Игорь ДУЭЛЬ

 

Родился в 1937 году. Работал матросом на малом рыболовном сейнере, первым помощником капитана большого морозильного траулера. Дважды прошел Северный морской путь, участвовал в длительных рейсах по Тихому и Атлантическому океанам. Печатается с 1960 года. Его очерки и документальные повести о рыбаках, моряках, учёных, исследующих Мировой океан, публиковались в журналах «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Звезда» и других. Автор книг документальной прозы: «Мы открываем океан» (1973), «Берег и море» (1975), «Линия жизни» (1977), «Океанские будни» (1978), «Каждой гранью» (1981), «Дорога вдоль фасада» (1982), «Постижение океана» (1984), «Судьба фантастической гипотезы» (1985), «Апрель против «Памяти» (в соавторстве, 1993), «Дела ЮКОСа. На ближних и дальних промыслах» (2004), «Тельняшка математика» (2010), «Добрый человек и революция: Записки очевидца, которого забыли расстрелять» (2014), «О друзьях-товарищах» (в соавторстве, 2015). Член СП Москвы.

 

 

ПИСАНИЦА ЖОРЖА ОСПЕЛЛИНГА

Повесть

 

Улусовым овладел азарт. Он носился по степи, забыв про отдых.

Машина прыгала по ухабам пустынных грунтовых дорог. Улусов, сидя в кабине, не отрываясь, глядел в степь. Он замечал курганы всегда первым, ещё за несколько километров. Тогда он открывал дверцу и становился на ступеньку. Так было лучше видно. За его спиной из-под брезента высовывались все обитатели кузова. До боли напрягая глаза, всматривались в степь студенты. Долго ещё они ничего не замечали.

Улусов молчал. Левая его рука крепко вцеплялась в крышу кабины. Казалось, его не трясёт даже на самых больших буграх.

Когда машина останавливалась у могильника (а они попадались часто), он коротко командовал:

– Разведка.

Все спрыгивали с кузова и подбегали к нему. Он распределял, кто куда пойдёт.

– Считайте курганы. Внимательно осматривайте плиты, могут быть рисунки.

Потом он снова залезал в кабину и что-то записывал в дневнике чётким, ровным почерком.

Возвращались студенты. Он слушал их сообщения, задавал короткие вопросы.

Если рисунков не было, он спокойно говорил:

– Ладно, садитесь.

И ехали дальше.

Когда находили рисунки, особенно если необычные, он выдыхаясь, бежал к плите. И тут вдруг становился болтливым и даже дурашливым: пританцовывал на месте, хлопал по плечу Алёшу, смешно растягивая слова, объяснял Сергею смысл рисунка, и, как настоящий художник, долго усаживался возле плиты, чтобы срисовать изображение. Потом они ехали дальше. И Улусов снова вглядывался в степь. И так каждый день до темноты.

Эта работа называлась археологической разведкой.

 

 

I.

Старый профессор принимал экзамен чуть ли не в сотый раз в своей жизни, он заранее знал, что скажет ему каждый студент. Был конец июля, и в Москве стояла жара.

Закрыв глаза, профессор кивал в такт ответам, и от этого казалось, он дремал.

Но когда заговорил Сергей, профессор вдруг встрепенулся и подался всем телом вперёд. Он не перебил Сергея ни разу. Когда Сергей кончил, профессор помолчал немного и задал дополнительный вопрос.

– Так! – сказал он, снова выслушав всё до конца, – значит, вы придерживаетесь этой точки зрения?

– Да, – твёрдо сказал Сергей.

– Похвально! Студенты обычно боятся мне противоречить. А книгу Терентьева вы читали?

– Читал. По-моему это плагиат.

– Вот как! Почему?

Сергей стал объяснять.

– Я, конечно, с вами не согласен, – сказал профессор, – Но должен отдать справедливость: своё мнение вы аргументируете блестяще – не всякий аспирант так сумеет! Будет время, заходите – поспорим… Кстати, сколько вам лет?

– Двадцать три.

– Хорошо. Я давно говорю, что к нам нельзя принимать школьников. Вы работали?

– Учился.

– Учился? – удивился профессор.

– Да, – кивнул Сергей, – пришлось побродить по институтам. Найти себя, вероятно, всегда трудно?

– Вероятно, – неопределённо сказал профессор и открыл зачётную книжку.

– Первый семестр: отл., отл., отл., отл. Второй семестр, отл., отл., отл., отличная книжка! С удовольствием читаю!

Сергей улыбнулся.

– Вот вам ещё отл.

– Спасибо, – сказал Сергей, забирая зачётку, и встал.

– Да, – остановил его профессор, – от нас-то не собираетесь убегать?

– Нет.

– А по какой отрасли ходите специализироваться?

– Пока не знаю. Может, по новейшей истории...

– Вам к археологам надо! – решительно сказал профессор. – Там в самый раз для мятежных душ.

– Вы думаете?

– А вы махните на каникулы в экспедицию, вас потом за уши от археологии не оторвёшь. Улусова знаете? Нет? Зря! Это – учёный, хотя ему ещё сорока нет. Поезжайте с ним. Хорошее дело для первокурсника.

– Я подумаю, – сказал Сергей.

– И думать нечего – езжайте.

 

 

II.

Перед экспедицией Улусов только один раз успел поговорить с Сергеем, ему понравился этот высокий парень с резкими чертами лица. Сергей был из тех людей, в каждом проявлении которых видна какая-то удивительная органичность. Даже лёгкие, с большим количеством грубых швов и железных кнопок, джинсы и слишком пёстрая ковбойка, которые вообще раздражали Улусова, – так приятно подчеркивали широкие плечи, тонкую талию – всю стройную фигуру Сергея, что, казалось, нельзя представить этого парня, одетым как-нибудь по-другому. Нравилась Улусову и резкая манера Сергея говорить, и приятная молодая уверенность, которая сквозила в каждом его жесте, в каждой ноте голоса.

Когда Сергей попрощался и вышел с кафедры, где происходил их разговор, Улусов вдруг почувствовал прилив бодрости. Ему передалось великолепное ощущение молодости, которое, казалось, излучал Сергей. Улусов оторвался от книг, встал и медленно прошёлся по тесной комнате, заставленной книжными шкафами и ровными рядами столов.

«Хорошо, что этот парень будет моим учеником, – подумал Улусов и, взглянув в запылённою дверцу шкафа, увидел, что его широкое монгольское лицо расплылось в улыбку.

Его почему-то радовала мысль, что он сможет показать Сергею свою родную Хакасию.

– Чему вы улыбаетесь, Семён Ильич? – спросила лаборантка кафедры Ляля.

– Так, – ответил застигнутый врасплох Улусов, – мысль интересная пришла.

Ляля сочувственно закивала головой. Всем своим видом она хотела показать, что отлично понимает Улусова, – конечно, учёный всегда должен улыбаться, когда делает открытие.

Улусов выглянул в окно. Во дворе университета цвели липы. На зелёных газонах вытягивали прозрачные головы одуванчики. И Улусов как-то особенно остро почувствовал, что настало лето. В Хакасии сейчас по долинам, в низких местах, уже цветут огромные жёлтые лилии, – думал Улусов.

Он, хакас, любил эти полевые лилии больше, чем розы или гладиолусы.

Радость, какая-то безудержная радость охватила его. Вот оно пришло время! Наступили два месяца, ради которых он жил всю долгую зиму.

 

 

III.

Когда человек впервые попадает в экспедицию, невольно кажется, что весь мир вдруг перевернулся вверх ногами, и он никак не может найти себе место в образовавшемся хаосе.

Это ощущение перевёрнутого мира было и у Сергея, когда он вдруг оказался в тряском кузове грузовой машины среди узлов, чемоданов, рюкзаков и ящиков.

Все эти вещи при каждом резком толчке подпрыгивали и перекатывались от борта к борту. И вслед за ними четыре человека, составлявшие население кузова, срывались со своих узлов, летели друг на друга и, потирая ушибленные колени и лбы, снова кое-как рассаживались, чтобы на следующем ухабе всё опять повторилось.

Эта постоянная тряска и неожиданные остановки были как бы символом хаотического беспорядка, в который превратилась теперь жизнь Сергея. А найти своё место в новых необычных условиях было для Сергея очень трудно еще и потому, что он постоянно болезненно чувствовал бесполезность своего присутствия в экспедиции. Улусов не посылал его в разведку – Сергей не умел определять, к какой эпохе относится курган. Для этого нужно было прослушать специальный цикл лекций по археологии Сибири, который читали только на третьем курсе.

Всё это сильно портило настроение Сергею. Первые дни экспедиции он почти всё время сидел насупленный, много курил и смотрел на мелькавшие по сторонам плоские зелёные горы.

Кроме Сергея в кузове ехали трое: студенты-четверокурсники Светлана и Алёша (Сергей их мало знал по университету, слышал только, что весь факультет называет неразлучную пару «Ромео и Джульетта») и совсем молоденькая девушка из Абакана, повариха Аля.

Когда светило солнце, Светлана (у неё были красивые, плавные, немного ленивые движения) вытягивала руки на крышу кабины.

– Всё равно не загоришь, – улыбался Алёша, – рыжие не загорают.

– Сам рыжий. Нарочно загорю, чтоб ты не задавался.

– Третье лето зря стараешься.

– Неправда, я в прошлом году здорово загорела.

– Ну да, здорово – чуть-чуть порозовела к сентябрю.

Светлана поворачивалась к Сергею и Але.

– Вы ему не верьте – он сам рыжий и чахлый и сам не загорает.

Алёша, один из лучших волейболистов университета, выделявшийся ростом и силой даже среди товарищей по команде, выставлял вперед могучие плечи, которые чуть не в первый день стали бронзовыми, и спокойно говорил:

– Посмотри!

– Ни капли не загорел, ты болтун! – весело кричала Светлана.

Алёша улыбался.

