Олег ЯНЕНАГОРСКИЙ

 

Работал следователем в прокуратуре, адвокатом, преподавал в университетах и заведовал кафедрой юриспруденции. Был муниципальным и государственным служащим, трудился в Думах г. Ханты-Мансийка и Ханты-Мансийского автономного округа – Югры.

 

 

ЛЮДИ И ДЕНЬГИ

Очерки провинциального юриста

 

СДАЧИ НЕ НАДО!

 

Прокурор небольшого сельского района обычно много знает. Населения мало, жизнь каждого почти у всех на виду. Одним словом, секретов почти нет. Да и какие могли быть секреты в 1979 году у простого советского человека, живущего в зауральской глубинке?

Именно поэтому сцена в магазине, о которой я хочу рассказать, очень удивила меня. А дело было так. Вечером в пятницу, почти перед самым закрытием, я зашел за продуктами в поселковый магазин самообслуживания. Не удивляйтесь – холостые прокуроры даже в выходные дни желают кушать, а с продуктами питание получается как-то веселее.

Впереди меня возле кассы встал мужичонка неопределенного возраста, одетый в старую фуфайку, ватные штаны, вытертую солдатскую шапку-ушанку с оторванными завязками и обутый в замызганные кирзовые сапоги. Одно ухо у шапки запачкано большим бурым пятном, подозрительно похожим на кровь. Как-то пришлось расследовать дело об убийстве топором, и подобная шапка с характерными пятнами стала очень важным вещественным доказательством. Да, интересное было дело, но о нем как-нибудь в следующий раз. С одного взгляда на этого покупателя было понятно, что пьет человек крепко, может быть, даже запойно. В руках у него с трудом помещались три бутылки водки, булка черного хлеба и пара банок дешевых рыбных консервов «Завтрак туриста». Мы в студенческие время звали эти консервы «Завтрак юриста».

Зная, что для таких типов три рубля уже большие деньги – обычно они довольствуются одной-двумя бутылками дешевого пойла с народным названием «бормотуха» –  я удивился, прикинув стоимость покупки. Набранное мужичком тянуло рублей на девять или десять. Понятно, что основная тяжесть в цене ложилась на три бутылки водки. Я прикидывал – украл он что-нибудь в совхозе, да и продал по-быстрому, или у жены последний червонец стащил? Других версий основания для подобных «суперзатрат» у меня не возникло. Узость профессионального мышления – это, между прочим, не выдумки психологов, а достоверный факт. Молодость следственная у меня была тревожной – убийства, изнасилования, должностные преступления, включая даже расследование мелких взяток и крупных приписок! Вот фантазия и усохла.

У меня, прокурора района, юриста первого класса, зарплата была аж 230 рублей! И бытовые покупки на десятку я совершал далеко не каждый день. А тут… Украл, точно украл что-нибудь мужичок. Завтра из сводки по району узнаю что-нибудь про хищение стройматериала или комбикормов. Теоретически, конечно, он мог заработать, помогая кому-то по хозяйству. Но больше трех рублей за день в нашем селе физическим трудом не заработаешь, а на работника умственного труда этот тип совершенно не походил. А уж если кто-то из подобной публики «подкалымил» бы, то уж водку точно покупать не стал. Дорого! Вы знаете, сколько флакончиков жидкости от пота для ног, изготовленной на спиртовой основе, можно купить на пять рублей? Вот то-то и оно! Конечно, печень человека как может сопротивляется, перерабатывая жидкость для ног, но по мозгам она бьет сильнее водки! Нет, сам я не употреблял это пойло – зато расследовал убийства, совершенные в состоянии сильного алкогольного опьянения после трех таких флакончиков. А на допросах по делам об убийствах много интересного узнать можно – как правило, тут люди не лгут и про выпивку рассказывают подробно. Вот про убийства стараются промолчать, а про выпивку – запросто!

Отвлекшись на воспоминания, я пропустил развитие ситуации возле кассы.

– Сдачи не надо! – послышались слова мужичка.

Слова-то я услышал, но до конца не осознал их.

– И мне не надо твоих денег! – сварливо ответила пожилая кассирша.         Намного позднее понял я, что сказано это было не для покупателя, а для меня – районного прокурора. Это я не знал продавцов и кассиров в поселковых магазинах, а уж они-то меня в лицо за прошедшие полгода точно узнали. Глянув на желтую пластмассовую тарелочку, стоявшую возле кассы, я увидел на ней четыре мятых десятирублевых купюры и несколько монет. Значит, правильно было мое определение стоимости чужой покупки, самодовольно подумал я и замер... Он расплатился пятидесятирублевой?! И «сдачи не надо»?! Про то, что существуют еще и сотенные купюры, я в тот момент даже не вспомнил! Хотя, в принципе, можно и «соткой» расплачиваться. Но тогда на сдачу пришлось бы девяносто рублей.

