Елена САФРОНОВА

 

Прозаик, литературный критик-публицист. Постоянный автор литературных журналов «Знамя», «Октябрь», «Урал», «Дети Ра», «Бельские просторы» и других. Редактор рубрики «Проза, критика, публицистика» журнала «Кольцо «А». Автор романа «Жители ноосферы» (М., Время, 2014). Лауреат Астафьевской премии в номинации «Критика и другие жанры» 2006 года, премии журнала «Урал» в номинации «Критика» 2006 года, премии журнала СП Москвы «Кольцо А», премии СП Москвы «Венец» (2013). Член Русского ПЕН-центра, СП Москвы, СРП.

 

 

ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ

 

Макс Неволошин. Срез: сборник рассказов. – Bagriy & Company, Chicago, Illinois, USA. – 2018.

 

В журнале «Кольцо А» № 97-98 (лето 2016 года) был опубликован рассказ Макса Неволошина «Уходишь – счастливо, приходишь – привет».

Текст ранее не знакомого редколлегии автора произвел приятное впечатление, прежде всего, писательской манерой. Рассказ был написан лёгкими, как дыхание, изящно перетекающими друг в друга фразами. К ним можно было бы отнести высказывание одного из главных героев о Визборе – ведь строчкой из знаменитой песни этого барда «Серёга Санин» был назван рассказ, а сам Юрий Иосифович незримо присутствовал среди персонажей: «Он стремился к выработке того сдержанного, непритязательного слога, при котором слушатель овладевает содержанием, сам не замечая, каким способом его усваивает».

Именно так: кажущиеся непритязательными строки рассказа удерживали внимание читателя и буквально «вкладывали» в его душу понимание того, что происходило в тексте. Несмотря на распространённость ситуации, когда мужчина мечется между двумя женщинами, на частоту выбора этого сюжета писателями, Макс Неволошин создал объемное трагическое полотно.

Писательской интересности придавал тексту оригинальный ход автора: история Алика, Дины (его жены и матери его дочки) и Маши (женщины мечты) остановилась, дойдя до кульминации, когда герой мучительно «рожал» выбор. Оказалось, что этот рассказ обсуждают то ли на литературном, то ли на психологическом семинаре, и ведущий прервал чтение, так как внезапно со всей остротой ощутил перекличку чужого сюжета с собственным болезненно завершившимся романом. И хотя он предложил семинаристам «смоделировать убедительную концовку этой истории», притом положительную, без драм и экстрима, и ему накидали десяток благопристойных вариантов, собственная сюжетная линия ведущего окончилась бесславно: позвонила жена, и он послушно поехал домой.

Мне рассказ Макса Неволошина и это имя запомнились, и следующие его публикации в различных литературных изданиях, отечественных и зарубежных, я встречала с приятным чувством узнавания.

Безусловно, сочиняя себе псевдоним, «отталкивающийся» от знаменитого коктебельского затворника, он рассчитывал на такой эффект – как-никак, кандидат психологических наук!.. Но созвучие имен Максимилиана Волошина и Макса Неволошина грешно было бы считать лишь психологическим приемом. Между этими авторами больше сходства, даже родства, чем, возможно, хотел бы признать второй. Но чтобы это понять, надо было прочесть хотя бы несколько рассказов Неволошина подряд.

Мне выпало убедиться, прочитав книгу малой прозы Неволошина «Срез», вышедшую в США на русском языке. Это вторая книга прозы автора; россиянам она доступна через книжные магазины в Сети, и я искренне желаю ей больше заинтересованных читателей.

Книгу составили двадцать реалистических рассказов. По-видимому, это особо дорогие, значимые для прозаика тексты. Некоторые рассказы, встреченные мною в публикациях, в «Срез» не вошли. Но «Уходишь – счастливо…» в сборник попал: он открывает книгу, если не служит ей художественно-нравственным камертоном.

По содержанию рассказы из книги Неволошина, как говорится, «простые истории» – среди них нет фантастики, фэнтези, ирреальности, а в некоторых и психологии маловато. Это так называемые «байки о приколах», которыми, вероятно, писатель хотел «разгрузить» атмосферу своей книги. Некоторое «развеивание» ей требуется, и дальше станет понятно, почему.