– Рыжий и чахлый! Рыжий и чахлый! – дразнила его Светлана.

Тогда Алёша сгребал её одной рукой и, грозя пальцем, говорил:

– Замолчи, а то не куплю мороженого.

Светлана отталкивала его и снова отодвигалась в угол:

– А я не боюсь, здесь всё равно нет мороженого на пятьдесят километров в округе. А ты рыжий и чахлый...

Впрочем, такие ребячливые выходки Светлана позволяла себе редко. Ей больше нравилось немного играть в солидную, всё на свете видавшую «археологиню». Она всегда ходила в брюках и небрежно, слегка рисуясь перед новичком, говорила о прошлых экспедициях, которые были, конечно, гораздо труднее нынешней.

Однажды она рассказала длинную историю о том, как в прошлом году в Саянах они очень замёрзли и проголодались. Добравшись до какой-то деревни, съели чуть не по килограмму медвежатины, выпили по полкружки чистого спирта и даже не заметили этого. Видимо почувствовав неловкость от того, что слишком долго говорит одна, Светлана остановилась на полуслове и спросила Алю:

– А ты что молчишь? Расскажи что-нибудь.

Аля (она все свои 18 лет жила в Абакане и только в этом году окончила школу) немного смутилась:

– Ну, что вы, у меня жизнь скучная – не то, что ваша.

– Да, студенческие годы – лучшее время, – мечтательно сощурив глаза, протянула Светлана.

Сергей усмехнулся:

– Простите, Светлана, но это – пошлость.

– Почему? – искренне удивилась девушка.

– Потому что так говорят люди, которых зря учили. Университет – это только подготовка к настоящему. Самостоятельная работа приносит человеку куда больше радости, чем учёба, если только это творческий человек. А если нет – то такого не стоило учить.

– А здорово сказал! – согласился Алёша, – у тебя, Светка, есть манера повторять некоторые пустые фразы – не от глупости, а от нежелания думать.

– Подумаешь, резонёр, – пренебрежительно сказала Светлана, – три года назад ты не очень-то разбирался в таких тонкостях.

– Но ведь сейчас разбираюсь, – обиделся Алёша, – зачем же об этом вспоминать, да ещё таким тоном?

– Светлана не ответила.

 

 

IV.

Однажды утром, когда грузили машину, Сергей вдруг взял и переложил все вещи в кузове по-своему. Получилось удачно – чемодан ящики и узлы плотно прижатые между бортов, всю дорогу оставались неподвижными.

С тех пор Сергей всегда укладывал машину сам. Он никого не пускал в кузов, пока не расставит всё по местам – даже не разрешал советовать.

К этому привыкли не сразу. Как-то раз во время погрузки шофёр Петрович поднял тяжёлый чемодан с продуктами и подал его Сергею:

– Ложи его вперёд, под лавочку, – сказал Петрович.

Сергей спокойно посмотрел на него и усмехнулся.

Перегнувшись через чемодан, он взял левой рукой штатив от нивелира, легко перебросил его через голову Петровича и стал привязывать к борту.

– Слышь, ты, – удивлённо сказал Петрович, – возьми чемодан-то!

Сергей снова взглянул на шофёра и завязал верёвку «бантиком».

Чемодан был тяжёлый, Петрович выругался.

– Красиво, – чмокнув языком, сказал Сергей, рассматривая «бантик».

Чемодан он поднял эффектно, легко, без напряжения и поставил около ящика с посудой у заднего борта.

– Ложи вперёд, тебе говорят, – повторил шофёр.

– Дорогой друг, – прижав руки к сердцу, сказал Сергей, – русский глагол от корня «лож» никогда не употребляется без префикса.

Петрович разозлился.

– Я пятнадцать лет за баранкой, – закричал он, – а ты наших дорог и не нюхал. Из-за тебя, сопляка, все вещи покалечатся, как отъедем.

Сергей легко спрыгнул на землю. Встал напротив Петровича. Он был на голову выше шофёра.

– Видите ли, друг, за мной 70 веков культуры и логика, выработанная за эти века. Против них очень бледно выглядят ваши пятнадцать лет. Так что идите отдыхать в тени вашей баранки.

Он стукнул кулаком по кузову. Борт долго шатался и петли скрипели.

Петрович снова выругался, но ушёл и потом не подходил к Сергею.

А Сергей укладывал машину так, что редко когда один какой-нибудь ящик или полено дров сдвигались с мест на самых тряских дорогах. Даже Улусов не мог понять, как ему это удавалось.

 

 

V.

Вскоре у Сергея открылся новый талант – он научился ловко извлекать из глаз соринки и мошек. А в этих местах мошкара была настоящим бедствием для экспедиции. Особенно по вечерам: машина врезалась в миллионные стаи, насекомые стучали о брезент, как капли дождя, словно градины, ударяли по лицам.

И вот однажды, когда наверно уже пятый раз такая мошка попала в глаз Светлане, и Сергей одним движением вытащил мошку на уголок платка, Аля вдруг замигала сразу обоими глазами.

– Ой, и мне попала, – сказала она.

Сергей пробрался к ней по узкому проходу между узлами.

– В какой глаз? – спросил он.

– В правый, – не сразу ответила Аля.

Сергей долго осматривал глаз, даже выворачивал веко.

– Там ничего нет, – решительно сказал он.

Аля смотрела на Сергея долгим, немного смущённым взглядом.

– Да? – сказала она, улыбаясь. – Ну, значит, показалось. Простите, Сережа.

Сергей взглянул на неё в упор и прищурился.

– Ясно, – сказал он тихо, чтобы слышала одна Аля, и усмехнулся, – только из этого ничего не выйдет.

Аля опустила глаза.

 

 

VI.

На следующий день Улусов был очень обрадован одним важным, по мнению, событием. Произошло оно утром, у большого могильника. К Улусову подошёл Сергей и сказал, что хочет осмотреть дальние курганы.

– Не надо, – сказал Улусов. – Вы не сможете определить, какого они времени.

– Я вам их опишу, – улыбнулся Сергей.

Он вернулся минут через пять. Улусов заполнял дневник. Сергей привалился к открытой дверце и неторопливо закурил.

– Ну, что? – сплоил улусов, не отрываясь от дневника.

– Тагарские курганы I-й стадии, VIII-VI век до нашей эры. На ближнем на левой плите рисунок, синхронный с захоронением. На том кургане, у горы, киргизский рисунок лошади. Примерно Х-й век нашей эры, – небрежно сказал Сергей.

Улусов поднял голову.

– Вы уверены?

– Я уверен.

– А ну, пойдёмте.

Шли долго и молчали.

– Так, – сказал Улусов. – Здорово! Как узнали?

– У Алексея с собой «Археология Сибири» Киселёва.

– Так! Молодец! Из вас монет выйти археолог.

– Весьма вероятно.

– Это трудно.

– Тем лучше!

 

 

VII.

«Археолог ищет то, чего не потерял тысячу лет тому назад» – любят говорить о себе археологи. Искать то, чего не потерял, – не простое дело.

Зато великое счастье выпадает на долю того, кто сумел найти, объяснить, заставить говорить тысячи лет молчавшие камни. Заставить говорить камни! Эта задача по силам не всякому волшебнику. Эта задача по силам археологу.

Сергея увлёк головокружительный поиск неизвестных следов человеческой жизни. Он приходил в восторг, когда необычные формы курганов ставили перед ним такие трудные задачи, от которых мозг начинал работать на полных оборотах.

Это были ослепительные, вдохновенные минуты предчувствия открытия. Если открытие следовало за ними, то, уходя в прошлое, они озарялись ещё более ярким сиянием.

Открытия Сергея были открытиями, конечно, только для него самого. Для науки это были уже давно известные истины. Но Сергей понимал, что делает лишь первые шаги, и старался разглядеть за каждым своим успехом горизонты будущих своих открытий.

 

 

VIII.

Машина неслась по узкой дороге, прилепленной к склону горы. Дорога в точности повторяла каждый изгиб хребта. Петрович загудел перед глухим поворотом и, не сбавляя скорости, круто повернул баранку. В переднее стекло ударило солнце. Оно на секунду ослепило Петровича. Первым, что он увидел, когда зрение вернулось к нему, был баран, в ужасе отскочивший из-под самых колес. Петрович мгновенно нажал тормоз. Редкий толчок – и грузовик остановился. Машину со всех сторон окружило испуганное блеяние огромного стада баранов.

Улусов чудом не влетел в переднее стекло. Алёша потирал шишку на лбу. Аля взвизгивала – она ударила руку. Сергея окатило водой из бочки.

К машине подъехал старый пастух на рыжей лошади и обругал шофера длинным восточным ругательством.

Улусов высунулся из кабины и дружелюбно обратился к старику по-хакасски. Старик улыбнулся. Потом Улусов, вероятно, задал ему вопрос, – пастух стал старательно объяснять ему что-то, показывая вдаль рукояткой кнута.

– О чем они, о чем? – нетерпеливо спрашивала Светлана.

Алёша пожал плечами и стал прислушиваться к разговору. Сергей стянул с себя мокрую ковбойку и положил её на горячую крышу кабины.

– Чёрт знает что! – сказал Сергей, – из-за какого-то барана чуть не покалечили людей.

Алёша молча потер шишку на лбу.

Улусов внимательно слушал пастуха, качал головой, иногда о чем-то его переспрашивал.

– Я только два слова разобрал, – сказал Алёша, – камень и женщина, но к чему они, не могу понять.

Старик попрощался и отъехал, с трудом пробираясь между баранами.

Улусов вылез на ступеньку, обернулся к кузову:

– Ну, братцы, – сказал он, – если повезёт, будет у нас богатая добыча – акула целая.

– Что такое? – возбужденно спросил Сергей.

– Пока секрет, – хитро улыбнулся Улусов.

Бараны всё ещё шли по сторонам машины и блеяли.

