Елена ПОГОРЕЛАЯ

 

Поэт, литературный критик. Родилась в г. Заречном Пензенской области, живет в Подмосковье, работает в журнале «Вопросы литературы» редактором отдела современности и в школе учителем русского языка и литературы. Лауреат премии «Эврика» в номинации «Поэзия» (2006) и премии «Дебют» в номинации «Эссеистика» (2013). Автор книги стихов «Медные спицы» (2018).

 

 

ВЫЗЫВАТЕЛИ  ДОЖДЯ

 

 

*  *  *

 

Рассказать тебе о том, как подрастают сыновья.

Как в улыбчивых потомках то просвечиваю я,

то мерцаешь ты, а следом –

                                   кромкой комнатного бра –

бабка с дедом, бабка с дедом, сорок прадедов и пра-

прадедов… Их ряд засвечен, непроявлены черты –

руки, волосы и плечи, переносицы и рты…

Все, кто смог остановиться, след оставить, уходя:

страстотерпцы,

                         духовидцы,

                                  вызыватели дождя.

 

 

СОВ, МИРО ЧЯВОРО

 

1

…а как сдвинет брови смуглый хоревод,

а как вострепещут струнные, и вот-

вот взовьются песни, потекут, как реки, –

тут ты и проснёшься в следующем веке.

Может быть, и к лучшему: пращуры твои

(волглый ветер в спину,

                                          сбруи,

                                                     колеи) –

что они расскажут о своих дорогах,

ворогах, острогах, похоронных дрогах?..

Так ты и проснёшься, не признав лица

деда-хоревода, деда-кузнеца:

тех, что шли по шляхам колеёю торной,

литерой наборной,

                                  клеткой кроветворной…

 

2

В тот год богата золотым рублём

была Россия, поле – ковылём,

конями – табор, лебедой – межа,

а Миропея вышла за гаджа.

Без Миропеи в поле с той поры

котлы кипели, ставились шатры,

звенели кольца, деньги, удила…

А Миропея сына родила.

И были годы, полные зимы.

Никто не зарекался от тюрьмы,

тем паче – от сумы и сулемы.

…А сын домой вернулся с Колымы.

Закрой глаза и слушай, чяворо,

откуда есть пошёл твой чёрный род.

Теперь ты знаешь, милый, отчего

тебя назвали так же, как его.

 

 

*  *  *

 

        И тогда они наконец приходят…

         И. Ермакова

 

…а когда на четырёхметровой

кухне от бессилья заскулишь:

мол, опять перемывать по новой,

мол, болеет, а туда же – ишь,

весь в отца, до ночи колобродит,

нет ни сил, ни ласки-доброты…

Вот тогда они к тебе приходят,

раздвигают высохшие рты,

у стены на корточках садятся –

прах из позаброшенных могил:

– Что ж ты, внучка, выросла за цаца,

пьёшь и спишь – и не хватает сил?

В тишине ночной многоголовой

не жалей, не плачь, не кипиши.

А мальчишка у тебя фартовый,

Мы б в таком не чаяли души…

И вплывает месяц из тумана

В тесные панельные углы.

Чёрные отроги Джезказгана.

Ледяные зори Джелгалы. 

 

 

*  *  *

 

Как с утра на горке гром,

как с утра на горке крик;

как у двери в гастроном

похмелившийся старик

замер с тряскою губой –

и глядит из-под руки,

как под горку вразнобой

мчатся наперегонки:

 

           Оксанка – на санках,

           Тонька – на картонке,

           Александр с Игорьком –

           по сугробам кубарьком,

           черноглазую Сусанку

           брат сажает на ледянку,

           а красавец Салават

           вывел синий снегокат.

 

А над горкой, над сырой

краснощёкой детворой

(варежки, помпоны,

шарфы, капюшоны…),

мамки очередь блюдут,

речи важные ведут,

под пуховиками

пляшут каблуками:

 

           – Не скатитесь со ступенек!

           – Это ж сколько надо денег?

           – Через год опять в декрет.

           – Он не папа, а сосед.

           – Отойди уже от края!

           – У меня растет вторая.

           – С лета ходим на ушу.

           – Я четвертого ношу…

 

Для младого поголовья

свысока, издалека

сыплют медленные хлопья

кочевые облака.

Для него сгибают выи

истуканы снеговые.

Искры тают на ледке,

и несутся налегке:

 

           Оксанка – на санках,

           Тонька – на картонке,

           Александр с Игорьком –

           по сугробам кубарьком,

           у Анжелки-скороспелки

           брызжет снег из-под тарелки,

           а красавец Салават

           вывел синий снегокат…

 

 

*  *  *

 

…Стучит, стучит – и, скатываясь в желоб,

спешит к земле. Стекает с потолка.

Над городом зловонной сетью шелоб

шевелятся густые облака,

и жирная вода под фонарями

шевелится.

           Смотри сквозь темноту,

как тает пар, исторгнутый ноздрями

зверей на царском Банковском мосту, –

и как ползет, подрагивая, строчка

слепящих джипов

                         ауди

                                 рено –

пока стучится ласточка и дочка

в твое окно.

 

 

ТИШЕ, ТИШЕ, НЕ ШУМИ

 

1

…а чего ж ты хотела-то, дурочка? Сердце бьётся,

перламутровый перстень сверкает на дне колодца,

колыбельная песня поётся, мёд-пиво пьётся,

а порой так и просто мёд.

                                 Кот качает зыбку,

подрастает ребёнок и ждёт золотую рыбку.

 

Ах, коса меловая, линия береговая!..

Золотая рыбка, трепещущим помавая

плавником,

           обходя крючки и кривые снасти,

с перламутровым перстнем в разорванной рыбьей пасти

приплывёт и сманит – как деда, отца и брата –

в те моря, из которых к матери нет возврата.

 

Так что ты живи, не суетись, не пори горячку:

осторожно покачивай зыбку, баюкай качку,

обучи ребёнка смеяться, ходить и плавать…

А как плакать захочешь –

                      смотри в ледяную заводь:

там в придонных омутах рыбы стоят живые –

лучепёрые, змееголовые, грозовые, 

там в густой воде они движутся косяками,

пошевеливают тяжёлыми плавниками...

 

2

тише тише не шуми

верхней ноты не возьми

ноту нижнюю найди

рыбой под воду уйди

под водой ли под водой

ходят рыбы чередой

в заболоченной кринице

пахнет ряской и рудой

оборвав губой блесну

в темной заводи примкну

к лучепёрой веренице

распластавшейся по дну

прежний облик откреплю

боль в губе перетерплю

как же я тебя люблю

как же я тебя люблю

 

 

*  *  *

 

буду тише воды

буду ниже травы

ни плечом

ни словцом

ни о чём

никогда

отцветают сады

осыпаются рвы

сын бежит за отцом

как сквозь землю

вода

 

 

*  *  *

 

Что ты ищешь под вечер в сырой траве,

при озёрном разросшейся рукаве,

где привольно подлещикам и плотве,

где ветла над водой поникла?

– Земляника там, земляника.

Круглый бок, сладковатый медовый дух.

Загляни под жимолость, под лопух:

сок течёт по пальцам,

                                 считаем вслух –

кто успел, тот и съел; кто светел,

тот и ягоды свет приметил.

Земляника, счастливый червонный туз…

Что на тот ли запах,

                                 на тот ли вкус,

лишь рассвет начинает брезжить,

человеки, зверьё и нежить

друг за дружкой движутся. Расскажи,

как проходят ящерицы, ежи,

пробегают полёвки, текут ужи,

как смеётся твой сын:

                                 взгляни-ка –

земляника там, земляника…