Милы и забавны «Общага и дипломат» и «Шампанское "Болеро"», живые воспоминания о буднях советской студенческой общаги, где «не зажился» у рассказчика «дипломат из мягкого кожзаменителя тёмно-вишнёвого цвета», зато в нужный – похмельный – момент подоспело изысканное шампанское; «Круизная нарезка» - выхваченные из современной жизни комические эпизоды путешествий и подобный ей «Летели из Нанди в Веллингтон». Трогательна «Хорошая девочка Тиша», цепочка эскизов про домашнюю кошечку, по которой видно, что мастерства «зарисовщика» Неволошину не занимать.

Но основная смысловая нагрузка в книге падает на другие рассказы. Их больше, они серьезнее, и по ним вырисовывается авторский почерк. Именно здесь встает грозная тень Максимилиана Волошина и, точно его гривастая прическа, развеваются над прозаическими строчками строфы поэта:

 

Клоун в огненном кольце...

Хохот мерзкий, как проказа,

И на гипсовом лице

Два горящих болью глаза.

 

Лязг оркестра; свист и стук.

Точно каждый озабочен

Заглушить позорный звук

Мокро хлещущих пощечин.

 

Как огонь, подвижный круг...

Люди - звери, люди - гады,

Как стоглазый, злой паук,

Заплетают в кольца взгляды.

 

Все крикливо, все пестро...

Мне б хотелось вызвать снова

Образ бледного, больного,

Грациозного Пьеро...

 

Стихотворение «В цирке» Максимилиан Волошин в 1903 году посвятил Андрею Белому. Но было бы ошибкой считать эти стихи сиюминутными. Драма шута, подвергающегося всеобщему осмеянию, – один из классических сюжетов-«двигателей» искусства, прошедший через века. Вот и Макс Неволошин не совладал с соблазном поднять эту тему.

Его герои – не фигляры, конечно, в буквальном смысле, даже не шуты по профессии (не клоуны, не артисты). Однако Алика (центрального персонажа рассказа в рассказе «Уходишь – счастливо…»), Антона Николаевича (одного из действующих лиц драмы «Педагог. Жена. Студентка. Врач…»), Славу и Андрея («обитателей» многолюдного повествования «Спецфакультет») и учителя Анри Дюамеля (из исторического полотна «Замок леди Маргарет», основанного на реальных событиях XV века) превращают в марионетки обстоятельства. Судьба (или другие люди?) крутят-вертят ими, как хотят; незаконнорожденного Дюамеля даже делают королём Англии Генрихом VII Тюдором. В повторяемости сюжетной линии слабости этих представителей сильного пола есть что-то навязчивое, снова напоминающее об основной специальности прозаика. Впрочем, в психологические дебри не стану вдаваться, скажу о литературной стороне. Этим лейтмотивом грешила в свое время проза Виктории Токаревой, признанной мастерицы любовного рассказа. Истории Неволошина напомнили мне токаревские, что само по себе комплимент, только в «мужском» ракурсе зрения.

А настроение книги «Срез» хочется выразить четверостишием все того же Максимилиана Волошина:

 

Возьми весло, ладью отчаль,

И пусть в ладье вас будет двое.

Ах, безысходность и печаль

Сопровождают все земное.  

 

У прозаика Неволошина есть еще несколько характерных черт. Они бросаются в глаза при прочтении целой книги. Макс Неволошин живет в своем творчестве из прошлого в будущее. Все лучшие рассказы в книге «Срез» ретроспективны, их завязки лежат в прошлом, притом в советском прошлом. Но если бы все сводилось к противопоставлению бытия «там и тогда» и «здесь и сейчас», художественная ценность этих историй была бы невелика. К чести Неволошина, социально-политические различия он не педалирует, да практически и не обращает на них внимания. А в рассказе «Часы из России», где посылка с часами дважды возвращается маме героя-рассказчика, решившей сделать ему такой памятный подарок, наибольшего сарказма удостаивается новозеландская, а не российская почтовая служба. Однако в этих неувязках герой ищет сакральное значение: «Иногда я думаю: был ли какой-то смысл в этих перелётах? Или просто ошибка, случай. Но ведь случай – это псевдоним Бога».