– Вас не очень тряхнуло? – спросил Улусов.

– Всё в порядке, – ответил Алеша.

Улусов заметил шишку у него на лбу и так расхохотался, что чуть не свалился на баранов.

– Эй, Петрович, – крикнул он, – посмотри, как парня разукрасил.

Петрович посмотрел на Алёшу и тоже засмеялся.

– Ладно вам, – смущённо сказал Алеша.

Сергей поднялся и пощупал свою ковбойку. Его брюки тоже были залиты водой.

– И вы пострадали? – спросил Улусов.

– Из бочки вылетела пробка, – сказала Светлана.

– Не оправдывайся. Знаем мы, отчего брюки... – начал было Петрович, но увидел, с какой злостью смотрит на него Сергей, и осёкся.

– Разворачивайся, Петрович, – сказал Улусов, – бараны кончились.

Они помчались в обратную сторону, потом свернули на боковую дорогу и через час оказались в маленькой хакасской деревушке. Когда все вылезли из машины, Сергей спросил Улусова:

– Семён Ильич, можно все-таки узнать, что мы ищем?

– Секрет, секрет, – быстро проговорил Улусов.

– А я знаю, – в тон ему сказал Алёша. – Пастух говорил про каменную женщину – значит, мы ищем стелу.

– Ух ты! – обрадовался Улусов. – Этак мой ученик меня даже в родном языке обскачет. – Понимаете, – сказал Улусов Сергею, – огромная каменная неприступная дама, к тому же бывшая популярная богиня может оказаться нашей. Заманчиво?

– Ну, а где же она? – спросил Сергей.

– Не знаю. Придётся поискать. Такая уж наша работа. Богиня себе лежит и молчит, а нам из-за нее страдать – ничего не поделаешь.

Улусов взял свою полевую сумку и пошел вдоль улицы. Уходя, крикнул:

– Не расходитесь. Ждите меня здесь.

Вскоре он вернулся, ведя под руку очень старого и согнутого старика, с редкой бородёнкой и красными слезящимися глазами.

– Ему 80 лет, – сказал Улусов Алёше, усаживая старика в кабину между собой и Петровичем, – а честолюбив, как мальчишка. Не хотел ехать. И согласился, только когда я ему сказал, что если найдём стелу, напишу про него.

– Обязательно, книжка, – подтвердил старик, – пусть все читают, кто такая Баинов.

Все засмеялись.

– И буква пусть крупная, – сказал старик, – мелкая я читать не могу.

– Вот за это не ручаюсь, – рассмеялся Улусов, – ну, поехали.

И машина снова запрыгала по ухабам.

– Зачем старик? – спросил Сергей Светлану.

– Это информатор. Он, вероятно, знает где стела, – ответила она.

– Про него сказал пастух, – добавил Алёша, – он называл эту фамилию – Баинов.

Сергеем овладело лихорадочное возбуждение.

В этих поисках древней богини было что-то таинственное. К курганам он уже привык, но вот найти настоящую каменную статую – это уже было нечто совершенно необычайное. Богиня почти ожила в его представлении, и он с замирающим сердцем вглядывался вдаль, втайне мечтая, что увидит её первым. В эти минуты он стал совершеннейшим мальчишкой, воображающим себя героем Фенимора Купера или Джека Лондона.

Но мимо машины бежали всё те же луга, перелески, холмы, а огромной фигуры, которая высилась бы над всей окрестностью (так Сергей представил себе богиню), нигде не было.

Он не выдержал, перегнулся через передний борт и спросил Улусова.

– Семён Ильич, скоро?

– Он сказал, километра два, не отрывая взгляда от переднего стекла, ответил Улусов, – но это ничего не значит. Может быть и десять, старики всегда путают расстояния.

Они летели всё дальше и дальше. Сергей заметил, что и Алёша, и Светлана, и даже Аля так же, как он, напряжённо смотрят вперед.

Проехали еще минут двадцать, остановились на краю огромного поля пшеницы.

– Здесь близко лежал, – сказал старик и прямо по колосьям пошёл вглубь поля.

– Лежала? – удивился Сергей.

– Это обычное дело, – ответил Улусов. – Конечно, она повалилась.

– Семён Ильич, дайте бинокль, – попросил Алёша.

– Возьми в чемодане, – сказал Улусов.

Алёша залез на крышу кабины и, держась одной рукой за верх кузова, приставил к глазам бинокль. Он обвёл поле раз, другой.

– Ну что, ну что? – по очереди спрашивали все.

– Нет, ничего не видно.

Скоро вернулся старик.

– Ай-ай-ай, – сказал он, – хорошо помню. Тут был. Куда ушел? А?

– А ты её давно видел? – спросил Петрович.

– Давно – нет. Не давно – тоже нет. Вот видел, да? Потом один год прошёл, потом ещё один, потом был война.

– За два года до войны, – уточнил Улусов.

– Да, да, два год война, – подтвердил старик.

– Давненько, – присвистнул Петрович.

– Меня ещё тогда и на свете не было, – сказала Аля.

– Тогда тут луга был. – Пахал – нет, – добавил старик.

– Не распахано было! – почему-то обрадовался Улусов, – а давно распахали?

– Не знаю, – ответил старик, – это не наш земля.

– А чья, какого совхоза?

– Совхоз наш, бригада не наш. Другой деревня. Ош-коль звать.

– Поехали в Ош-коль, – крикнул Улусов, – садись, дед, дорогу покажешь.

Въехали в деревню, и Улусов бросился разыскивать бригадира здешних трактористов. Оказалось, что бригадир уехал в дальние поля. Помчались туда, но где-то по дороге разминулись. Пришлось снова возвращаться в деревню. Наконец, бригадира нашли.

Он объяснил, что целину в том месте подняли три года назад.

– Кильчичаков Леонид там пахал, – сказал бригадир. – Он про камень рассказывал. Разрисованный весь. Ему очень понравился. Говорил, что оттащил его на тракторе в сторону, только вот куда – не знаю.

– А сам-то Леонид может показать? – спросил Алёша.

– Он сейчас в армии. В ту же осень служить ушёл, – ответил бригадир.

– Ладно, – придется облазить всю округу, – сказал Улусов. – Старик говорит, что стела была большая – значит, далеко он её оттащить не мог.

– Постойте, – вдруг спохватился бригадир, – может, Виктор, братишка его, знает.

– Пошли искать Виктора, – решил Улусов.

– Я есть хочу, – жалобно попросил старик Баинов.

– Да, вообще пора, – согласился Петрович.

– Ладно, вы чего-нибудь поешьте, ребята, – обращаясь ко всем, сказал Улусов, – а я пошёл.

Но есть все отказались и пошли с Улусовым. Только старик и Петрович остались у машины, я Аля дала им банку сгущённого молока и хлеб.

Виктор Кильчичаков, семнадцатилетний паренёк-десятиклассник был дома.

Про стелу он вспомнил сразу. Три года назад, когда брат решил оттащить богиню с луга, Виктор помогал ему. Он охотно согласился показать её.

Через полчаса они уже стояли на опушке реденькой березовой рощи у длинного серого камня. Стела лежала на боку, и вокруг неё выросла высокая трава. Поэтому в первый момент её невозможно было разглядеть. Но когда все восемь человек, даже старик Баинов, быстро работая руками, оборвали траву, Улусов ахнул:

– Да, братцы, – закричал он, – это находка! Будьте знакомы. Богиня плодородия. Дама почтенного возраста – три тысячи лет.

Стела не была скульптурной в современном смысле этого слова. Это был барельеф, высеченный на одной стороне длинного трёхметрового камня, по форме похожего на палец. Древний художник изобразил богиню плодородия в виде беременной женщины-козы, с лицом, устремленным внутрь себя, как будто она сама поражена великим чудом создания новой жизни, которое происходило в ней. Тело земной, сильной женщины и глаза, лицо, полные волшебного неземного смысла – в этом контрасте было что-то совершенно поразительное, как в роденовском «Мыслителе».

Лагерь разбили около богини. Старика Баинова Петрович отвёз домой...

Наутро Виктор Кильчичаков привёл с собой из деревни десяток ребят, и с их помощью богиню погрузили в машину, обернув мешками и подложив под неё сено. Так в кузове появился пятый пассажир.

 

 

IХ.

В один из дней Улусов пообещал сделать ночёвку на реке Черный Июс.

Но вдруг, когда солнце уже близилось к закату и, по всем расчетам, до Июса оставалось всего километра три, машина свернула с дороги и помчалась по целине куда-то вправо.

– Эй, – крикнул Петровичу Сергей, – мы к Маньке на щи заезжать не планировали. Верти назад! Нам на реку нужно.

Улусов вылез на ступеньку.

– А мне нужно туда, – указал вперёд Улусов.

– Опять будем спать грязные, – недовольно пробурчал Сергей.

– Помоетесь, – не оборачиваясь, ответил Улусов, – тут где-то есть ручеёк.

Алёша высунулся из-под брезента и стал смотреть в том направлении, куда смотрел Улусов.

– Видишь? – спросил его Улусов.

– Крепость?

– Крепость.

– Тагарская, что ли?

– Ещё не разобрал, но похоже.

– Будем шурфовать?

– Конечно.

Светлана встала рядом с Алёшей. Сергей тоже поднялся. Перед ним лежали луг, пашня и деревня.

У него было отличное зрение. Он ещё раз напряг глаза. Луг, пашня, деревня. Сергей сел.

Машина затормозила, и Улусов соскочил на землю. Алёша пробрался к заднему борту, прыгнул и побежал за Улусовым. Машина проехала ещё метров сто и остановилась.

– Ты что-нибудь видела? – возбуждённо спросил Светлану Сергей.

Светлана смущённо улыбнулась.

– Ничего.

– Я тоже. По-моему, там ничего и не было.

К машине подбежал Алёша.

– Дай рулетку, – попросил он Сергея.