Пока я стоял ошарашенный, мужик сложил покупки в рваную грязную авоську и вышел из магазина. Нет, рот, безусловно, у меня был закрыт и челюсть не отпала. Но так терялся я раньше всего пару раз за всю сознательную жизнь. Кассирша, видимо, по-своему истолковала мое молчание и продолжала ворчать:

– Сдачу ему не надо… Не надо, так не ходи с крупными деньгами! Я ему последние десятки отдала, а вдруг еще народ придет перед самым закрытием. Не заработанное тратить легко, а вот если бы сам повкалывал… Наследнички, в горло вашу мать!

Я очнулся, вспомнил профессиональные навыки и еще через пару-тройку минут уже знал, что богатого покупателя зовут Федька, живет он в поселке всю жизнь, пить начал еще в седьмом классе, работать не любил, но раньше все же приходилось. А потом получил Федька «агромадное наследство» и вот уже почти год пропивает с друзьями-собутыльниками «бешеные деньжищи».

В субботу утром выяснил и остальное. Наследство действительно было огромное – пятьдесят тысяч канадских долларов! То ли двоюродная бабушка, то ли троюродная тетушка завещала всё единственному родственнику. Канадские юристы с помощью адвокатов советской Инюрколлегии нашли наследника в нашем благословенном крае. После оформления необходимых документов Федька вступил в наследство, получив валюту полноценными советскими рублями. И загуляла вся районная пьянь. Наследник в выпивке никому не отказывал, щедрой души был человечище. А я-то еще удивлялся, что в районе понизился уровень краж по сравнению с прошлыми годами, но возросло количество эпизодов смертельного исхода от алкогольной интоксикации и несчастных случаев, а также драк на бытовой почве.

Надо сказать, что Федька тоже протянул не больше года. Канадское наследство для него было смертельным ударом по мозгам и печени. Как говорится, «не в коня пошел корм»... Что стало с остатками наследства? Не знаю. Не сумел Федька всё пропить – это точно, а подробностями я не интересовался. Не в моих правилах считать деньги в чужих карманах, даже если они шальные.

 

 

СТАРЫЕ ДЕНЬГИ

 

Редко, очень редко из следственного изолятора выходят внезапно. Безусловно, есть плановые освобождения. Например, истек срок содержания под стражей, и суд его не продлил, нет оснований и необходимости далее держать арестованного в СИЗО, амнистия объявлена и прочее… Но редчайший случай, когда человек, вечером заснувший на нарах, в ожидании еще одного или нескольких тоскливых дней или месяцев в неволе, утром вдруг оказывается на свободе.

Случай, о котором я вспомнил, был неординарным. Дело о хищении денежных средств, в котором я выступал защитником одного из обвиняемых, вело региональное управление ФСБ. Узнав ночью о смерти отца второго обвиняемого (точнее, обвиняемой, назовем ее Галиной), следователь утром принял решение об ее освобождении из-под стражи до рассмотрения дела в суде. Правильное и гуманное решение – иначе дочь, не похоронившая отца, всю жизнь бы имела «шрамы на сердце и душе». Как следователь узнал о смерти? Есть такое понятие «контроль за телефонными переговорами», в просторечье именуемое «прослушкой»… Но не об этом речь.

Галина не была моей подзащитной, но общались мы довольно долго (до и после ареста, и потом еще несколько лет после суда), поэтому я много знал из жизни всей ее семьи. Хотя, конечно, далеко не все – к тому же не я был адвокатом Галины.

В жизни все переплетено, и смерть лишь проявляет невидимые переплетения, а иногда открывает  большие тайны и маленькие секреты. Узнав о смерти отца Галины и об ее освобождении из следственного изолятора, я пришел к ней домой, чтобы  выразить соболезнование и спросить про дату похорон. Умерший был в очень преклонном возрасте, давно болел, и смерть его не была неожиданностью. С дочерью он жил вместе уже больше десяти лет.

С  Галиной мы беседовали в роскошной гостиной ее городской квартиры. Забыл добавить, что эта семья была «очень обеспеченной», если не сказать «богатой», даже в советское время. И как мне казалось, в «лихие девяностые» благосостояние это не уменьшилось. Во время разговора я невольно поглядывал на стеклянный журнальный столик – на нем лежала нераспечатанная банковская упаковка новых двадцатипятирублевых купюр советского образца. Уже несколько лет прошло с того момента, как советские деньги вышли из обращения и были заменены российскими, но видеть нераспечатанную пачку советских денег было довольно удивительно. Две с половиной тысячи рублей – половина «Жигулей» или четверть «Волги» по прежним (советским) ценам. Галина, конечно, заметила мои взгляды на деньги и пояснила:

– Искали документы отца для оформления свидетельства о смерти и вот нашли… Случайно. Там, где их и быть-то не должно. Это не первая и, наверное, не последняя отцовская заначка. Предыдущая была зашита в спинке кресла – пачка сторублевок. Но про ту он хотя бы внуку сказал.

Галина помолчала, а потом горько пошутила: «Внезапный обыск жилища может принести его владельцам много неожиданного».