Поиск «псевдонима Бога», символичного, знакового, невероятного в надоедающей рутине бытия тоже присущ автору. Не всегда это так явственно подчёркивается, как в байке про шампанское – пришел приятель, принёс, как Дед Мороз, выход из затруднительного положения… Но происходят у Неволошина и настоящие чудеса. Одним заканчивается самый, пожалуй, яркий и пронзительный рассказ в сборнике «И три копейки на газировку». Это тоже воспоминание, занявшее целых тридцать лет – от школярства до отъезда из России. Взрослый герой не хочет возвращаться на родину даже в качестве туриста: «Моё отечество, увы, всё чаще кажется синонимом внезапных неприятностей». Но он хочет и может совершить виртуальное путешествие без помощи каких-либо гаджетов: «Остаётся воображение, ручное, как медведь. …На случай провала

есть кнопочка «esc». …Меня ждёт телепортация.

…Вот и знакомые дюны, палатки… Низко поворчав, глохнет мотор. Лодка с мягким шелестом вонзается в песок. Я – худой, как мексиканец, на плече рюкзак, в зубах «Chesterfield» – спрыгиваю в реку, чего бы там ни ляпнул Гераклит. Друзья привстают,

оставив карты лицом вверх. Меня узнали.

– Ни хрена себе, кто приехал…

– Это Макс, что ли?

…– Ну, брат, рассказывай.

И вдруг я понимаю, что рассказывать мне нечего.

Тридцать лет исчезли в никуда, хоть заново живи. Дым царапает глаза, не хватало ещё прослезиться… Где эта чёртова кнопка?? «Esc»! «Esc»!! «ESC»!!! Ничего… Только Волга, хруст песка и лето без конца. И солнце, как блестящая трёхкопеечная

монета, кувыркается в небе. А после мягко шлёпается в подставленную ладонь».

Если не автор, то, по крайней мере, его герой навсегда остался в прекрасном прошлом – что бы там ни утверждал Гераклит. Но лирический герой Неволошина очень близок создателю (частенько его и зовут Макс). Рассказы так и дышат автопсихологизмом. Похоже, писатель Макс Неволошин – первая и лучшая креатура психолога, у которого совсем другое паспортное имя.

Правда, кого-то – или творца всей этой писательской вселенной, или Макса Неволошина – автора историй – автопсихологизм и небольшой «ассортимент» сюжетов как будто слегка смущает. Показательна фраза из рассказа «Уходишь – счастливо…», к которому все время приходится возвращаться: « – Как всегда у Макса – гладкопись ни о чём. Одно и то же из текста в текст… Прошлый век, слегка осовремененный. Ничего живого», - пригвождает один из обсуждающих историю Алика и двух его подруг, «хмурый студент, похожий на

бомбиста-народовольца». Так и кажется, что в уста этого мрачного персонажа вложен самодиагноз писателя. Но возможно, это всего лишь самоирония автора. Не всё же ему над другими подсмеиваться… А это он умеет: «Собаки теряют дар лая», «Дети едят макароны с картошкой. Жена – Мишину печень», «Открытое, скуластое лицо бывшего школьного хулигана».

Возможно, в перспективе ироничность возобладает над невесёлым взглядом писателя на человеческую природу и прямым художественным следствием – традиционным, повторяющимся сюжетом. Возможно, и автопсихологизм из текстов исчезнет, сменившись вниманием к другим жителям Земли. Я верю в светлое творческое будущее Неволошина, потому что – это заключительный, но очень важный признак, – как стилист он заслуживает похвалы. В его письменной речи порой сверкают фразы, свидетельствующие об отменной наблюдательности и умении построить точную характеристику считанными словами: «За ней, качаясь, вышел блондин с узко прибитыми глазами…», «На зверька похожа: такая белочка, молью поюзанная», «Иногда, глядя внутрь себя, я различаю осенний пляж», «Ревность отскочила, как засохшая болячка», «Такой взгляд берёт человека, словно шахматную фигуру. И вникает,

поворачивая так и эдак». Метафоры неизбиты, а сравнения зримы. Разве может такое образное богатство пропасть, уйти в самоповторы и рефрены?..