Сергей вытащил чемодан с инструментами и стал расстёгивать ржавые замки.

– Не удивляйся, все археологи – немного фантазёры. Нам без этого нельзя, – возвращаясь к прерванному разговору, сказала Сергею Светлана.

– Светик, ты опять заболталась, – сказал Алёша.

– А что, я не права?

– Обывательские разговоры об учёных.

– Да? А вывод Кашина о дворце, где родился Чингисхан?

– Это не вывод, это необоснованная гипотеза.

– Ага, соглашаешься.

– Одна гипотеза ещё ничего не значит... Спасибо, – сказал Алёша Сергею, забирая у него рулетку, и уже набегу крикнул: – Хотите посмотреть тагарскую крепость – дуйте за мной.

– С ним невозможно спорить, – сказала Светлана, – он всегда бывает прав.

– Будешь всю жизнь ему уступать, – улыбнулся Сергей. – Пойдём, посмотрим.

– Пойдем. Почему всю жизнь?

– Ладно. Не строй из себя пионерку. Давай руку.

Он помог Светлане спрыгнуть на землю.

– Я не буду подчиняться, – упрямо сказала Светлана.

– Будешь, сильный всегда командует, это закон жизни.

– А ты сильный? – спросила Светлана.

– Приглядись.

 

 

X.

От крепости остался только невысокий метровый вал. Он был похож на все другие бугры и неровности поля, отличался от них только правильной круглой формой, да глубокой выемкой внутри.

Но эта, уже давно никому не страшная развалина, вдруг снова обрела свою неприступную мощь в мыслях Сергея.

До этого дня всё шло, как по маслу: он прочёл сотню страниц книги Киселёва, присмотрелся к работе других – и в стадиях тагарских курганов он уже разбирался, пожалуй, не хуже Светланы. Казалось, ещё одно усилие – позади останется Алёша, со временем и Улусов, и откроются перед ним вершины мировой науки, о которых никто из участников экспедиции не может и мечтать.

Но вот крепость, которую он не сумел различить, даже когда оказался совсем рядом с ней, и о которой он ничего не знал, так же, как шофёр Петрович или Аля.

Нужно было снова становиться тихим, покладистым учеником и начинать всё сначала.

Ему стал очень не нравиться весь мир, который был так неласков к нему, все окружающие его люди, и больше всего – Улусов.

Мозг Сергея, помимо его воли, стал лихорадочно искать причину, почему ему не нравится Улусов. И, конечно, нашёл: ручейка, который, по мнению Улусова, должен был находиться рядом с их лагерем, нигде поблизости не оказалось. Как будто и небольшая вина. Но когда Сергей повторил про себя несколько раз, что из-за Улусова все опять не смогут как следует помыться перед сном, то ему показалось, что Улусов всё-таки сильно виноват.

Потом он ещё раза два сказал об этом вслух – и вина Улусова приобрела в его глазах огромные размеры. И когда Сергей и Алёша ложились в своей палатке спать, Сергей обругал Улусова самыми последними словами.

– Кончай, – сказал Алеша, – Ты сам не соображаешь, что говоришь.

– Почему?

– Потому что ты несёшь такое...

– Чего нести не должно, – перебил Алёшу Сергей.

– Хотя бы так.

Сергей неестественно рассмеялся.

– О, как крепко в тебя в армии вбили сержантскую привычку: раз, два – левой – это должно, правой – не должно, – проскандировал Сергей в маршевом ритме.

– Для чего ты это говоришь? – спокойно спросил Алёша.

– Просто так.

– Нет, не просто так. Ты думаешь, что я разозлюсь, наору на тебя и скажу тысячу всем известных истин, а ты будешь над ними смеяться.

– Ты плохой психолог.

– Допустим. А ты, когда злишься, лучше пробеги пару километров, вся злость выйдет с потом.

– Ну тебя к чёрту! – вспылил Сергей.

– Серьёзно, пробегись, – по-прежнему спокойно проговорил Алёша.

– Отстань!

– Не отстану.

– Ну, тогда я уйду, – крикнул Сергей и стал вылезать из палатки.

– Позанимайся хотя бы зарядкой, – вслед ему сказал Алёша.

Сергей увидел, что у костра сидит Улусов. «Он мог слышать наш разговор», – подумал Сергей и попытался незаметно юркнуть за палатку, чтобы уйти в степь, побыть одному – меньше всего он хотел сейчас разговаривать с начальником экспедиции.

Но Улусов позвал его.

Когда Сергей подошёл, Улусов подвинулся на чемодане, давая ему место. В руках у Улусова была книга.

– Послушайте, какая прелесть, – сказал Улусов и нараспев прочёл:

 

Дикий гусь одинокий

Не ест и не пьёт

Лишь летает крича

В бесприютной печали.

Кто из стаи

Отставшего спутника ждёт

Коль друг друга

Они в облаках потеряли?

Гусю кажется –

Видит он стаю, как встарь,

Гусю кажется –

Где-то откликнулась стая.

А ворона –

Пустая, бездушная тварь,

Только попусту каркает,

В поле летая.

 

– Здорово! – воскликнул Сергей. – Очень здорово! Чьё это?

– Ду Фу.

– Очень здорово. Стыдно признаться, но я мало читал китайцев.

– Это замечательные поэты, – тихо сказал Улусов и вдруг совсем другим тоном спросил: – Серёжа, вам очень трудно в экспедиции?

Сергей быстро встал.

– Нет, – отчеканил он, – совсем не трудно. Только я не привык ходить грязным и терпеть не могу, когда меня опекают. И вообще я хочу спать. Спокойной ночи!

И он пошёл к палатке.

– Спокойной ночи! – вслед ему сказал Улусов.

 

 

XI.

Утром следующего дня они начали раскопки крепости: заложили первый шурф. Копали все, даже Петрович и Аля. Но находок не было, Колхозники, которые в обед обступили яму, смеялись над их странной и бесполезной работой. Трудно было представить, что на месте этого бугорка, в пятистах метрах от их деревни, где они много раз пасли своих овец, более двух тысяч лет назад стояло какое-то укрепление с высокими глиняными стенами, с башнями и бойницами.

– Зря стараетесь! – говорила, присев на корточки, одна толстая рябая баба, – кроме гнилого навоза ничего не сыщете.

– Найдём, – убежденно говорил Улусов, – приходите вечером.

После обеда заложили второй шурф. Сняли дёрн. И только начали копать на первый штык, как лопата Сергея стукнулась обо что-то твёрдое.

– Стой! – крикнул Улусов и побежал к Сергею.

Сергей присел на корточки и, быстро работая руками, вытащил из чёрной земли свою первую в жизни находку – большой осколок плоского камня.

– Зернотёрка! – закричал Улусов.

Все обступили Сергея и разглядывали стёршиеся края древнего каменного орудия.

Дальше находки стали попадаться часто. Почти целиком собрали из кусков зернотёрку, один за другим вынули из земли восемь черепков глиняного сосуда. На одном было какое-то подобие рисунка.

– Ты видал? – спросил Улусов Алёшу. – Ты видал когда-нибудь у тагаров такой орнамент?

– Не помню, – вглядевшись, сказал Алёша.

– И не можешь помнить. Не было ещё такого! Понимаешь, не было!

– Понимаю, – сказал Алёша,

Они проработали до темноты. Нашли ещё два черепка с тем же орнаментом, и все были рады, что первый день раскопок оказался таким удачным.

Когда вечером к ним снова пришли колхозники, Улусов разложил перед костром находки и долго рассказывал об истории края.

Не дослушав Улусова, Сергей встал и ушёл в свою палатку.

 

 

XII.

Однажды ночь застала их в пути. Случилось это так. Когда до горки, под которой Улусов решил разбить лагерь, оставалось не больше двух километров, было ещё совсем светло. Но тут дорога вдруг кончилась. Не обращая на это внимания, решили прорываться к горке по прямой и въехали в болото. Часа четыре Петрович, проявляя чудеса изворотливости, колесил по грязи, ища объезд. Но всё тщетно. Болоту, казалось, не было конца.

Стало темно. Машина по-прежнему с хрипом ползла по трясине, кусты то и дело хлестали по кузову. Машина часто буксовала. Тогда все спрыгивали прямо в грязь, кидали под колеса охапки веток. Петрович раскачивал грузовик, с треском переключал скорости, выискивал места посуше и упрямо тянул машину вперёд.

Кузов швыряло направо и налево. И Сергей удивлялся, как можно было уснуть при такой сумасшедшей тряске. Но и Аля, и Светлана, и Алёша, как только выдавалось четверть часа, когда грузовик не буксовал, тут же засыпали.

Сергею не хотелось спать, он курил, смотрел на горку, которая, хотя и медленно, но всё-таки приближалась к ним.

Вдруг машина резко затормозила. В кузове от толчка все на секунду проснулись. Потом Алёша и Аля тут же заснули снова. Светлана протёрла глаза, поправила волосы.

– Мы стоим? – спросила она Сергея.

Он кивнул.

– Что случилось?

– Сейчас посмотрю.

Сергей встал и высунулся из-под брезента. Он почти ничего не видел, но услышал, что прямо перед машиной журчит вода.

– Кажется, напоролись на протоку, – снова садясь, сказал Сергей.

Улусов открыл дверцу и вылез на ступеньку.

– Алексей! – позвал он.

Светлана дёрнула Алёшу за рукав, но он не проснулся.

– Алексей! – снова позвал Улусов.

Алёша крякнул и затряс головой.

– Да? Что такое, Семён Ильич?

– Пойди-ка поищи там объезд – указал вправо Улусов, – а то мы доползаемся до того, что бензин кончится.

– Сейчас, – ответил Алёша, – сапоги надену.

Пока он искал сапоги, Сергей вылез на крышу кабины, прямо с неё прыгнул на землю и побежал вправо по берегу протоки.

– Вы куда? – вслед ему крикнул Улусов.

– Дорогу искать.