Я слушал Галину и вспоминал другой случай из 80-х годов ХХ века. Подпольный цех по изготовлению кожаной обуви  функционировал несколько лет, но потом был ликвидирован. Частнопредпринимательская деятельность еще не была декриминализирована, и дело расследовало местное УВД. Обыски, аресты, суд по делу «сапожников», большие сроки. Затем освобождение осужденных по так называемым «хозяйственным делам» после 1991 года. А до этого момента была еще «Павловская денежная реформа», когда за три январских дня 1991 года надо было обменять купюры образца 1961 года по 50 и 100 рублей. Не все, конечно, обменяли – кто-то не смог, а кто-то и менять не стал. Чтобы не объяснять источники происхождения крупных сумм наличных денег. Потом я где-то читал, что  конфискационная процедура позволила изъять из обращения 14 миллиардов наличных рублей – полновесных советских рублей.

Один из осужденных по «делу сапожников» вернулся из колонии в 1992-м, вырыл из тайника две трехлитровые банки с деньгами. Они были плотно забиты крупными купюрами, покрылись плесенью. Но самое главное не в этом – их уже нельзя было обменять. Старые деньги. Деньги, которые никому не принесли пользы.

И еще одно воспоминание детских лет всплыло – рассказ отца о денежной реформе 1947 года. Там тоже были конфискационные элементы, и у тех, кто пытался обменять большие суммы наличных денег, суровые люди в форме очень тщательно выясняли, «откуда такие деньжищи»? Уточню, что отец рассказывал не о самой денежной реформе, а об одном случае после ее объявления. На базаре бедный старик много лет торговал махоркой. Жил одиноко, питался плохо. А после объявления денежной реформы повесился – и на полу его убогого жилища нашли больше полумиллиона не обмененных старых денег.

 

 

РАСПЛАТА ЗА ТОВАРНЫЙ КРЕДИТ

 

На консультации к юристу приходят разные люди с самыми разнообразными проблемами. И за годы работы я повидал и услыхал много всякого. Но этот случай запомнился особо, хотя разговор начинался, как и сотни других.

История эта произошла во второй половине 90-х годов прошлого века. Молодой парень, ему еще и двадцати лет не исполнилось, оформил в магазине кредит и купил «видеодвойку». Сейчас молодежь, увлеченная модными гаджетами, наверное, уже и не знает, что это такое. А это всего-навсего телевизор и видеомагнитофон. Наверное, в момент покупки парню представлялось это очень крутым поступком. Ну, как же – он может себе это позволить – стать владельцем «видеодвойки»!

Из разговора я понял, что эта «видеодвойка» была обычным китайским или южнокорейским «ширпотребом», по сути, стоившим гроши, но продававшимся по завышенным ценам. Расплатиться за кредит он не смог, быстро надоевшую видеотехнику в магазине принимать отказались, и к незадачливому должнику пришли хмурые «выколачиватели долгов» очень специфической внешности и с очень характерным сленгом. Сегодняшние коллекторы по сравнению с теми ребятами, наверное, выглядели бы как первоклассницы в воровском притоне. Встречались мне в судах и такие типы. Крепко «попрессовав» паренька, хмурые ребята ушли, предупредив, что мол, «счетчик включен», и «ты сам смотри». Я выслушал эту историю и стал изучать документы на покупку, кредитный договор и прочие бумаги. Замысел мой был в том, чтобы оспорить кредитный договор и не предусмотренную договором передачу задолженности третьим лицам, фирме хмурых коллекторов. А парень, тем временем, продолжал ныть, что не может устроиться на хорошую работу. Профессиональные юристы умеют игнорировать эмоциональную сторону той или иной проблемы клиента, но парень начинал меня раздражать бестолковостью, инфантилизмом и нытьем. Изучая документы, мысленно я отвечал ему. В том смысле, что думать надо было не о ложном престиже «крутого покупателя» видеотехники, а о том, как долги отдавать придется, о  том, что в отсутствии «хорошей» работы пока можно устроиться и на «плохую» и начать зарабатывать. Но это все было только мысленно – негоже мораль читать клиенту. И вдруг прозвучала фраза, которая мгновенно прервала исследование документов и мой внутренний монолог.

– Может быть, мне почку свою продать, чтобы с долгами расплатиться?

Когда смысл фразы полностью дошел до моего сознания, я кажется, оторопел.

– Что? Почку продать?

– Ну да, у меня же их две… Помогите найти покупателя.

Потом я долго размышлял над вопросами человеческих ценностей. В моей голове не укладывалось соотношение покупки дешевой видеотехники и готовность расстаться с внутренним органом. Это как же надо к себе относиться, чтобы ради временного и призрачного удовольствия обладать какой-то вещью, жертвовать анатомической целостностью своего организма?

Паренек не видел иных путей решения проблемы выплаты долга: перезанять, подработать, в самом плохом варианте – украсть. Вот почку продать ему казалось хорошим вариантом.  А о том, что впереди вся жизнь с ее многочисленными покупками, как-то не думалось. Одна из многих жертв извращенного понятия потребительского общества. Увы, инфантильная, глупая и трусливая.