаких.
Допустим, что... Ну ладно – не допустим.
Действительно – зачем нам допускать?
Но все мы были найдены в капусте,
и все ложимся в общую кровать.
Прохладная бескрайняя постелька –
там будет место каждому дано:
и тем , кто в среду напивался в стельку,
и тем, кто в воскресенье шел в кино.
И плиты, словно спинки раскладушек,
над нами встанут в стройные ряды,
закружит снег, как перья из подушек,
и включится ночник большой звезды.
И этой бесконечно длинной ночью
для всех свершится сладостное то,
что каждый будет спать – кто с кем захочет,
и просыпаться, с кем захочет кто.
И мы – проснемся вместе спозаранку,
спрошу, ну как спалось тебе со мной.
И ты, смеясь, ответишь: «Слушай, Данка,
так долго!» – и начнется выходной.