– Алексей, тогда оставайся, – недовольно сказал Улусов.

Алёша пожал плечами и сел на место.

Сергей, прыгая с кочки на кочку, пробирался вдоль берега протоки. Он уже довольно далеко отошёл от машины, когда вдруг оступился, соскользнул с кочки и по колено провалился в топь. Сергей дёрнул правой ногой, левой. Но болото не отпускало его. Он сделал ещё несколько беспорядочных движений и провалился по пояс. Попытался вылезти, опираясь руками о землю, но руки по локоть ушли в топь. Рот почти инстинктивно, сам, передёрнулся, готовый закричать. Но Сергей овладел собой, остановил себя усилием воли.

Между тем он уже провалился по грудь, трудно стало дышать. Сергей запрокинул голову и увидел, что прямо перед ним растёт ивовый куст. Если б он заметил его секундой раньше – до него так просто было достать. Теперь кажется, что куст недостижимо высоко.

Сергей всё-таки попытался дотянуться до него, поймал несколько листочков, поспешно дёрнул ветку. Ветка прыгнула вверх, в руках у Сергея остались серебристые листья. Он снова потянулся к ветке теперь одной левой рукой.

Всё тело Сергея вытянулось в струну, чтобы выиграть хоть несколько миллиметров. Ему помог сильный порыв ветра.

Ветка наклонилась всего на одно мгновенье, но он успел ухватиться за тонкий зелёный побег.

Сергей, медленно перебирая пальцами, двигал руку по тоненькой веточке. Вот пальцы перешли на ветку потолще, и Сергей наклонил большой ивовый куст. Вцепившись в него, Сергей понемногу начал высвобождать всё тело. Вот он наклонил ещё несколько веток, и дело пошло быстрее.

Он вылез и, совершенно обессилевший, лёг на кочки. Грязные брюки прилипли к ногам, пот затекал в глаза, воздух с шипением вылетал из груди.

Он пролежал так минут пять, а может и больше. Но когда сзади загудела машина и Сергей услышал, что его зовут, он вскочил и стал пробираться дальше.

Не прошел и сотни метров, когда вдруг кусты раздвинулись, и он оказался на просёлочной дороге. От радости, что стоит на твёрдой земле, Сергей несколько раз подпрыгнул, потом внимательно осмотрел мостик через протоку. Брёвна на нём слегка подгнили, но проехать через него было всё-таки можно.

Сергей пошёл вдоль дороги. Он с радостью заметил, что просёлок сворачивает в том направлении, где стояла машина. Идти было трудно: то ли от страха, то ли от перенапряжения дрожали ноги, никак не восстанавливалось дыхание.

Снова загудела машина. Сергей свернул в дороги и пошёл на звук. Место оказалось сухим.

– Ты почему не отзывался? – беспокойно спросила его Аля.

Сергей не ответил. Он подошёл к кабине со стороны шофёра.

– Разворачивайся, – становясь на ступеньку, небрежно сказал он, – я нашёл дорогу.

 

 

XIII.

Прерывать разведку Улусов не хотел. Поэтому на следующее утро, как обычно, встали рано, позавтракали и двинулись в путь, хотя спали всего часа четыре.

Сперва все держались. Но когда расположились на обед на берегу быстрой горной реки Чулым, жара и купание разморили людей. Улусов посмотрел на их усталые лица с синими дугами под глазами и махнул рукой.

– Ладно, чёрт с вами, – сказал он, – выходных в разведке не положено, но перекур мы всё-таки устроим. До вечера все свободны.

– Ура! – закричала Аля.

– Только, чтоб как следует привели себя в порядок, – продолжал Улусов, – так и знайте: ещё раз такой роскоши скоро не будет.

После обеда все долго спали, а потом разбрелись кто куда по прибрежным зарослям ивняка.

Сергей взял вымазанные в болоте спортивные брюки и ковбойку и отправился вверх по берегу небольшого ручейка, бегущего в Чулым, отыскивать удобное место для стирки.

За крутым поворотом ручейка Сергей наткнулся на Светлану. Пригнувшись над водой, она что-то старательно намыливала. На ней был надет зелёный купальник с короткой юбочкой. На прибрежных кустах висели её трусики и лифчик.

Услышав, что кто-то подходит, Светлана подняла голову.

– Пардон, – сказал Сергей, театрально закрывая рукой глаза, – я ничего не видел.

Светлана рассмеялась.

– Это всё условности, – сказала она. В экспедиции с нами не считаются, каждый знает, что женщины носят некоторые предметы туалета – их даже на витринах выставляют.

– Ну тогда будем считать, что это витрина. – Сергей убрал руку от лица. – У тебя есть мыло?

– Есть. А ты умеешь стирать?

– Не знаю, но мне кажется, что я справлюсь с этим сложным процессом.

Светлана улыбнулась:

– Если так, то, пожалуй, не справишься. Ладно, давай постираю.

– Нет, это неудобно, тут брюки.

– Опять условности.

– Хорошо, – сразу согласился Сергей, – стирай. Но чем я тебя отблагодарю за самопожертвование?

– Посиди, поболтаем.

– С удовольствием, – сказал Сергей, – не знаю только, сочтёшь ли ты меня интересным собеседником.

– Ладно, давай без светских любезностей.

– Давай.

Сергей развалился на траве, достал сигарету и закурил.

– Ты лучше скажи: почему ты вчера не кричал? – развернув его брюки, спросила Светлана.

– Чёрт его знает, как-то не хотелось.

– Алёшка тебя страшно ругает, он говорит, что это мальчишество.

– Слушай, а как ты думаешь, Алёшка стал бы кричать на твоём месте?

– Не знаю, – безразлично ответил Сергей, – наверное, стал, если он меня ругает.

– Да, пожалуй, он закричал бы, – с сожалением сказала Светлана, и как бы оправдываясь, добавила, – ведь могло бы совсем засосать.

– Я был совершенно уверен, что выберусь.

– О, ты фаталист?

– Пожалуй, нет. Я знаю одного настоящего фаталиста. Он в Крыму без акваланга, в одной маске, заплывал в длинные подводные пещеры. Его родители дрожали, а он уверен, что никогда не утонет. Говорит: «Я в воде себя лучше чувствую, чем на воздухе».

– Это не Юрка Шистерин?

– Он! А ты откуда его знаешь?

– Как же, мы с ними в позапрошлом году отдыхали в Доме отдыха Академии наук.

– А я в прошлом там же.

...Оказалось, что у них в Москве много общих знакомых.

– Свет мал! Свет мал! – закричала Светлана.

– Нет, просто мирок учёных, даже в Москве, довольно узок.

– А ты помнишь, как Юрка Шистерин, когда прочёл Экзюпери, бегал по всем знакомым и кричал, что нашёл своего бога?

– Ещё бы! Мы тогда страшно поругались. Я ему сказал, что Экзюпери, хотя и милый писатель, но добрый к нежизненный романтик, а свой интеллектуальный мир нужно утверждать кулаками.

– Свой интеллектуальный мир нужно утверждать кулаками, – повторила Светлана. – Ты иногда поразительно точно говоришь.

– Стараюсь, – с деланным равнодушием ответил Сергей.

– Знаешь, – сказала Светлана (она подошла к Сергею и присела рядом с ним на траву), – мне и самой много раз приходили в голову такие мысли. Но я как-то считала их противозаконными.

– Почему? – удивился Сергей.

– Мы раз ехали с Алёшей в метро, и мне какой-то мужик в сапогах наступил на ногу. Я разозлилась и на весь вагон стала кричать, что с удовольствием била бы плетью всех хамов, пока они не научатся элементарным правилам поведения.

Сергей расхохотался.

– Великолепно! Ну, а дальше что?

– Мужик этот начал оправдываться, а на меня набросились пенсионеры: «Вот, мол, какая теперь молодежь пошла, все стиляги, и на ногу им не наступи!»

– Ох, как это знакомо! – воскликнул Сергей.

– А Алёша потащил меня к двери, и на следующей станции мы вышли, хотя нам надо было ехать дальше. Он сказал, что ему стыдно за меня. Что если мне дали хорошее воспитание, я не имею права презирать тех, что его не имеет. И ему стыдно за то, что мне приходят в голову такие мысли.

– Ну за то, какие мысли тебе приходят в голову, ты не можешь отвечать. Плохо, когда никакие не приходят.

– Верно! – согласилась Светлана, – но тогда я как-то заставила себя ему поверить и даже расплакалась – он очень горячо говорил. А в глубине души я чувствовала, что это всё-таки чуждый для меня взгляд.

– Ты извини меня, – сказал Сергей, – но Алексей в этом вопросе вряд ли может быть объективен. Ведь для него и культура, и воспитание открылись совсем недавно, он, кажется, откуда-то издалека?

– Да, – сказала Светлана, – он родился в деревне под Омском и до армии работал там в колхозе. Странно. Почему мне тогда не пришло это в голову?

Она задумалась, прилегла на траву и закинула руки за голову. Её стройные голые ноги лежали одна на другой, и левой она размахивала в воздухе. Продолговатые серые глаза были широко открыты.

«А она красивая! – подумал Сергей. – Очень красивая».

– Дай закурить, – попросила Светлана.

– Ты куришь?

– Так, иногда, когда Алёша не видит.

Сергей вынул пачку сигарет и протянул ей.

– У меня руки ещё мокрые, – сказала Светлана.

Сергей вставил ей в губы сигарету, и его пальцы коснулись её лица. Она смотрела на него. И Сергея взволновало это прикосновение и этот взгляд.

Светлана пустила вверх тонкую струйку дыма.

– Мне очень легко с тобой говорить, – задумчиво сказала она.

– И мне.

– Давай иногда по вечерам устраивать тет-а-тет.

– С удовольствием, – сказал Сергей и снова подумал: «А она красивая».

 

 

XIV.

С того дня они стали часто уходить вечерами из лагеря и подолгу пропадали в степи. Как-то однажды после ужина Алёша подошел к Светлане и тихо сказал:

– Мы что-то давно не беседовали, Светлана Георгиевна.

– Да, так как-то не получается.

– В этом кто-то из нас виноват.

– Ну, я конечно, – улыбнулась Светлана, – но вообще-то мы ведь много разговаривали...

– И тебе показалось, что больше нам говорить не о чем?

– Нет... но...

– Так в чём дело? Почему ты все вечера с ним?

– Ты ревнуешь?

– Пока нет. Но мне эти прогулки не нравятся.

– Хо-хо-хо. Я ещё не твоя жена, могу разговаривать с кем хочу.

– Разговаривать можно и в лагере.

– При Улусове?

– Ты раньше уважала его. Он не мешал тебе.

– Ну, раньше, – мягким голосом протянула Светлана. – Движение человечества вперёд состоит из свержения старых кумиров и установления новых, чтобы и их поскорее свергнуть.

– Это его мысль!

– Ну и что? Если я буду повторять только твои, то превращусь в «Душечку».

– Тогда придумай что-нибудь сама. Если будешь повторять сразу за несколькими людьми, лучше «Душечки» не станешь.

– Ты раньше не говорил мне грубостей.

– Не было причины.

– Ах, так! Тогда я с тобой вообще не хочу разговаривать.

– Что ж, это яснее, – сказал Алёша и пошёл к своей палатке.

– Ты что, хочешь совсем поругаться?

– Пока нет, – не поворачиваясь, ответил Алёша.

 

 

XV.

Несколько дней Алёша ждал, молча сжав зубы. Но Сергей и Светлана опять чуть не каждый вечер уходили вдвоём из лагеря, тогда Алёша попытался заговорить со Светланой ещё раз.

– Ты совсем не замечаешь меня, – сказал Алеша.

– А ты надеялся привлечь моё внимание хамством?

– Ты говоришь совсем чужим голосом.

– В последний раз ты сам ушёл от меня, может, надеялся, что побегу за тобой?

– Ты всё время с ним.

– А тебе это не нравится?

– Не нравится. И он мне не нравится.

– Хм, ты раньше о нём хорошо отзывался. Ты ревнуешь?

– Да, ревную. Светка, послушай меня. Он умный парень, но он не тот человек, каким ты его представляешь. Ты же не знаешь, как он относится к тебе!

– Я думала, что ты, по крайней мере, благородней.

– Ты напрасно так говоришь. Я имею право сказать тебе это. За все годы, что мы вместе, я часто решал за двоих.

– А вот теперь я хочу решать сама.

– Решай. Но послушай меня. Я ведь, прежде всего, – твой большой друг. Ты же знаешь, что я могу всё для тебя сделать...

– Можно в это поверить?

– Поверь!

– Сделай мне одно маленькое одолжение: не устраивай больше сцен.

– Хорошо, не буду, – сказал Алёша. – Я, кажется, понял тебя.

– Лучше поздно, чем никогда, – холодно ответила Светлана.

 

 

XVI.

А Светлана и Сергей снова и снова по вечерам уходили в степь, и с каждый разом возвращались всё позднее. Однажды они пришли совсем под утро...

Когда Светлана подходила к палатке, ей послышалось, будто кто-то всхлипнул. Она резко откинула полу, – в углу тихо плакала Аля.

– Что с тобой? – ласково спросила Светлана.

Аля молчала.

– Я видела, что ты не спишь, что случилось, девочка? – Светлана погладила Алю по волосам.

Аля резко отстранилась от неё.

– Ну не плачь, расскажи, что случилось?

Аля молчала и тогда Светлана всё поняла.

– Да ты любишь его, – шёпотом сказала она, – я знаю. Но ведь я ни в чём не виновата.

Аля не отвечала.

– И ты так плачешь все ночи! – зашептала Светлана. – Бедная моя!

Она подумала: «Значит, и мой Алёша… Нет, он не плачет – лежит и скрепит зубами. Мой Алёше… Почему я называю его «мой»? Я же не люблю его больше. Я Сергея люблю… Я люблю Сергея? А как же Алёша? Не может быть! Неужели я?..» – Вдруг догадка поразила её.

Аля заплакала громче. И Светлана тоже заплакала.

– Боже мой, почему сегодня – не вчера, – простонала она сквозь слёзы, – ещё вчера всё можно было исправить.

А Сергей, после того как простился со Светланой, не сразу полез в свою палатку – ему хотелось пить. Он подошёл к бочке, но там не было кружки. Он долго искал кружку в ящике с посудой. Когда он напился и положил кружку на место, из своей палатки в одних трусах вылез Улусов.

– Это вы? – спросил он. – Очень хорошо. Можно вас на два слова, Серёжа?

– Да – сказал Сергей.

Они отошли от палаток.

Улусов поёжился от холода.

– Это, конечно, не моё дело, – начал он, переминаясь с ноги на ногу и сложив руки на волосатой груди. – Может быть, это даже бестактно, только, видите ли, если у вас серьёзно, – это одно. А то... Ну, в общем, они со мной третий год в экспедиции. И в Москве они тоже вместе. Я всегда любуюсь ими. Понимаете?

– Понимаю, – безразличным тоном ответил Сергей.

Улусов заговорил резче:

– Словом, у них любовь. Настоящая. И они здорово друг другу подходят. Алексей решительный и умеет брать всё штурмом, но вот культуры ему иногда не хватает. Тут сильнее Светлана. Словом, и в науке, и в жизни они друг другу по-настоящему помогают. Они... – он вдруг остановился и плюнул себе под ноги. – Сам не знаю, зачем я вам это говорю. В общем, как хотите, но разбивать такое из-за флирта – это просто подло. Вы её можете увлечь на минуту. Потом она опомнится. Будет мучиться... У меня такого в экспедиции никогда не было.

Сергей слушал его спокойно и покачивал головой в такт словам Улусова. Когда наступила пауза, он спросил:

– Значит, вы считаете, что я должен её оставить?

– Да, должны.

– Что ж, пожалуй, вы правы, – задумчиво сказал Сергей и вдруг его глазах блеснули злые искры. – А что мне делать, если уже поздно?

– Как поздно?

– Не притворяйтесь, вы не ребёнок.

– Это правда?

– Может быть и неправда. А что, если правда?

– Тогда вы должны жениться на ней.

Сергей рассмеялся.

– На это у меня не хватит благородства.

– Значит весь наш предыдущий разговор издёвка?

– Ну, зачем так резко!

– Дело не в форме. Вы хотите воевать со мной?

– Да, пожалуй, придётся.

– Ладно. Но за что вы будете драться?

– А вы?

– За Алёшку, за Светку, за их любовь, за вас, в конце концов.

– А я всегда и со всеми бьюсь только за своё право быть таким, какой я есть – хороший или плохой – но никем не сделанный.

– Туманная цель.

– Меня она устраивает.

– Представители вашей философии на Западе, кажется, называются «сердитыми молодыми людьми»?

Сергей усмехнулся.

– Я вообще против того, чтобы подтягивать жизнь под рубрики и метки, но от «сердитых» не отказываюсь.

– Вы проиграете!

– Да, конечно, если вы начнете применять административные меры. Вы сможете выгнать меня из университета, но не переубедить.

– Никаких мер я применять не буду. А переубедит вас жизнь. Спокойной ночи, – уже уходя бросил Улусов.

– Спокойной ночи, – сказал ему в спину Сергей.

 

 

XVII.

Следующим вечером произошло нечто такое, чего Сергей никак не мог ожидать.

Когда он спокойной, немного ленивой походной подошёл к Светлане и предложил ей пройтись, она вдруг посмотрела на него с ужасом и тихо, но как-то исступлённо проговорила.

– Нет! Никогда! Не подходи ко мне больше!

– Что это? – удивленный переменой, неуверенно спросил Сергей, – что случилось?

– Ничего. Я ничего не буду объяснять. Но не подходи ко мне больше.

Сергей понял по её тону, что продолжать разговор глупо.

– Хорошо, – сказал он, повернулся и ушёл из лагеря один.

«Наверное, просто истерика, – думал Сергей, – в таких случаях это иногда бывает».

Ему было всегда неприятно чувствовать, что он причинил человеку боль. И Сергей стал убеждать себя, что он ни в чём не виноват.

«Конечно, это истерика, – решил он. – Завтра всё пройдёт».

Он успокоился и вернулся в лагерь.

Но назавтра он услышал то же иступленное: «Нет!».

– Я же просила тебя никогда не подходить ко мне!

Сергей снова ушёл гулять один. Он не спеша передвигал ноги, стараясь этим медленным движением успокоить себя. Но ничего не получалось.

Ему не раз удавалось уговорить себя поверить в то, во что хотелось верить. И сейчас он шёл и думал, что у него нет никаких причин волноваться, и что Светлана ему никогда всерьёз не нравилась.

Но на следующий вечер какая-то сила снова толкнула его к ней, и он опять услышал: «Нет!».

Это повторялось изо дня в день. И чем исступлённей, чем решительней звучал её отказ, тем яснее понимал Сергей, что он любит Светлану.

 

 

XVIII.

Ещё в Абакане Сергей узнал, что курганы и крепости – это лишь побочная цель разведки. Главная – найти знаменитую скалу с рисунками (писаницу), которую 80 лет назад видел финский археолог Жорж Оспеллинг.

Когда въехали в район, где должна была находиться писаница, все стали говорить только о ней.

Скалу искали уже третий день. К обеду Сергей решил, что никакой писаницы не существует.

Обедали наскоро. Остановились прямо у дороги, Аля раздала всем по банке консервов и по ломтю хлеба. За обедом Улусов рассказывал историю писаницы.

– Он был идеалист и ещё к тому не трепач, – перебил Улусова Сергей.

– Кто он? – спросил Улусов.

– Жорж Оспеллинг.

– Жорж Оспеллинг – большой учёный.

– Всё равно – трепач.

– Ешьте «Бычки в томатном соусе», – устало поморщился Улусов.

– Я и так ем.

– Молодец!

– Вы хотите сказать, что это меня не касается?

– Я хочу сказать, что вы проголодались.

Сергей швырнул банку консервов в сторону, резко поднялся с земли и пошёл к ручью.

Улусов продолжал дальше тем же тоном:

– Котлы, быки, чум – всё это мало интересовало его. Он искал здесь подтверждение своей панскандинавской теории. Про эту скалу с рисунками он написал всего несколько слов, а главное – неточно указал её местоположение.

Сергей сидел на берегу ручья за пучком осоки. Смотрел на воду, курил и мрачно перебирал в памяти события прошедшего дня. С самого утра они колесили вокруг деревни Подкамень, разыскивали писаницу Оспеллинга. Десять часов тряски по бездорожью. Они лазили на гору и осматривали скальные барьеры.

На красных камнях были морщины, выбитые ветром, дождём, весенними ручьями – ни одной линии, проведённой рукой человека.

Он вспомнил, как несколько часов подряд пробирался над пропастью вдоль отвесных каменных стен по узкому карнизу.

«А Улусову на это наплевать, – думал Сергей. – Он ценит только людей, похожих на него самого. Остальное, хоть сдохни, – он не заметит».

 

 

XIX.

Искали писаницу, а нашли могильник. Он открылся неожиданно и весь сразу. Машина с хрипом вползла на плоскую горку. Могильник лежал прямо под ней, в долине – полтора десятка громадных тагарских курганов с двухметровыми плитами, расставленными по оградам.

Могильник оказался целым музеем древнего искусства – почти на каждом кургане одна плита была с рисунком.

Улусов бегал от плиты к плите, смеялся и хлопал себя по бёдрам. Здесь были неуклюжие, выбитые точками тагарские лошади и круглые тамги. Рисунки таштыкцев. Изображения кыргызов были сделаны сплошными линиями.

Улусова больше всего интересовал 10-12 век – кыргызы. От радости он, казалось, забыл про неудачу с писаницей.

У одной из плит он увидел Сергея. Сергей стоял на коленях. Пальцем водил по плите, восстанавливая для себя полустёршуюся часть изображения. Сергей сказал:

– Вор рисовал.

Улусов не расслышал.

– Что, нравится? – захохотал он.

Сергей взглянул на него и нахмурился. Потом снова стал смотреть на плиту.

– Да, я люблю сильных людей.

– Ну и чёрт с вами, любите, – махнул рукой Улусов. – Что разглядели?

– Вор рисовал.

– Да ну?

– Видите? Они угоняют быков.

– Ну и шельма! – захохотал Улусов. – Конечно! Вон лежит пастух. Один его добивает. Другие уже гонят.

– Я не догадался, что это пастух.

– Ну и шельма! Украл, да ещё и камню нахвастался!

– А быки какие мясистые!

– А пастуха каким жалким сделал!

– Здорово! – заключил Сергей.

– Здорово! – согласился Улусов и остановился. – Да, но здесь трещины в камне, дели, условность в рисунке. Вы раньше этим никогда не занимались?

– Нет.

– Молодец!

Улусов вскочил, побежал, притащил за рукав Алёшу. Стал объяснять ему рисунок. Смеялся и хвалил Сергея.

 

 

XX.

Один из кыргызских рисунков особенно понравился Улусову. На нём была мощная фигура лучника, в латах, в шлеме, с округлившимися мускулами. Девонский песчаник, из которого была сделана плита, легко сломился. Двумя ударами лома Сергей отделил от большой плиты тонкий пласт с рисунком. Теперь нужно было отбить его поперёк – снизу. Сергей снова стукнул ломом. Лом звякнул и отскочил, дрожа. Вибрация передалась ладоням.

– Зубилом нужно, – сказал нетерпеливо Улусов. Сергей ударил молотком по зубилу, как будто заколачивал гвозди.

– Бейте резче, – посоветовал Улусов.

Молоток сорвался и задел руку. Сергей выронил зубило. Алёша отколол плиту десятком уверенных, чётких ударов.

Сергей разозлился на Улусова. Залез в кузов, сел на лавочку и закупил.

По тяжёлому топоту шагов он узнал Улусова. Улусов заглянул в кузов.

– Рука не болит?

– Нет.

– Тогда пойдемте, сделайте эстампажик. Я такую прелесть нашёл!

На крайнем кургане был едва заметный маленький невыразительный рисунок, сделанный на уровне земли. Сергею он совсем не понравился. Ценным в нём было только изображение двух кыргызских котлов необычной формы.

Сергей лёг на живот. Левой рукой прижал к плите миллиметровку, линованной стороной к рисунку. Правой водил по бумаге неотточенным карандашом. Водить так нужно было до тех пор, пока на зачернённом фоне не проступит белыми линиями рисунок.

Сергей услышал, как завелась и тронулась машина. Куда-то уехал Улусов, догадался он и выругался:

– Любуется окрестностями, а тут валяйся на земле и делай бессмысленную работу.

Левая рука затекла, на правой болели все мышцы. На бумаге чётко проступала каждая трещина камня. Они причудливо извивались по серому фону. Рисунок терялся среди трещин. Он был выбит мелко, и его испортило время.

Сергей сильнее надавил на карандаш. Через несколько минут начала проступать левая стенка меньшего котла. Сергей двинул карандаш дальше –  бумага с лёгким шелестом порвалась: карандаш попал в глубокую щель камня и потянул за собой гофрированную дорожку.

Сергей стиснул зубы. Встал, разминая ноги, и пошёл в лагерь за новым куском миллиметровки.

В лагере Аля варила на ужин картошку. Сергей узнал, что Улусов поехал в ближайшую деревню расспросить у стариков, не знает ли кто про писаницу Жоржа Оспеллинга.

«И этой бредовой идеи не оставил», – подумал Сергей, снова ложась возле плиты.

Меньший сосуд получился почти полностью. Оставалось только дно. Сергей аккуратно повёл карандаш, помня о проклятой трещине. Но левая рука ослабла, и он сдёрнул бумагу с места.

В лагере он столкнулся с Алёшей. Тот принимался за четвёртый рисунок.

– Помочь? – спросил он.

– Сам, – ответил Сергей.

Начали сгущаться сумерки. Сергей уже плохо видел рисунок. Руки болели. Земля стала сырой. Комары вились тучами. Они садились на лицо и шею и спокойно сосали кровь. Руки были заняты – нечем было отгонять комаров.

Сергей встал, разорвал недоделанный эстампаж, сказал:

– К чёрту! – и пошёл в лагерь.

Сваренная картошка стояла у костра, – из-под крышки валил пар. На огне стояло ведро с чаем. Сергей бросил в огонь испорченные куски миллиметровки. Он ненавидел этот рисунок.

Сергей сел у костра и стал греть руки. Чтобы присесть поближе к костру он отодвинул кастрюлю с картошкой. Около неё лежал лом. Сергей взял лом и пошёл к плите.

Два коротких удара, и пласт с рисунком отделился от плиты. Теперь её нужно было бить снизу зубилом. Сергей это помнил.

«Ничего, и так отслоится», – решил он и ещё раз ударил сверху ломом. Тоненький пласт отвалился, сломавшись посредине рисунка. На краю были только правые стенки обоих сосудов.

Сергей со злостью стукнул ещё раз по большой плите, левая часть рисунков отскочила, разломившись на десятки мелких кусков. Теперь рисунок было невозможно восстановить.

«Улусов», – с ужасом подумал Сергей.

Он собрал все осколки и, чтобы ободрить себя, сказал вслух:

– Ну и чёрт с ним! Полыхать мне, что ли, из-за паршивых котлов!

А всё-таки было страшно.

 

 

XХI.

Скоро приехал Улусов. Он был усталым и расстроенным. О писанице Оспеллинга никто в деревне не знал.

– Как эстампаж? – спросил Улусов Сергея.

– Я разбил рисунок.

– Что? Где он?

Сергей показал ему на груду обломков. Улусов попытался их собрать, у него ничего не вышло.

Он поднялся. Руки его дрожали.

– Варвар! – прошептал он. – Вы хоть понимаете, что наделали?

– Меня кусали комары, – сказал Сергей.

– Вы спеете называть себя культурным человеком! – закричал Улусов. – Где ваша хвалёная воля? Вы все уши прожужжали про неё. Кто вас просил отбивать плиту? Не сумели снять эстампаж, – так и скажите!

«Логично говорит», – подумал Сергей. Но он почувствовал, как зудит искусанная комарами шея, и все мысли опять захлестнула злость.

С курганов с эстампажами в руках вернулись Алёша и Светлана. Они застыли на месте, услышав крик Улусова.

Улусов не умолкал:

– Мы на фронте под обстрелом, жизнь отдавая, спасали памятники культуры. А у вас от комариного писка штаны мокрыми стали. Трус! Безвольная тряпка. Только и умеете хвастать!

Когда оп кончил, Сергей, мрачный и сжатый, как пружина, сквозь зубы сказал:

– Вы мне ещё ответите за это!

Улусов снова взорвался:

– Вы грозитесь! Вы обещаете мне отомстить! За что? Да и каким образом? Может, вы драться будете, 700 веков культуры? Что вы мелете?

Сергей не ответил, он вдруг повернулся и быстро пошёл прочь от лагеря.

Ужинали молча.

 

 

ХХII.

Сергей поднимался вверх. Это была та самая гора, с которой они сегодня увидели могильник. За ней выше и выше уходили горы, ярусами поднимаясь одна над другой. В ушах как будто застряли слова Улусова:

«Мстить! Каким образом? Что вы можете?»

И чувство собственного бессилия и злость гнали его дальше и дальше. Он, казалось, хотел уйти от этих слов Улусова. Но уйти от них было невозможно. И он всё время слышал: «Мстить! Каким образом? Что вы можете?»

Сергей поднялся на крутой склон. Он выдохся и посмотрел вниз. Ярко горел костёр. Он вырисовывал силуэты палаток и машину.

– Не хочу это видеть! – задыхаясь, крикнул Сергей и снова полез вверх.

Но лагерь был виден отовсюду. И хотя Сергей устал, он твёрдо решил, что не остановится, пока не перевалит верхний гребень это массива. Садился, отдыхал и снова лез в горы.

Вот и гребень. Сергей постоял на нём с минуту, радуясь, что достиг цели, и сбежал вниз, в темноту. Это было опасно. Но ему повезло. В том месте спуск был пологий, а всего метрах в пяти, левее, начинался высокий скальный барьер. Сергей оказался на плоской, лишь немного покатой террасе. У её края была лощинка, в которой виднелись силуэты деревьев.

«Хорошо, – подумал Сергей, – сейчас разожгу костёр».

Он аккуратно спускался по лощинке. В темноте ничего не было видно. Хворост он искал по хрусту: наклонялся, когда под ногой трещали сухие ветки. Сушняка было много.

Он скоро поднялся обратно на террасу с охапкой хвороста. Ветер дул со стороны лагеря. И гребень горы защищал террасу от ветра. Сергей разложил костер под скалой. Огонёк весело лизнул тоненькую бересту и заиграл по сухим берёзовым веткам.

Сергей подкинул в костёр хвороста. Над кострой высоко взвились языки пламени. Стало тепло. Сергей сел у костра, потянулся и закинул голову.

И вдруг замер. На скале, прямо над его головой, пламя выхватило из темноты большую, мощную фигуру лошади. Рядом был олень, немного ниже – бык, верблюд... Сергей вскочил на ноги: собаки, барс, лисица… Сергей выхватил из костра ярко горящую ветку.

В красном свете факела он увидел картину древнего художника. Свирепые кабаны, лошади, собаки, барсы, верблюды с ужасом разбегались в стороны, человек-богатырь с огромными, сильными рукам натягивал тяжелый лук.

Сергей стоял и, не отрываясь, смотрел на картину, пока не погас его факел, тогда он сделал новый факел и ещё долго смотрел.

Сергей пошёл влево, потом вправо: весь скальный барьер был усеян рисунками.

Здесь были сцены охоты, бытовые сцены, табуны коней, котлы, кибитки, шалаши, чумы, фигуры жрецов и воинов. Всё было выбито уверенной рукой мастера.

Сомнений на оставалось – это была писаница Жоржа Оспеллинга. Факел снова погас. Сергей бросил остатки веток обратно в костёр и ещё долго молча стоял у скалы.

«Мстить? Каким образом?’ – снова вспомнил Сергей и расхохотался.

Он разложил вдоль скалы четыре костра и просидел у писаницы до рассвета.

Потом встал и пошёл обратно в лагерь.

 

 

ХХIII.

Улусов умывался. Аля поливала ему из ковшика. Он фыркал и долго тёр шею. Сергей подумал – здороваться или не здороваться? И всё же поздоровался.

– Доброе утро, – как всегда, ответил Улусов.

За завтраком Сергей ел много и молчал. Говорили больше Алёша и Улусов. Сергей понял, что и сегодня Улусов хочет идти на поиски писаницы.

Пошли четверо – Алёша, Улусов, Светлана, Петрович. Когда все собрались, Улусов крикнул:

– Сергей, вы готовы? – он первый раз обратился к нему за всё утро.

– Я не пойду, – сказал Сергей и, прихрамывая, двинулся к своей палатке, – у меня нога стёрта.

– Это правда? – очень серьёзно спросил Улусов.

Сергея взорвало.

– Вам что, пятку предъявить? Так она у меня плохо пахнет.

– Ну и наплевать, – сказал Улусов, – пошли, ребята!

Сергей стоял у палатки и смотрел им вслед. Он убедился, что Улусов повёл людей на восток, в противоположную от писаницы сторону и полез в палатку спать.

 

 

ХХIV.

Он проснулся от того, что услышал стоны. Они шли откуда-то снаружи. Сергей не сразу понял, что это происходит наяву.

Потом Аля кого-то спросила:

– Что, опять задёргалась? – и снова стон. Ему показалось, что стонала Светлана.

Никто не ответил.

Он оделся и полез в палатку к девушкам.

– Разрешенья б спросили, – сказала Аля.

Она сидела на корточках возле Светланы.

Светлана лежала на спальном мешке, неестественно вытянув левую ногу: Нога сильно отекла в ступне.

– Что случилось?

– Они искали рисунки, ответила Аля, – Светлана сорвалась со скалы. Хорошо, что невысоко было.

– Ну? – спросил Сергей.

– Вся цела, только вот нога.

– Перелом? – спросил Сергей

– Нет-нет, растяжение, – тихо сказала Светлана.

– У меня есть эластичный бинт! – сказал Сергей.

Светлану принесли в лагерь Алёша и Петрович. Улусов велел её немедленно отправить в больницу. Она с ним не спорила. Но в лагере, когда поняла, что у неё растяжение, наотрез отказалась ехать: это значило отстать от экспедиции. Её уговаривали, но бесполезно. Тогда Петрович и Алёша вернулись к Улусову, чтобы снова искать писаницу в восточном направлении. Улусов хотел искать до темноты.

Светлана громко кричала и плакала, когда Сергей плотно стягивал ей ногу эластичным бинтом. Потом ей стало легче. Она тихо сказала:

– Спасибо, я не знаю, что было бы со мной, если бы не ты.

Аля опустила голову и вылезла из палатки.

– Пустяки, – сказал Сергей. – Ты знаешь, что я люблю тебя!

– Не надо, Серёжа! – вскрикнула Светлана.

– Почему? Почему раньше ты была в восторге, когда я тебе это говорил?

– Это была ошибка.

– Неправда, для простой ошибки это слишком далеко зашло.

– Это была страшная ошибка. Из-за неё я искалечила себе всю жизнь.

– Нет, так и должно было случиться! Я тебя люблю. Давай поженимся.

– Нет, – твердо сказала Светлана.

– Почему?

– Я люблю Алёшу.

– Не может быть! Ведь ты же была со мной...

– Уйди, – закричала Светлана, – не смей говорить об этом. У меня была какая-то сумасшедшая истерика. Я сама не понимаю, как это могло случиться. Я не знаю, как я могла хоть на секунду забыть Алёшу. Я ни в чём не обвиняю тебя – я сама грязная и отвратительная. Но я не могу сейчас тебя видеть. Уйди, уйди, пожалуйста!

Сергей молча вылез из палатки.

 

 

ХХV.

Они вернулись раньше, чем предполагали. Улусов боялся за Светлану. Он посидел несколько минут около неё, а потом полез к себе в палатку и не вылезал до самого обеда.

У него начался сердечный приступ, и Петрович рассказывал, что Улусов сосал какую-то большую таблетку из круглой железной коробочки.

Все поминутно бегали то к нему, то к Светлане.

Сергей долго ходил вокруг машины, потом колол дрова, потом хотел помочь Але готовить обед, но она его прогнала. Он лёг в своей палатке и всё думал, думал, думал.

Когда Улусов сел на землю в тени за машиной, у листа фанеры, который служил им столом, он вдруг показался совсем старым. Бросились в глаза седые виски и большие тёмные круги под глазами.

Он ел медленно и долго. Потом поставил миску на фанеру.

– После обеда снимаем лагерь и едем в Абакан.

– Нет! – сказал Алёша.

Улусов как-то испуганно остановил его движением руки.

– Не надо! Я сам обо всём думал. Мы ищем писаницу уже четыре дня. Больше не имеем права. По плану экспедиции мы ещё должны произвести раскопки под Све-Тахом. Там тоже много материала. ХII век. Можем не успеть.

– А как же ваша докторская? – из палатки спросила Светлана.

– Будем искать ещё в будущем году. Я всё равно не выпущу книгу о древней искусстве Хакассии, пока не найду эту писаницу.

– А может, её нет? – вставил Петрович.

– Есть.

– Давайте искать ещё! – сказал Алёша.

– Нельзя, – ответил Улусов, – нет времени! Светлане нужен хороший врач. Да и я теперь не ходок дня на четыре. Надо ехать.

Миска в руке Сергея наклонилась, и жирный суп из свиной тушёнки протёк на его красивые спортивные брюки.

Он тоже поставил миску на фанеру.

– Семён Ильич, – сказал он, не глядя на Улусова, – я нашел писаницу.

– Что? – удивился Улусов.

– Я нашел писаницу вчера вечером.

– Вчера вечером? – переспросил Улусов и вдруг закричал: – Вон из экспедиции!

Сергей улыбнулся.

– Но ведь я её нашёл.

– Ты почему молчал? – спросил Алёша.

Сергей не ответил.

– Сволочь! – выдохнул Улусов. – Чтоб духу вашего здесь не было! Завтра же! – спокойно сказал он, заходя в палатку.

– Семён Ильич! – Сергей вскочил на ноги и побежал к Улусову.

– Я шесть лет искал себя. И нашёл. Я не могу без экспедиции.

– Врёте! – сказал из палатки Улусов, – вам наплевать на экспедицию. Вы просто нашли место, где легко быть красивым.

– Семён Ильич! – тихо попросила Аля. – Не выгоняйте его, честное слово, он исправится.

– Ты хорошая девочка, – ласково сказал Улусов, – но сейчас тебе лучше помолчать.

Алёша надел кепку, поправил на плече ремень фотоаппарата.

– Пошли, – приказал он Сергею.

– Куда?

– На писаницу, конечно.

– Алёшик! – крикнула Светлана. – Не ходи с ним! Он страшный человек. Ему чёрт знает, что может прийти в голову!

– Не бойся, – ответил Алёша, – он совсем не страшный.